Семейная тайна

– По-моему, тебе тут понравится, хотя все очень непохоже на наш дом, – закончила Виктория. – Особенно библиотека, там больше пяти тысяч книг.
Ровена кашлянула – чрезвычайно нервно, типа «мне нужно кое-что вам сказать». Пруденс с Викторией выжидающе взглянули на нее.
– Боюсь, что я не полностью передала вам разговор с дядей Конрадом.
– То есть ты намекаешь, что продавать исподтишка наш дом – это еще не все? – пробормотала Виктория, и Пруденс шикнула на нее.
Ровена глянула на Пруденс и отвернулась. Та стиснула кулаки и выдавила улыбку, хотя на сердце стало тяжело от дурных предчувствий.
– Не тяни, Ро. У тебя вид, будто ты лимон проглотила.
– Вроде того. – Ровена прикусила губу. – Понимаешь, дядя не хотел, чтобы ты ехала с нами. Не знаю почему.
Улыбка Пруденс угасла, тело напряглось.
– Нет, знаешь, – тихо произнесла она. – Он считает, что вы слишком близко сошлись с дочерью гувернантки, горничной в прошлом.
– Чушь какая! – вспылила Виктория.
Пруденс не обратила на нее никакого внимания.
– Если граф против моего приезда, то почему я здесь?
– Потому что я не вынесу разлуки с тобой. Только не сейчас. Нам нужно держаться вместе. – Ровена бросила на нее умоляющий взгляд. – Поэтому я договорилась с ним. Сказала, что ты будешь нашей камеристкой, и он, разумеется, не нашелся что возразить.
У Пруденс все обрывалось внутри.
– Что ж, не так все и плохо. – Она попыталась рассмеяться, но вышло похоже на всхлип. – Все равно я за вами приглядываю.
Изящные губы Ровены сжались.
– Боюсь, дядя довольно категорично сказал, что собирается считать тебя прислугой, а не гостьей. Не знаю, что он имел в виду, но прозвучало довольно зловеще.
Пруденс облизала губы внезапно пересохшим языком, который сделался как пергамент.
– Почему ты рассказываешь об этом только сейчас?
– Я боялась, что иначе ты не поедешь. – Ровена уставилась в пол.
Виктория, сидевшая бок о бок, взяла Пруденс за руку:
– Но ты бы все равно поехала, правда, Пру?
Та обнадеживающе сжала руку Виктории:
– Конечно поехала бы. Все будет хорошо.
– Обязательно будет. И это не навсегда. Я что-нибудь придумаю. – Ровена старалась говорить уверенно.
Однако Пруденс, уловив в ее голосе нотки сомнения, отвернулась к окошку. Поехала бы она, если бы знала заранее? Скорее всего, да. Она всегда жила между двумя мирами. С одной стороны, она была Пру, носившейся по дому с подругами, сидевшей с книгой у ног сэра Филипа, выезжавшей с семейством на побережье. С другой – она помогала матери прибирать в классной комнате, а порой и выполнять другие обязанности. Пока был жив сэр Филип, негласная договоренность никому не мешала, и все были счастливы. Но теперь все изменилось, и она сама не знала, к какому миру принадлежит.
Карета завернула за угол, и Виктория возбужденно выкрикнула:
– Вот оно, аббатство Саммерсет! Пруденс, смотри!
Пруденс вытянула шею, и ее сердце упало. Стройные шпили в итальянском стиле, казалось, возносились в небо. Они венчали величественное строение, столь массивное, что оно могло вместить небольшой лондонский квартал. Окрестный ландшафт был настолько ухожен и вылизан, что Пруденс не могла вообразить, чтобы какой-нибудь лист или камень посмел очутиться не на своем месте. Это был не уютный дом, где девочки играют в прятки и прячутся в уютных нишах или, хихикая, поглощают мясные пироги. Здесь не было поэтов и художников, ведущих долгие беседы за кружкой эля перед камином. В этом замке – а впереди возвышался не особняк, а замок – все знали свое место.
Когда они достигли парадного входа, лорд Саммерсет выбрался из экипажа и подошел к племянницам, чтобы открыть им дверь. Пруденс сошла первой, и у нее сразу заныли колени. Перед ней замерла столбом высокая, худая женщина в колыхавшемся на ветру старомодном платье из черной полушерстяной ткани. Пруденс неуверенно улыбнулась ей. Неужели это леди Саммерсет? Лорд Конрад взял ее за руку, и Пруденс вздрогнула от неожиданности.
– Пруденс, это миссис Харпер, наша экономка. Миссис Харпер, это Пруденс, камеристка моих племянниц. Будьте добры, покажите ей крыло для слуг и помогите устроиться. Вещи принесут позже.
 
– Да, сэр.
Женщина крепко схватила Пруденс за локоть и повела в обход здания. Пруденс обернулась и увидела Викторию и Ровену, глядевших на нее с разинутым ртом.
Не меньше удивился и лакей, который ждал у кареты, чтобы помочь девушкам сойти. Он тоже видел эту сцену и было дернулся следом, но другой лакей толкнул его локтем, и парень замер на месте.
– Куда это миссис Харпер уводит Пруденс? – спросила Виктория, готовая взорваться.
Дальше Пруденс не слышала. Экономка провела ее по крутой лесенке вниз до маленькой боковой двери.
Вход для слуг.
Если раньше она не знала своего места, то ныне уяснила вполне.
 
Глава третья
 
Леди Саммерсет, Амброзия Хаксли Бакстон, наблюдала за прибытием своих новых подопечных, укрывшись в личном будуаре. Окно с частым переплетом выходило на парадный двор, что позволяло графине наблюдать за всеми, кто приезжал в Саммерсет или уезжал из него. Она видела, как ее супруг с должной поспешностью избавился от докучливой девицы. Правильно сделал. Ведь именно он был виновен в создавшейся неразберихе. Леди Саммерсет не любила возводить обвинения понапрасну, но в данном случае все было предельно ясно.
Она придвинулась к окну, однако картина по-прежнему оставалась по краям размытой. Один из многих подарков преклонного возраста, о которых ее никто не предупреждал. Разумеется, дело не безнадежное. Альтернативой старению была кончина в расцвете лет, и хотя некоторые находили в этом романтику – умереть без морщин, леди Саммерсет мыслила слишком здраво, чтобы считать это истиной.
– Гортензия! Подай мне очки.
Не отрывая взгляда от окна, графиня протянула руку. Она знала, что Гортензия давно стоит с очками наготове. Конечно, тактичность не позволяла ей первой предложить их госпоже – одна из массы причин, по которым Гортензия слыла самой ценной камеристкой в Британском королевстве.
Леди Саммерсет надела очки и нахмурилась. Похоже, Виктория собирается устроить скандал. Дитя всегда отличалось склонностью к мелодрамам, но пусть с ней разбирается супруг. Поделом ему, если вдуматься.
Графиня присела в кресло у окна и снова протянула руку:
– Гортензия, будь добра, налей мне чашку чая. Благодарю.
На ее благородном лице засияла самодовольная улыбка, проистекавшая от сознания полнейшей непричастности к сцене, разыгрывавшейся внизу. Все эти годы леди Саммерсет предупреждала, умоляла, угрожала и уговаривала, но ее мудрость и дальновидность были сброшены со счетов, словно домыслы «глупой» женщины. И вот разразилась беда, причем настолько серьезная, что ей было не до ликования по поводу того, что она была права. Придется изыскивать способ уладить дела.
Леди Саммерсет вытянула шею, чтобы разглядеть, вышла ли из кареты Ровена, объект ее истинного интереса. Каждое лето графиня, затаив дыхание, ожидала приезда Ровены в страхе, что у рано расцветшей девочки испортился цвет лица, или она чересчур выросла, или стала слишком полной. Полнота ее собственной дочери Элейн в детстве доставляла леди Саммерсет немало хлопот. Но нет, Ровена с каждым годом расцветала. Леди Саммерсет знала, что красота является одним из немногих оружий, отпущенных в этом мире женщинам, и очень хотела научить племянницу пользоваться своим даром. Она умоляла заблудшего беднягу-деверя разрешить ей вывести Ровену в свет, но он отказался и увез девочек за границу, когда Ровене следовало дебютировать в обществе. Отвратительный тип. Затем он проделал то же самое с Викторией, хотя младшая девочка, бледная, хрупкая и расположенная к нелепым и неуместным замечаниям, была далеко не столь хороша, как ее грациозная сестра.
Но леди Саммерсет не могла спокойно смотреть, как такое добро расходуется впустую. Положение еще можно спасти, хотя в двадцать два года свежесть Ровены уже начала увядать, однако, поскольку девушка не успела примелькаться на приемах и раутах, из которых состояла жизнь лондонского высшего общества, ее появление обещало стать новостью. А коль скоро для Элейн еще не нашли пару, девушки могли посещать балы вместе.