Словно в раю

Совместными усилиями им удалось его усадить. Маркус взял стакан и осушил его самостоятельно. Что вызвало у него ощущение триумфа.
– Ты выглядишь значительно лучше, – заметила Онория, моргая, чтобы проснуться. – Я… я… я…
Она снова замигала, но на сей раз Маркус заподозрил, что она удерживает слёзы:
– Так хорошо снова видеть тебя.
Он кивнул и протянул стакан:
– Ещё, пожалуйста.
– Разумеется. – Она налила второй стакан и подала ему. Он жадно выпил воду одним глотком и сделал вдох только после того, как стакан опустел.
– Спасибо, – сказал Маркус, возвращая ей стакан.
Онория взяла стакан, поставила его на место и села в кресло.
– Я так тревожилась за тебя, – проговорила она.
– Что произошло? – спросил Маркус. Он помнил кое-что: её мать с ножницами, гигантского кролика. Как Онория назвала его пробным камнем. Это он запомнит навсегда.
– Доктор дважды навещал тебя, – поведала ему Онория. – Доктор Уинтерс. Младший. Его отец…. Не знаю, что с его отцом, но мне, честно говоря, нет никакого дела до него. Он даже не осмотрел твою ногу. Он не знал, что у тебя загноилась рана. Если бы он увидел её до того, как она пришла в такое состояние, всё могло бы быть иначе.
Она раздражённо сжала губы:
– А может быть, и нет.
– Что сказал доктор Уинтерс? – спросил Маркус и добавил для ясности: – Младший Уинтерс.
Онория улыбнулась:
– Он думает, что тебе удастся сохранить ногу.
– Что? – Маркус потряс головой, пытаясь уяснить.
– Мы боялись, что ногу придётся ампутировать.
– О, Бог ты мой. – Маркус упал на подушки. – О, Господи.
– Наверное, хорошо, что ты ничего не знал об этой возможности, – мягко сказала Онория.
– Боже мой, – Маркус не представлял себе жизни без своей ноги. Он полагал, что мало кто её себе представляет до тех пор, пока это не случится.
Онория сжала его руку:
– Всё будет хорошо.
– Моя нога, – прошептал Маркус. У него возникла иррациональная потребность немедленно сесть и посмотреть на свою ногу, просто чтобы убедиться в том, что она есть. Он заставил себя лежать на месте. Онория сочтёт глупостью его желание удостовериться самому. Но нога болела. Боль была сильной, и он был благодарен ей за это. По крайней мере, понятно, что нога находится там, где ей положено быть.
Онория отняла руку, чтобы подавить сильный зевок.
– Ох, прости, – выговорила она. – Боюсь, мне мало удавалось спать.
По его вине, сообразил Маркус. Ещё одна причина для благодарности.
– Это кресло не очень удобное, – сказал он. – Ты можешь лечь с другой стороны кровати.
– Нет, не могу….
– Вряд ли это намного неприличнее того, что уже произошло сегодня.
– Нет, – Онория выглядела так, словно улыбнулась бы, не будь она такой уставшей. – Я имею в виду, что действительно не могу этого сделать. Матрас промок, когда мы промывали рану.
– О, – и тут Маркус рассмеялся. Потому что это было смешно. И потому что так приятно было смеяться.
Онория поёрзала в кресле, пытаясь сесть удобно:
– Может быть, я смогу лечь поверх одеяла.
Она вытянула шею, разглядывая это место.
– Как пожелаешь.
Она устало вздохнула:
– Ноги могут вымокнуть. Но, думаю, мне уже всё равно.
Через минуту Онория уже лежала на кровати, поверх одеяла. Маркус лежал рядом, правда, большая часть его тела была закрыта покрывалом. Он предположил, что они намеренно оставили раненую ногу открытой.
Девушка зевнула.
– Онория, – шепнул он.
– М-м-м?
– Спасибо.
– М-м-м, х-м-м.
Момент был упущен, и Маркус произнёс слова, которые должен был сказать: «Я рад, что ты здесь».
– И я тоже, – сонно отозвалась она. – Тоже рада.
Её дыхание постепенно выровнялось, его дыхание тоже. И они заснули.
Онория проснулась на следующее утро в приятном уюте и тепле. С закрытыми глазами она вытянула пальцы ног, распрямила ноги и покрутила лодыжками в разные стороны. Она всегда проделывала этот утренний ритуал. Затем наступала очередь рук. Они открывались как маленькие морские звёзды и снова закрывались. Потом шея – вперёд, назад и по кругу.
Она зевнула, сжала ладони в кулаки и вытянула руки… Врезавшись в кого-то.
 
Онория замерла. И открыла глаза. К ней вернулась память.
Силы небесные, она лежит с Маркусом в постели. Нет. Нужно перефразировать. Она лежит уМаркуса в постели. Но не сним.
Неприлично, конечно, но должно же существовать особое разрешение на отступление от правил для молодых леди, которые оказываются в кровати с джентльменом, который слишком болен для того, чтобы их скомпрометировать.
Она попыталась медленно отодвинуться в сторону. Только бы не разбудить Маркуса. Наверное, он даже не знает, что она здесь. В буквальном смысле рядом, возле него, бок о бок, соприкасаясь ногами. И точно не в том дальнем углу кровати, где она легла ночью.
Согнув колени, девушка упёрлась пятками в матрас в поисках опоры. Вначале она подняла бёдра, сдвинув их на дюйм вправо, потом плечи. Снова бёдра, переставила ноги. Опять плечи и …
Бум!
Рука Маркуса тяжело приземлилась на неё.
Онория снова замерла. О небо, что же ей теперь делать? Может, если подождать минуту-другую, он снова вернётся в прежнее положение.
Она подождала. И ещё подождала. И Маркус начал двигаться.
Прямо на неё.
Онория нервозно сглотнула. Она не знала, который час – рассвет уже наступил, но кроме этого, никаких подсказок не было. И ей очень сильно не хотелось, чтобы миссис Уэзерби застала её распростёртой на постели под Маркусом. Или её мать, что ещё хуже.
Конечно, никто не станет плохо думать о ней, особенно после всего, что произошло днём раньше. Но она не замужем, а Маркус холост, и они лежат в кровати, и на Маркусе очень мало одежды, и…
И этого достаточно. Она встаёт. Если он проснётся, так тому и быть. По крайней мере, его не разбудит пресловутое дуло пистолета, подталкивающее к алтарю.
Онория выбралась из кровати, пытаясь не обращать внимания на приятные сонные звуки, которые издавал Маркус, устраиваясь под своим покрывалом. Едва оказавшись на ковре, она быстро взглянула на его ногу. Кажется, она заживает положенным образом, не было ни малейшего признака страшных покраснений, о которых предупреждал доктор Уинтерс.
– Благодарю, – прошептала Онория, вознося коротенькую молитву за его выздоровление.
– Всегда пожалуйста, – шёпотом ответил Маркус.
Онория взвизгнула от неожиданности, подпрыгнув на целый фут.
– Прости, – покаялся Маркус, но он уже расхохотался.
Самый прекрасный звук, который Онории доводилось слышать.
– Я благодарила не тебя, – дерзко ответила она.
– Знаю, – улыбнулся он.
Онория попробовала разгладить юбки, которые измялись ужасно. На ней оставалось то самое голубое платье, которое она надела в Лондоне – прости, Господи – два дня тому назад. Она даже представить себе не могла, на кого сейчас похожа.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Гораздо лучше, – ответил Маркус, усаживаясь. Онория заметила, что он натянул на себя одеяло. Именно поэтому её румянец был сейчас скорее розовым, чем багрово-красным. Забавно. За вчерашний день она сотни раз видела его голую грудь, кромсала и резала его голую ногу. А ещё она мельком видела его ягодицы, когда он метался в горячке, о чём ему, конечно, не расскажет. Но теперь, когда они оба пришли в себя, и Маркус больше не находится на пороге смерти, она не может взглянуть ему в глаза.
– Всё так же болит? – спросила девушка, указывая на повреждённую ногу, торчавшую из-под покрывал.
– Скорее, ноет.
– У тебя останется ужасный шрам.
Маркус лукаво улыбнулся:
– Я возгоржусь и стану лицемерить.
– Лицемерить? – повторила за ним Онория, не сдержав удивления.
Он наклонил голову, разглядывая чудовищную рану:
– Думаю, что смогу представить дело так, будто я сражался с тигром.
– С тигром. В Кембриджшире.