Связанная василиском (ЛП)

— Все еще хотела бы увидеть твои глаза, — говорю я ему, когда мои собственные закрываются.
Эрсерро стонет.
— Проси меня о чем угодно, только не об этом. Я бы отдал все, чтобы тебе стало лучше, но не это, цветочек.
Я хочу ответить, но не могу собраться с силами. Вместо этого я засыпаю в его объятиях, моя киска все еще трепещет после оргазма. Мне снятся серо-стальные глаза, которые, кажется, вмещают в свои глубины весь мир.
  
Меня будит Эрсерро, гладя по лицу и тихо зовя по имени.
— Тэмсин, пора просыпаться.
Я стону.
— Почему?
Он хихикает.
— Потому что твоему телу нужна еда. Действие яда должно уже закончиться.
— Не хочу, — я шарю на ощупь, пока не нахожу одеяло и натягиваю его на голову.
— О нет, ты не понимаешь, — толстый хвост проскальзывает под одеяла, и они откидываются, снова впуская яркий дневной свет.
— Который час?
— Полдень. Вторник.
— Вторник, — я моргаю, сажусь и тру глаза. — Но ведь было воскресенье.
— Да, — выражение, которым он одаривает меня, такой печальный, что даже не видя его глаз, я не могу сдержать улыбку.
— Ну, я полагаю, твоим наказанием было присматривать за мной в течение двух дней.
Выражение его лица — насколько я могу видеть — становится очень серьезным.
— Это был мой долг, после того, что я сделал. И… — он делает паузу.
— Что?
— …и мое удовольствие. Хотя мне следовало бы больше стыдиться этого.
Я собираюсь ответить, когда кое-что приходит мне в голову.
— Мисси! Моя кошка! О нет!
Эрсерро кашляет.
— Об этом я тоже позаботился.
Я хмурюсь.
— Позаботился? Как?
— Я взял ключи из твоей сумочки и послал сотрудника в твою квартиру.
Я качаю головой.
— Я даже не буду спрашивать, как ты узнал, где я живу, но спасибо тебе. Я рада, что ты подумал об этом.
Еще одна пауза. Он вздыхает.
— Мне не следовало этого делать.
— Ну, если бы ты этого не сделал, я не знаю, была бы Мисси в порядке. Кто-нибудь менял ее лоток? Они…
— Мне не следовало кусать тебя. Или заставлять тебя чувствовать себя объектом. Игрушкой.
— О, — я останавливаю себя на полуслове. — Эрсерро, правда, я…
— Я хочу тебе кое-что показать. Когда ты почувствуешь себя лучше.
Я вглядываюсь в его лицо, безуспешно пытаясь разглядеть его глаза за очками.
— Что?
— Будет лучше, если я покажу тебе. Ты можешь ходить?
— Конечно, я могу ходить, — я свешиваю ноги с кровати и пытаюсь небрежно встать. К счастью, Эрсерро подхватывает меня, прежде чем я падаю на пол. — Ладно, может, и нет.
Он наклоняется и подхватывает меня на руки.
— Тогда позволь мне.
Он выносит меня из гостевых апартаментов, и через просторную кухню мы проходим к задней двери и выходим на небольшую тропинку, ведущую вниз по склону. Вместо ступенек пандус ведет к двери, вырубленной в холме. Когда Эрсерро открывает ее, ему приходится пригнуть голову.
Воздух в подвале мгновенно становится прохладнее, сразу чувствуется изменение температуры. Когда я смотрю на его лицо, челюсть Эрсерро напряжена, и, возможно, это мое воображение, но его движения кажутся более скованными, чем несколько мгновений назад. Я остаюсь в недоумении: это просто от холода или что-то еще здесь, внизу, заставляет его напрячься.
Он ведет меня мимо высокотехнологичных винных шкафов, забитых бутылками, и полок с выдержанными сырами. Это странно. Его дом, кажется, приспособлен для проведения грандиозных вечеринок или большой семьи, но я видела здесь никого, кроме него. Даже тот персонал, о котором он упоминал.
В глубине подвала мерцает потолочный светильник. Эрсерро ставит меня на ноги, придерживая за руку, пока я не обретаю равновесие. Я вглядываюсь в темноту и ахаю, когда различаю человеческое лицо, смотрящее на меня в ответ.
— Бояться нечего, — голос Эрсерро тих, и его нежность немного замедляет бешеное биение моего сердца. — Во всяком случае, не стоит бояться его.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, о чем он говорит.
Эрсерро не смотрит на меня. Вместо этого он смотрит в полутемный угол подвала, откуда на нас смотрит невероятно реалистичная статуя.
— Что это? Что он здесь делает?
Наступает долгая пауза. Эрсерро, кажется, с чем-то борется.
Наконец он говорит:
— Это мой… был мой друг. Полагаю, мой любовник. Пока я не сделал с ним это.
Я подхожу на шаг ближе. Неудивительно, что статуя такая реалистичная. Это буквально молодой человек, застывший в твердом камне. Его лицо красивое и моложавое, губы приоткрыты, как будто он собирается заговорить.
— Как его звали? — мне очень хочется протянуть руку и прикоснуться к нему, но я не уверена, стоит ли.
— Беллус.
Я протягиваю к нему руку, желая узнать больше.
— Ты можешь прикоснуться к нему, если хочешь, — голос Эрсерро мрачнее, чем я когда-либо слышала. — Что бы ты ни делала, теперь для него ничего не имеет значения.
Вместо того, чтобы прикоснуться к Беллусу, я поворачиваюсь и смотрю на Эрсерро.
— Но для тебя это имеет значение, не так ли?
Он молчит так долго, что я начинаю думать, будто перешла какую-то границу. Затем я вижу, как его челюсть напрягается, когда он сглатывает. На этот раз, когда он говорит, его голос звучит надломлено.
— Д-да. Прикоснись к нему.
Я все еще сомневаюсь.
Голос Эрсерро едва громче шепота.
— Пожалуйста.
Протягивая руку, я подношу ее к лицу молодого человека. Его щека, конечно, холодная, но он так идеально выглядит, что мой разум представляет тепло там, где его нет. Я провожу пальцами по его щеке и шее, затем по плечу.
— Что случилось?
— Я расскажу тебе эту историю. Вот почему я привел тебя сюда. Чтобы ты увидела, как важно, чтобы ты была в безопасности от меня. Но я не могу здесь задерживаться. Выйдем со мной на солнечный свет?
Бросив последний взгляд на Беллуса, я поворачиваюсь и беру Эрсерро за руку. Он удивляет меня, обнимая и прижимая к своей груди. Он на мгновение прижимается губами к моим волосам, глубоко вдыхая, прежде чем отпустить меня.
— Обещай мне, что воспримешь все серьезно, цветочек. Я не могу сделать с тобой то, что сделал с ним. Это уничтожит меня.
Мне хочется расспросить его о его откровении. Почему он так заботится о женщине, которую нанял составить ему компанию на несколько месяцев? Но я понимаю, что холод начинает действовать на него. Его кожа больше не сохраняет того тепла, которое было, когда мы вошли в подвал. Поэтому я позволяю ему вывести меня на солнечный свет, и моргаю от яркого света, когда дверь подвала закрывается и ставит барьер между нами и чувством вины Эрсерро. Трудно не воспринимать это именно так. Зачем еще ему хранить статую, когда кажется, что он едва может даже смотреть на нее?
Мне должно быть холодно. Но не из-за температуры внизу. Там было прохладно, но не морозно.
Потому что он пытается подчеркнуть, насколько он опасен. Что может случиться со мной, если я забудусь хоть на мгновение.
Вместо этого я сильнее, чем когда-либо, чувствую это непреодолимое желание заглянуть за очки, к тому парню внутри, который все еще так сильно страдает спустя все эти годы. Как я могу, если он не пускает меня? Если это убило бы меня?
13
Эрсерро
Солнечный свет не может согреть меня, когда мы выходим из подвала. Кажется, единственным источником тепла является рука Тэмсин в моей, когда мы поднимаемся по дорожке и пересекаем лужайку к моей любимой каменной скамейке. Солнце нагрело камень, так что к тому моменту, когда я сажусь, обвив хвостом ноги Тэмсин, онемение немного спадает.
Когда я пытаюсь освободить ее руку, она сжимает ее и не отпускает. Я благодарен больше, чем могу выразить.