Дети семьи Зингер
Главным противником Саббатая Цви в Горае был старый раввин Бинуш Ашкенази; пока он еще был силен, волну мессианства еще удавалось как-то контролировать. Но кровавая бойня Хмельницкого ослабила его решимость, пробудила в нем «давние вопросы о вере и знании, о свободе выбора…». В его собственной семье уже много лет шла нескончаемая склока, в которой участвовали двое его сыновей вместе с женами. Башевис говорил, что не смог бы написать «Сатану в Горае», не побывав в Билгорае; прототипом горайского раввина, по всей видимости, был дед писателя, билгорайский раввин, а в образах сыновей реб Бинуша — Ойзера и Лейви — угадываются дяди Йойсеф и Иче. В книге «О мире, которого больше нет» Иешуа вспоминал, что между ними царила «вечная зависть и вражда». В романе Башевиса Ойзер «в пальцах… постоянно вертел кусочек мела и на всех шкафах и столах в доме делал какие-то расчеты, ставил непонятные черточки и закорючки». Дядя Йойсеф, по воспоминаниям Иешуа, увлекался математикой и «всегда носил с собой кусочек мела, записывая решения математических задач на стенах, столах и лавках». Младший же сын реб Бинуша, Лейви, был, как дядя Иче, избалован матерью, которая «посылала ему в дальнюю комнату всевозможные лакомства». Реб Бинушу едва хватало сил сохранять мир в его собственной семье, что уж говорить о Горае. В прежние времена все было иначе, все в Горае почитали его. Но даже тогда у него уже были опасения, что польское еврейство идет по неверному пути. «Слишком любят копаться в тайном, слишком мало пьют из открытого источника Торы». Самый сильный страх внушала ему каббала: он считал ее «ворожбой и заклинаниями», она содержала тексты, которые легко могли использовать сторонники Саббатая Цви. И его подозрения были небеспочвенны. Когда Рейхеле, произнеся в синагоге пророчество, потеряла сознание, ее понесли сквозь толпу, как будто она сама была святой Торой: «…те, кто стоял поблизости, осторожно касались Рейхеле, а потом целовали кончики пальцев, как делают, когда проносят свиток Торы». Рейхеле воплотила в себе ту каббалистическую концепцию, о которой Гершом Шалем [104] в своей работе о книге «Зоѓар» [105] пишет следующим образом:
Так это происходит с Торой, которая открывает свои сокровенные секреты лишь тем, кто любит ее. Она знает, что тот, кто мудр в сердце своем, пребывает вблизи ворот ее обиталища, день за днем. И что она делает? Находясь в своем дворце, она показывает ему свой лик и подает ему знак любви, но тут же удаляется в свое укрытие. Только он один понимает ее знак, и его влечет к ней всем сердцем, и всей душой, и всем его существом. Так Тора на одно мгновение открывает себя в любви своим возлюбленным, чтобы пробудить их к новой любви [106].
Каббала поощряла материализм, воплощение абстрактной идеи в реальном образе; она низводила божественные тайны до уровня отношений между людьми. Опасной она становилась тогда, когда ее воспринимали буквально. Но вместо того чтобы известить людей об этой опасности, реб Бинуш последовал словам из книги пророка Амоса: «Потому благоразумный сохраняет молчание в такое время» [107]. И вот настал день, когда у него уже не было больше сил на борьбу со злом.
Пришельцы продолжали прибывать в Горай с чудесными известиями о Саббатае Цви. Сефардский еврей, прибывший из Святой земли, рассказал собравшимся, что «великий змей, обитающий в водах Нила, подчинился Саббатаю Цви… С неба спускается лев, на нем уздечка — скорпион о семи головах, огонь вырывается из его ноздрей. Мессия въедет на нем в Иерусалим… Огненный столп поднялся от земли до неба… А на нем черными буквами написаны имена Всевышнего и Саббатая Цви… Прорицательницы видели на голове Саббатая Цви корону царя Давида». И разве были причины ему не верить? После всех немыслимых ужасов, которые обитатели Горая видели своими глазами, подобные чудеса не казались такими уж невероятными. И только ребе Бинуш знал то, что другим еще только предстояло узнать, «мораль этой сказки»:
…кто никогда не гневит Господа, да будет Он благословен, тот страшной участи избежит.
И пусть будут скоро повержены сатана и Лилит.
И да придет избавление в наши дни.
И будет установлен шатер Якова, и наступит час, когда Божественный свет с неба прольется на нас.
Аминь.
Ребе Бинуш прогнал пришлеца, но «зараза» уже расползлась по Гораю. Каббалист реб Мордхе-Йосеф кричал: «Эта сука Бинуш не верит в Мессию!» Один из учеников ребе Бинуша возразил: «Саббатай-Цви — лжемессия!» Его избили до потери сознания. В городке началось бурное движение в сторону сатанизма.
Прибыл еще один сторонник новоявленного Избавителя, реб Иче-Матес. Его принимал в собственном доме Лейви — сын ребе Бинуша и тайный сторонник секты Саббатая Цви. Иче-Матес, фанатик с «застывшими глазами», открывал людям «величайшие тайны». По профессии он был коробейник и сойфер [108]. В Горае Иче-Матес проверял мезузы [109] на дверях домов. Так он повстречал Рейхеле, на мезузе которой слово «Всевышний» совершенно стерлось. Когда она пожаловалась, что нужна только Сатане, он решил, что это небеса послали его сюда, чтобы спасти Рейхеле, — и предложил ей выйти за него замуж. Тем временем ребе Бинуш получил письмо, в котором его предупреждали, что Иче-Матес — мошенник и совратитель.
В каждом городе он соблазняет женщину, соединяется с ней узами брака, но его намерение — осквернить ее и обесчестить. После свадьбы женщины удаляются от него из-за его дурных привычек, ведь он сам попал в сети собственного колдовства и лишился мужской силы…
(В итоге свадьба чужака с Рейхеле состоялась, однако по прошествии семи дней Иче-Матес так и не стал ей мужем; его «отвели в баню и обследовали, есть ли у него все мужские признаки».) Далее письмо сообщало, что толпа сторонников Саббатая Цви готова «заживо проглотить любого, кто заронит сомнение в ее извращенной вере», поэтому мудрецы боятся даже рот раскрыть. По тону текста становится понятно, что роман критикует любое ложное мессианство — в том числе политическое, в котором цель оправдывает средства, а инакомыслие расценивается как богохульство.
И тогда ребе Бинуш предпринял последнюю попытку искоренить ересь в Горае: он приготовился к войне. Назвав Иче-Матеса лицемером, он предостерег свою общину от лжемессий и напомнил, что «торопиться с освобождением — грех». Но шло время, и ребе Бинуш все больше погружался в меланхолию, а по городу поползли слухи, что он готовится к смерти. Окончательное поражение он потерпел в ту ночь, когда Рейхеле обручилась с Иче-Матесом. Он узнал, что в доме отца Рейхеле творилось кощунство: распаленные кликушеством Иче-Матеса, мужчины и женщины танцевали друг с другом. Иешуа в своих мемуарах писал. что его дед был всегда готов прийти туда, где творилось бесчинство, и лично навести по рядок. Так и ребе Бинуш устремился к дому Рейхеле, чтобы изгнать зло из своего города. Но до пункта назначения старый раввин так и не добрался.
Реб Бинуш с тревогой оглянулся и понял, что дело плохо. Он повернул обратно к дому <…> ветер <…> подхватил реб Бинуша, протащил немного по скользкой дороге и швырнул на землю с такой силой, что кости затрещали. В голове пронеслась мысль: «Все, конец…»
«Уж теперь-то черти за него возьмутся… Да сотрется имя его!» — ликовал реб Мордхе-Йосеф. Ребе Бинуш лежал в лихорадке. На мгновение придя в себя, он попросил: «Увезите меня в Люблин… Ради Бога… Не хочу лежать в Горае». Когда его увозили из города, какая-то женщина закричала: «Ребе, на кого ж ты нас оставил? Ребе!»
Новым раввином Горая стал Лейви, освятивший брак Рейхеле и Иче-Матеса. Но реальная власть находилась в руках другого человека — нового приезжего, реб Гедальи, который появился в Горае с удивительными новостями о Саббатае Цви. Он рассказал ошеломленным горожанам, что Саббатай Цви уже явил себя как Мессию и «отправился в Стамбул, чтобы снять корону с головы султана, который властвует над Землей Израиля». Его победа поразила весь мир — так сказал реб Гедалья.