Мой долгожданный (СИ)
Господи… Я подумать не могла, что может быть так больно. Схватки были очень болючие, с интервалом в минут пять — шесть. Их просили засекать, но у меня не особо это выходило. С каждой волной боли подкатывала тошнота. Когда боль отпускала, начиналось головокружение. Меня уже дважды посмотрел дежурный доктор. Раскрытие минимальное, всего три пальца. Я потеряла счет времени. Одну женщину увели в родзал. Вторая, совсем молоденькая, кричала так громко, что у меня закладывало уши. Акушерка ругала ее, просила быть потише.
Я не кричала совсем. Мне кажется, я глотала все звуки. Из моих глаз градом лились слезы и затекали в уши. Повернуться на бок не получалось. К животу подключили датчики КТГ. Меня снова посмотрел врач. Покачал головой. Что-то сказал медсестре. Я толком не поняла, о чем они говорили. Через несколько минут она прикатила капельницу.
— Что вы собираетесь мне ставить? — наконец у меня прорезался голос.
— Не волнуйтесь. Стимулировать будем. Доктор говорит, что родовая деятельность у вас слабая. Шейка медленно раскрывается…
— Ирочка, девочка моя. Я спешила, как могла! Твой муж меня из постели вытащил, сам за мной приехал. Как ты, моя хорошая? — слышу я знакомый голос. Ко мне подходит Татьяна Васильевна. Она тепло мне улыбается, надевает перчатки. — Все… Все хорошо. Потерпи немножко.
Боже мой! Что она делает?
Татьяна Васильевна кивает медсестре. Та ставит мне капельницу. Доктор продолжает тянуть и массировать. Боль просто адская!
— Потерпи! Скоро будешь мамкой!
Эта экзекуция продолжалась минут двадцать, может, полчаса. Что она со мной делала? Потом, через время, она повторила этот ужас снова.
— Ира. Послушай меня. Сейчас тебе поставят укол. И ты немного поспишь. Тебе нужно набраться сил.
— Я не хочу спать. Пожалуйста, не надо!
— Девочка моя, надо. Я от тебя не отойду. Тебе просто нужно немного отдохнуть. Ты наберёшься сил, и мы пойдем рожать.
— Я не хочу засыпать, — говорю я. Откуда-то взялся страх. А если, когда я проснусь, ничего этого не будет?
— Ира! Доверься мне.
Очередная схватка опоясывает меня острой болью. Мое лицо искажается. Доктор сама ставит мне укол. И я проваливаюсь в пустоту. Я все слышу, все чувствую, не так остро, как до этого, но все равно ощущаю. Я словно плаваю в каком-то эфире. Врач обсуждает с кем-то результаты КТГ, периодически смотрит меня. В какой-то момент морок рассеивается. И я слышу голос Татьяны Васильевны.
— Ира! Ира! Встаем! Давай на стол. Головка пошла.
Мне помогают переместиться. Мой доктор массирует мне живот.
— Ира! Слушай меня внимательно. Делай то, что я говорю. Хорошо?
Я киваю. Боли больше нет. Есть только давление внизу живота. И голос моего врача…
После четвертой схватки Татьяна Васильевна кладет мне на живот моего сына. Он кричит так звонко! Мокренький, дрожащий… Я прижимаю его к себе, а он ищет своими губешками сосок и находит его почти сразу. Хватает его и начинает тянуть.
— Поздравляю, Ира! Посмотри на него! Посмотри, какой! — с улыбкой говорит Татьяна Васильевна.
Медсестра собирается забрать ребенка. Татьяна Васильевна останавливает ее. — Подожди, пусть полежит. Она слишком долго его ждала…
Доктор прикрывает Ромку пеленкой. Я прижимаю его к себе и рыдаю. Я не могу перестать рыдать. Рома плямкает губками мою грудь. Врач продолжает свою роботу. Роды ведь еще не завершились. А я прижимаю сыночка к себе и не могу поверить, что это случилось…
* * *Какой же он красивый. Я держу в руках сверток со своим сыночком. Приходила медсестра, показала, как правильно пеленать ребенка. Запеленала его так туго! Мне хочется распутать эти путы. Но я боюсь. Он спит. А я уже больше часа сижу и держу его на руках. Удивительно, но я не порвалась, и меня даже не порезали. Рома весит три килограмма девятьсот грамм. Пятьдесят четыре сантиметра. Девочки кормят своих деток лежа. В палате нас четверо. Я одна могу сидеть. И я готова сидеть вот так бесконечно. Лишь бы держать на руках своего сына.
Я уже вижу Лешины черты. Когда он заявлял, что рассмотрел на Узи то, что Ромка на него похож, я смеялась. А сейчас понимаю, что это действительно так. Он и правда его копия. Я позвонила мужу, когда все закончилось, и мы одновременно сказали друг другу «Спасибо». Он мне, а я ему… Как-то так получилось, что «Спасибо за сына» прозвучало от нас одновременно. Я отослала ему фотографии Ромочки, потом позвонила папе. И он сказал мне то же самое. Только добавил вместо сына — внука.
Эпилог
Чуть больше полугода спустя
— Ангелина! А ну-ка быстро иди сюда! — диким голосом кричит Леша. — Ира! Где она?
— Что опять случилось — спрашиваю я его. Муж тем временем пытается запульнуть куда-нибудь строительный уровень. Держу на руках Рому, который только что проснулся и сразу потребовал внимания к себе.
— Сынок, ты же не будешь веси себя, как Геля — обращается он к Роме. — Ира! Она прикончила уже весь мой инструмент.
— Так не бросай без присмотра.
— Так я не бросал! Я буквально на пять минут отошел. Она разбила молотком колбочку с пузырьком. Вот прям чесались у нее руки!
— Не ругайся! Ты же знаешь, какая она любознательная…
Геля несется с заднего двора с игрушечным ведерком, из которого торчат огурцы. По лицу видно, что она поняла, что Леша обнаружил ее проказы. Разворачивается и собирается бежать обратно.
— А ну-ка быстро иди сюда! Чья работа — Леша указывает на испорченный уровень.
— Это не я!
— А кто? Рома? — Леша сидит на присядках, гневным взглядом смотрит ей в глаза.
— Папа, ну ты придумал! Рома этот молоток даже не поднимет. Может быть, дедушка или Сосиска!
— А Сосиска, значит, поднимет?
— Папочка! Скушай огурчик! — Геля пихает ему в рот здоровенный переросший огурец.
— Вот спасибо, доченька, вижу, для меня ты самый вкусный выбирала, — Леша жует откушенный огурец, смотрит на нее с негодованием.
— Конечно, самый вкусный! Он же самый большой! Бабушка говорила мне выбросить его, сказала, что на салат такой уже не пойдет. Перерос… Я решила: Чего добру пропадать? Думала собрать из него семена и посеять свою собственную грядку. А тут ты…
— Ой, спасибо, доченька, — говорит уже вполне спокойным голосом Леша. — Гель. Я буду тебя за такое наказывать, — он стреляет глазами в красную планку с разбитой колбочкой.
— Я просто хотела достать пузырек, — опустив глаза, говорит Ангелина.
— Дочь. Это же просто воздух.
— Я уже поняла, что там кроме водички ничего не было.
Ромка начинает капризничать, тянет ручки к папке. Леша берет его на руки, начинает носить сыночка по детской площадке, которую он делает с дедушкой Толей, вот уже который выходной.
— Роман. Подрастай скорей! Погляди, сколько у нас с тобой еще здесь работы.
Ромка сидит у отца на руках, вертит головой, пытается что-то ему отвечать. Конечно, звуки, которые он воспроизводит, далеки еще от членораздельных. Но он активно включается с папкой в беседу. Они ходят по двору. Леша уже успокоился, рассказывает сыну о дальнейших планах на этот двор. Где он поставит для него турник и брусья, где зальет площадку для бассейна.
Глаза Ромки загораются. Он аж взвизгивает от радости, когда видит нашу кошку Сосиску, короткими перебежками перебегающую двор. Бедная кошка прячется от Ангелины по всем углам, но это днем. Ночью она сама ложится к ней в ноги и спит в ее кровати до утра.
Мы не планировали заводить сразу домашнее животное. Думали о собаке, но позже. Когда Леша построит для нее вольер. Сосиска сама прибилась к нашему двору. Она была страшненькая, худая и слепая на один глаз. Геля не признается, но я уверена, что она ее просто прикормила. Думаю, что кошка сама пробралась к нам во двор, а Ангелина таскала ей еду несколько дней, пока не решилась показать свою находку нам. Конечно, без слез на эту бедолагу смотреть было не возможно. Не могу назвать себя любителем животных, но ее мне реально было жаль. И мы принялись ее выхаживать. Дедушка Толя с Ангелиной свозили ее к ветеринару. Мы пропоили ее лекарствами, отмыли, накормили, обогрели. И спустя четыре месяца Сосиска напоминает уже скорее сардельку или толстенькую вареную колбаску. Ангелина в ней души не чает. Ромка тоже смотрит на нее с обожанием и восторгом.