Шаги во тьме
После такой решительной самоэкзекуции задышалось и впрямь посвободнее, несмотря на папиросный туман. Решив, что на сегодня уже достаточно и беготни, и терзаний, Владимир Гаврилович запер кабинет, улегся на диван, подложив под голову стопку папок, и принялся загибать пальцы.
Итак. Обналичить страховой полис у братьев не получилось. Это, кстати, можно занести в актив сыскному отделению. Большой палец. Судя по всему, с деньгами у них негусто: экономия на извозчике, скупердяйство в кафетерии. Указательный палец накрыл сверху большой. Тем не менее, надеяться на полное безденежье не стоит – с утра во всех полицейских отделениях огромной империи появится описание и младшего Гилевича тоже, словесный же портрет старшего уже давно доведен до каждого городового и жандарма. Еще два пальца загнулись. И все равно негусто, не набралось даже на кулак.
Брегет тренькнул в жилетном кармане, отыграл куплет гимна и отзвонил восемь раз. Владимир Гаврилович потянулся, хрустнул занемевшей от канцелярской «подушки» шеей. Пора домой, утро вечера мудренее. Живот согласно буркнул.
Филиппов поднялся со своего неудобного ложа, натянул пальто, перчатки, шляпу, сбежал по лестнице. По должности начальнику сыскной полиции полагалась служебная квартира тут же, на первом этаже, но Владимир Гаврилович пользовался ею крайне редко, только когда выдавалось какое-нибудь особое ночное бдение – облава, к примеру, или оперативные допросы. Без нужды пренебрегать домашними обедами он не любил. Посему, подняв повыше воротник, он спрятал ладони в карманах пальто и чертыхнулся, нащупав рубчатую рукоятку браунинга, но возвращаться было лень. Вжав ради пущего ветрооберегательного эффекта голову в плечи, он свернул налево за угол, несолидно просеменил по переулку до юсуповского забора, направо на Офицерскую, с нее в Фонарный.
Фонарный переулок свое название оправдывал лишь частично: огни горели только на углах домов, оставляя между ними практически непроглядные участки и совершенно не проникая в арки. Немного света перепадало мостовой от окон из-за не до конца задвинутых гардин, но навигации это помогало не сильно. Еще раз помянув черта, Владимир Гаврилович пообещал себе непременно направить запрос в канцелярию градоначальника с описанием ситуации с уличным освещением и объяснением зависимости от него уровня преступности в столице – и даже уже мысленно принялся составлять реляцию, как скорее почувствовал, чем увидел метнувшуюся ему наперерез из-под арочного свода темную фигуру. Рефлексы, как всегда, опередили разум – голова еще заканчивала фразу для завтрашнего письма, а левая рука, вынырнув из кармана, крепко ухватила резвую тень за место, где должен был находиться ворот (что-то на него похожее там, к счастью, оказалось – то ли шарф, то ли платок), дернула на себя. Одновременно ноги повернули туловище сыскного начальника против часовой стрелки, подставили неопознанному субъекту бедро, увлекая того на неприятную встречу с холодной твердой мостовой. Правое колено придавило упавшего к земле, а правая рука моментально уперла уже лежащему противнику в подбородок короткий ствол револьвера, щелкнув курком.
– Ну вы даете, начальник! – восхищенно прохрипела тень.
– Жихарь? – узнал в лежавшем дельца из Холмуш Филиппов. – Перешли от скупки награбленного непосредственно к грабежам?
Владимир Гаврилович поднялся, протянул руку Сеньке. Тот, кряхтя, тоже принял вертикальное положение.
– Сами же просили известить, ежели кто объявится с цацками вашими. А как мне вас известить, не в кабинет же к вам заявиться? Вот и жду. Не под фонарем же мне торчать?
– Торчали бы под фонарем – попали бы ко мне в кабинет с городовым. И без подозрений обошлось бы, и переночевали бы в тепле, – хмыкнул в усы Филиппов. – Ну извините, Семен. И радуйтесь, что я вам не сломал ничего от неожиданности. Почему здесь ждали?
– Так вы всегда одной дорогой домой ходите. Здесь самое удобное место, темно, от городовых далеко.
Пообещав себе кроме жалоб городскому начальству на уличные фонари еще и разнообразить свои привычные маршруты, Филиппов рыкнул:
– Рассказывайте. Какие новости вы мне принесли?
Сенька чиркнул спичкой, подобрал оброненный картуз и только после этого зашептал:
– Бока [15] приносили вчерась. Как вы сказывали, не на цепке, а на ремешке, чтоб на руку надевать.
– Кто?
– Высокий хлыщ. В пальте дорогом.
– Родинка была на щеке? Вот здесь?
Сенька почесал затылок под картузом.
– А леший его знает. У него бородища была почти как у попа.
– Брюнет? Лет тридцати? Вот такого роста? – Филиппов показал ладонью.
Сенька кивнул утвердительно на каждый вопрос.
– Приняли часы?
– А как же. Вот они. – Циферблат поймал свет дальнего фонаря, бросил тусклый «зайчик» на стену арки.
– Часы забираю. Забираю-забираю, считайте, что я их у вас на облаве изъял. За продавцом не догадались проследить?
– Обижаете, начальник, – действительно расстроенно шмыгнул носом Жихарь. – Мальчишку за ним послал. Запомните адрес?
– На Садовой? У Покровской площади?
Жихарь снова кивнул, теперь уже удивленно. Который уже раз за день Владимиру Гавриловичу захотелось помянуть черта. Сдержавшись, он достал из кармана бумажник, выцепил красненькую бумажку, протянул Жихарю.
– Держите. Компенсация за риск и труды.
Сенька заложил руки за спину и ответил уже с неподдельной обидой:
– Не надо, господин Филиппов. Мы ж не за-ради денег. Уважение к вам имеем большое, потому как и вы к нам по-людски. При какой же нужде здесь бумажки? Не надо. Бывайте.
* * *– Таким образом, мотив теперь вполне очевиден, да и вся схема аферы представляется довольно прозрачной: найти похожего фигурой и возрастом молодого человека, без особых примет, да и желательно без близких родственников, дабы исчезновение не сразу стало заметным. Этим же объясняется и указанная в объявлениях предрасположенность к студентам в академических отпусках или только что окончивших учебу – чтобы не хватились в университете или на службе. Застраховать собственную жизнь, а после умертвить своего «двойника», затруднив его идентификацию. Понятна и роль брата – не может же сам «покойный» предъявить к оплате страховой полис.
Трубка отозвалась не сразу:
– И каков, вы говорите, размер выплаты?
Владимир Гаврилович подсмотрел в записи:
– Пятьдесят тысяч, Даниил Васильевич.
– Да уж, – задумчиво протянул градоначальник, – вот вам и цена человеческой жизни. Продолжайте.
Филиппов вздохнул и даже подтвердил вздох движением руки, хотя понятно, что собеседник этой его жестикуляции видеть не мог, – встречал Владимир Гаврилович на своем профессиональном веку цены и пониже. Но продолжил:
– Да, собственно, в дальнейшем все не так уж и весело – событий много, а результата ноль. Сразу из страхового товарищества, прямо из кабинета управляющего, я телефонировал в участок, надеялся застать там ротмистра Кунцевича. Его я застал, а вот на квартире Гилевича мы с Романом Сергеевичем никого не обнаружили – ни брата, ни матери. Да последней, похоже, и вовсе не было. Старший дворник показал, что Константин Гилевич жил один, въехал после убийства в Лештуковом, возможно, что и прибыл в город вместе с братом или сразу за ним. Жилье оплатил до конца октября. В самой квартире женских вещей тоже не обнаружено. Ночевать Константин Серафимович не пришел. Объявили в розыск и этого Гилевича тоже, в квартире посменно дежурят агенты, предупредили страховщиков, но надежды, что он снова объявится с полисом, мало: без свидетельства о смерти выплат ему не видать. А с деньгами, судя по всему, у них туго – накануне Константин Гилевич продал скупщику «похищенные» при убийстве часы. Часы опознала горничная Анастасия Зотова.
– Что думаете предпринимать?
– Попробуем зайти со стороны учебных заведений. Запросы уже разосланы, попытаемся все-таки опознать убитого, потянем за эту ниточку.