Ответный удар (СИ)

– Что, просто так, возьмут и заморозят? – недоверчиво глянул Романов. – И люди будут молчать?
– Именно. Возьмут и заморозят. И люди будут молчать, – подтвердил я. – Конечно, поворчат и поматюкаются на кухнях. Но на баррикады никто не пойдет. К концу так называемых «социалистических реформ», это будет уже другое население. Разобщенное, дезориентированное, лишенное лидеров протеста. Реформаторы сделают свою работу на «пять с плюсом». Так вот, возвращаясь к конференции Гайдара и Шохина. Эти, по…., извините, Григорий Васильевич, увлекся, нехорошие люди, объявят на ней о грядущей через пару месяцев либерализации цен. «Продавайте по любой стоимости, государство больше не будет контролировать ценообразование» – это будет главным посылом пресс-конференции. И к концу её централизованной советской торговли уже не будет существовать. Каждый директор магазина услышит реформаторов, и постарается загнать перспективный товар под прилавок, чтобы потом перепродать, накрутив стоимость в 2–3 раза, а то и больше. Различные экономисты пытались воспрепятствовать этому. Они объясняли Гайдару и его «молодым информаторам», что «отпускать» цены в стране с монополизированной экономикой и торговлей, при этом, никак не препятствуя произволу монополий, нельзя. Взрыв цен будет иметь катастрофические последствия для общества. Но «молодые реформаторы» на эти советы наплевали. У них были другие задачи, о которых они предпочитали не распространяться. В частных разговорах они указывали, если вымрет несколько миллионов людей, «не вписавшихся в новые экономические условия», ничего страшного.
– Фашизм какой-то, – буркнул багровый от злости Романов. – Эти, как ты их назвал, реформаторы, хуже Гитлера.
– Согласен, – кивнул я. – Тот хоть сознательно уничтожал чужих, а эти – своих. Предприятия ВПК, которые вы контролируете, тоже провалятся в экономическую бездну. Из-за либерализации цен, государство не будет иметь средств, чтобы оплачивать военные заказы. И реформаторы решили, официально не отказываясь от своих обязательств, просто не исполнять их. Предприятиям перестали платить. А когда директора возмутились и напомнили о подписанных договорах, Гайдар сказал: отказаться задним числом от них невозможно. Поэтому государство просто не будет оплачивать поставляемые ему вооружения. В результате финансирование оборонного заказа было сразу же сокращено на 70 процентов. А оружие, в частности «калашниковы» без номерных знаков, начало всплывать в различных войнах и горячих точках, возникших к тому времени на окраинах бывшего Союза.
И последнее, либерализация цен и всеобщее обнищание, за несколько лет снизило рождаемость вдвое, а смертность значительно повысило. Пожилые люди умирали от голода и стрессов, молодые люди спивались, гробили своё здоровье на каторжных работах, чтобы их семьи выжили. За десятилетие либеральных реформ государство не досчиталось миллионов граждан, ставших жертвами «шоковой терапии» – программы преобразований, провозглашенной Гайдаром и его единомышленниками. И это не считая тех, кто погиб от разгула криминала, став жертвами бандитов и их разборок, а также в различных войнах и территориальных конфликтах, вспыхнувших на Кавказе и других регионах бывшего Советского Союза.
А вы, Григорий Васильевич, будете сидеть на пенсии, видеть это всё своими глазами и переживать об упущенных возможностях. Потому что, если бы решились дать бой заговорщикам, спасли бы страну и смогли сделать её лучше, сильнее и счастливее. Это я вам, как просили, обрисовал только малую часть того, что произойдет, если вы безропотно откажетесь от борьбы и уйдете на пенсию. Так все и будет, запомните мои слова.
– Ладно, – Романов пристально глянул на меня. – Сейчас я закончу с Петром Ивановичем, а ты пока подожди меня в кабинете. Я распоряжусь, Игорь выдаст тебе ручку и бумагу. Напишешь мне список этих реформаторов. И тех, кто распространяет нехорошие слухи о разбитом царском сервизе.
– Сделаю, – кивнул я. – И не только это. У меня ещё список рекомендованных реформ в промышленности подготовлен. Мы их с Петром Ивановичем и покойным генерал-лейтенантом Константином Николаевичем Шелестовым вместе составляли, используя мои необычные возможности.
 
– Хорошо, – усмехнулся Романов. – Ты прямо мастер на все руки. И жнец, и швец, и на дуде игрец. Передашь мне ваши рекомендации, вместе со списками, почитаю. А сейчас пойдем, поищем Петра Ивановича. Он где-то недалеко должен быть. Я с ним ещё предметно пообщаться хочу.
  
2-6 января 1979 года
 
После разборки с комитетчиками, я, выполняя приказ Петра Ивановича, пока все были заняты пленными и ранеными, перешел дорогу и спрятался среди заснеженных кустов. Через три минуты ко мне присоединился Сергей Иванович. Ещё через минуту бойцы отогнали машины комитетчиков на обочину и попрыгали в грузовик. Затем «волга» Ивашутина, сопровождаемая шишигой и БМП, тронулась. Спустя секунду-другую машины и бронетехника превратились в черные точки и растаяли вдали.
Почти сразу же нас подобрали Василий и Алла на «ниве», и я отогревался в салоне машины, вспоминая в деталях встречу с Романовым. Разговор получился насыщенным и продуктивным. После меня Григорий Васильевич ещё около часа общался с Ивашутиным. Потом позвали меня. Романов посмотрел списки, многообещающе хмыкнул, когда я добавил, что особенно активно распространяла слухи о разбитом сервизе некая Людмила Дьяченко, работавшая старшим преподавателем в Ленинградской Высшей Партийной школе. Она рассказывала «по секрету» друзьям и многочисленным знакомым, как «лично была на свадьбе» и видела всё «своими глазами». После этого Романов так многозначительно посмотрел на Ивашутина, вызвав у начальника ГРУ кривую ухмылку и согласный кивок, что я невольно пожалел эту врунишку.
Романов взялся поговорить с Гришиным и договориться со Щелоковым о встрече с Ивашутиным. Начальник ГРУ пообещал помимо видеозаписи предоставить и другие материалы: документы, разработанные в МИПСА и ВНИИСИ о крахе СССР и стратегических преобразованиях на основе «шоковой терапии», записанные разговоры «молодых реформаторов», обсуждающих будущий крах СССР и особенности построения капитализма в одной отдельно взятой социалистической стране и ещё много иных интересных доказательств. Эти документы он предварительно покажет Романову и Щелокову. Потом, когда Петр Иванович закончит расследования, все доказательства будут продемонстрированы членам Политбюро на тайной встрече, которую брался организовать Григорий Васильевич. В то же время Ивашутин отдельно пообщается с маршалом Огарковым и министром обороны Устиновым. И только после этого, можно всем вместе идти к Брежневу, получать от него «добро» и начинать зачищать заговорщиков.
Ивашутин и Романов обговорили ещё кучу мелких деталей и варианты подстраховки, не особо стесняясь меня. После нескольких часов тяжелых переговоров и согласований, мы все были вымотаны. Григорий Васильевич лично проводил нас до машины. Когда мы с ним прощались, я заметил, что Артём с кем-то несколько минут разговаривал по «Алтаю». Как потом оказалось, выполнял поручение Ивашутина и давал Сергею Ивановичу и бойцам ГРУ последние инструкции.
«Кстати, там о полковнике хоть позаботятся? Если умрет, много вони будет», – возникла неожиданная мысль, и я спросил у капитана:
– Сергей Иванович, а если этот комитетчик загнется? Андропов пока еще в силе, может всю ситуацию перевернуть или нас крайними сделать.
– Навряд ли, – усмехнулся ГРУшник. – Товарищ генерал лично перезвонил в часть. Там уже военных хирургов из ближайшего госпиталя срочно вызывают. А Соломатин так проинструктирован, что его бойцы начнут стрелять в любого, кто попробует, даже не отобрать пленных, а приблизиться слишком близко. Петр Иванович дал ему однозначный приказ доставить их в часть, охранять и никого не подпускать, предупредил, что эти кадры совершили нападение на начальника ГРУ, и капитан теперь за них головой и погонами отвечает, поскольку дело государственной важности. Только Устинов и Огарков смогут что-то сделать. Всех остальных капитан будет зубами рвать при малейшем подозрении на попытку вызволить этих засранцев.