Тайфун

— До «голубой линии» семьсот ярдов.
В этом походе Ванну должно было стукнуть сорок четыре. По меркам подводного флота, он уже считался стариком, однако его дорога на капитанский мостик «Портленда» получилась далеко не прямой. В черных волосах Ванна на висках проскальзывала седина. От взгляда его карих глаз в центральном посту, залитом холодным светом, не могло укрыться ничто, а на худом, угловатом лице застыло выражение, в котором смешивались хладнокровный расчет инженера-ядерщика и абсолютная уверенность в себе опытного подводника.
Ванн был «суперъядерщиком»; он начинал службу на флоте, обслуживая атомные силовые установки подводных лодок. В военно-морском флоте любого другого государства, где инженеры и капитаны занимаются только своими, четко разграниченными обязанностями, Ванн никогда не стал бы командиром лодки. Однако Военно-морской флот Соединенных Штатов не доверит подводную лодку тому, кто в первую очередь не является опытным специалистом-ядерщиком. И вот среди этих придирчивых людей, вникающих во все мелочи, Ванн считался одним из лучших.
Первый раз ему доверили командовать совершенно новой подводной лодкой, вышедшей в свой первый испытательный поход. Ванн вернул корабль на судостроительную верфь с перечнем критических замечаний на семидесяти пяти страницах.
Корабелы люто ненавидели его, но среди подводников он заслужил репутацию из чистого золота. Однако эта репутация чуть было не пошла прахом, когда следующая подводная лодка, которой командовал Ванн, атомная атакующая субмарина «Батон-Руж» налетела на айсберг и едва не пошла ко дну. Хотя официальное расследование установило, что в случившемся не было никакой вины капитана, прошло несколько лет, прежде чем Ванн снова вышел в море, теперь уже в качестве командира «Портленда».
Получив назначение на новую подлодку, Ванн застал ее в самом плачевном состоянии.
«Портленд» едва не столкнулся ночью с танкером, возвращаясь в надводном положении на базу в Норфолке; затем лодка села на мель на Нантакетской банке, когда штурман в блаженном неведении проложил курс, который вывел корабль с осадкой тридцать два фута в участок моря с глубинами до двадцати семи футов. Все четыре боевые части — навигационная, вооружения, механическая и обслуживания — пребывали в состоянии полной разрухи. Бары и кафе, расположенные на главной улице Норфолка, не пускали моряков с «Портленда», справедливо считая их отъявленными дебоширами. Подводная лодка превратилась в цирк, которым заправляли клоуны.
Перед Ванном была поставлена простая задача: исправить положение дел.
Что он и осуществил. Под его командой «Портленд» побил все рекорды эффективности патрулирования и оперативности выполнения приказов. Ни одна другая подводная лодка Атлантического флота не удостоилась такого количества наград. Ванн показал себя непревзойденным мастером уклонения от противолодочных сил. Однажды он прислал командованию флота целую пачку фотографий атомного авианосца, сделанных через перископ. Авианосец был снят с такого близкого расстояния, что можно было различить лица моряков, куривших вдоль леерного ограждения на палубе. Командир авианосца подал официальную жалобу, которая ни к чему не привела. Незаметно подкрасться к авианосцу, самому оберегаемому кораблю флота, — это заслуживало не наказания, а награды, и в Норфолке за Ванном закрепилось прозвище «Невидимый».
Но сейчас коммандер Ванн в последний раз выводил «Портленд» в море. Когда подводная лодка вернется на базу в Норфолк, он перейдет на штабную работу, возглавит подводную флотилию. Это станет значительным продвижением по службе, которое должно было состояться еще несколько лет назад. И все же Ванн расстанется со своим кораблем с неохотой. Адмиралы занимаются политиканством. Здесь же, на борту «Портленда», коммандер Джеймс Ванн правил безраздельно.
Ванн задумчиво разгрыз последние кубики льда. Те, кто нес вахту в центральном командном посту, уже давно научились распознавать настроение своего командира по тому, как быстро он расправляется с полным стаканчиком. Это являлось своеобразным барометром: ленивая размеренность означала спокойную погоду, стремительное и яростное истребление льда предвещало шторм.
 
Ванн отметил, как один из двух матросов у штурвала вытер вспотевшую ладонь о штанину темно-синего комбинезона. Хорошо. Рулевой, который не потеет от усилий удержать подводную лодку на заданных глубине и курсе, старается недостаточно усердно; а тот, кто старается недостаточно усердно, на «Портленде» чужой.
— До «голубой линии» осталось шестьсот ярдов, — доложил лейтенант-коммандер Уильям Уэлли.
На столе перед Уэлли была расстелена бумажная копия электронной карты, выведенной на экран над штурвалом. Эта карта изображала участок южного побережья Баренцева моря, расположенный к северу от Мурманска и к западу от порта Владимир. Параллельно берегу проходили две линии, красная и голубая. Красная, отстоявшая далеко в море, отображала чересчур вольное представление русских о своих территориальных водах. Голубую линию провело командование Военно-морского флота Соединенных Штатов. Эта линия прижималась к береговой линии, повторяя с юридической дотошностью все бухты и мыски. Зона между линией и берегом была обозначена как «СПОРНАЯ», а далее следовало примечание: «По кораблям, незаконно проникшим в спорные зоны, может быть открыт огонь без предупреждения».
— Четыреста ярдов. Капитан, предупреждаю: последняя возможность изменить курс.
— Занесите в журнал.
Ванн понимал, что Уэлли обязан сделать предупреждение, хотя старший штурман прекрасно знал, что командир не собирается отворачивать. Его слова означали только то, что еще оставалось время, чтобы удержаться от нарушения международных законов и избежать вторжения к российские территориальные воды, что могло означать смертный приговор, если бы русские поймали нарушителя и решили бы наказать его со всей строгостью. Задача Ванна состояла в том, чтобы они не смогли это сделать. Капитан уже объявил по внутренней громкоговорящей связи, что с этого момента учебных тревог больше не будет. Далее все будет только по-настоящему.
— На мостике! Полный вперед!
«Ну вот мы и пришли».
— Вас понял, полный вперед.
Рулевой повернул ребристое колесо машинного телеграфа. В кормовом отсеке, где размещались турбины, на панели управления также повернулся указатель, и вахтенный механик, следящий за клапанами парогенератора, подтвердил полученный приказ. Затем он отрегулировал положение перепускных клапанов так, чтобы в турбину стало поступать требуемое количество пара, вырабатываемого атомным реактором.
— Машинное отделение отвечает: полный вперед, — доложил рулевой.
Вести субмарину в толще воды значительно сложнее, чем пилотировать реактивный истребитель. Управление подводной лодкой представляет собой сложную симфонию отдельных корректировок, проверок и перепроверок, которую исполняет опытная и слаженная команда. На посту управления кораблем были установлены три кресла с высокими спинками, оборудованные ремнями безопасности. Двое рулевых, один из которых следил за горизонтальным рулем, а другой за вертикальными, сидели за штурвалами, напоминающими штурвалы пассажирских авиалайнеров. Между ними располагался телеграф связи с машинным отделением. На консоль над головой выводились данные о глубине погружения, курсе и дифференте. Рядом находился другой экран, меньше размером, который в настоящий момент был отключен. За спиной рулевых сидел вахтенный офицер, контролировавший каждое их действие.
Капитан протянул пустой стаканчик. Посыльный, свободный от вахты рулевой, тотчас же подал ему полный.
— Российские территориальные воды через двести ярдов, — доложил штурман.
Последним подводником, находившимся в центральном посту, был боцман Браун. Он сидел в кресле за рулевыми, лицом к боковой переборке, на которую была выведена панель управления балластными цистернами. Браун управлял погружением и всплытием лодки, а также следил за ее плавучестью и дифферентом в подводном положении. Кроме того, он присматривал за Уэйном Чоупером, молодым лейтенантом боевой части обеспечения, несущим в данный момент вахту. Брауна не переставало удивлять, как много молодых лейтенантов приходило на подводную лодку с мыслями о смерти. В его обязанность входило следить за тем, чтобы их «мечтам» не суждено было сбыться.