Я сплю среди бабочек (СИ)
И снова просыпаюсь в доме на улице Максимилианштрассе — похоже, пора мне завести здесь свою собственную комнату! — и с ужасом понимаю, что провела эту ночь с Юлианом… ну то есть, не в том, конечно, смысле, что мы… ну вы понимаете, нет, но я банально уснула на его кровати, и он почему-то не разбудил меня. Где он вообще? Комната пуста, и я вижу, что «плюшевым мишкой» мне служило то самое платье… О нет! Хватаю его с кровати и как попало запихиваю в свой рюкзак. Облегченно выдыхаю и иду в ванную, где кое-как привожу в порядок свои взлохмаченные волосы — пора прекращать эти утренние пробуждения в этом до старнности притягательном для меня доме. Притягательном в смысле почти мистического притяжения, которое он имеет на меня — я так или иначе постоянно оказываюсь в нем!
Где же Юлиан? Выходить из комнаты в очередной раз страшно, но я берусь за ручку и… рывком распахиваю ее.
— Шарлотта.
… И нос к носу сталкиваюсь с отчимом Юлиана, который в этот самый момент выходит из своей комнаты. О нет, нет, нет…
Доброе утро, Адриан. — Я впервые называю его просто по имени, и тот смотрит на меня почти удивленно, если, конечно, не брать в расчет четкий оттенок разочарования, который я улавливаю в самой глубине его глаз.
Доброе утро, — отвечает он мне и отводит глаза — лучше мне не знать, о чем он сейчас думает. — Прости… — и быстро проходит мимо, торопясь по лестнице вниз.
Я волоку свое неподатливое тело следом за ним, в кой-то веке заинтересовавшись количеством ступеней, которые мне предстоит пройти…
Раз, два, три, — считаю я на ходу и замираю на половине пути, когда слышу голос Алекса.
И что, много ступеней насчитала?
Пока только восемь, — с кислым видом отзываюсь я, и тот улыбается мне… как прежде. Как прежде! Спасибо, Господи.
Облегчу тебе задачу: их ровно двадцать, — говорит он мне в своей обычной манере. — У меня новая бабочка вывелась, — тут же меняет он тему разговора. — Хочешь посмотреть?
Я с энтузиазмом киваю и пробегаю оставшиеся двенадцать ступеней почти на одном дыхании, но едва мои ноги касаются паркета, как другой голос опять же обращается ко мне:
Ах вот ты где, моя милая! Завтрак почти готов. Наверняка, ты проголодалась… после такой-то ночи, — и Юлиан, а это был именно он, хитро мне подмигивает.
Какой такой ночи, хочется возразить мне, что ты вообще имеешь в виду и даже если в голове у тебя то самое, на что, как я понимаю, ты намекаешь, то ничего ведь не было… да и при Алексе-то зачем. Вместо слов я густо краснею, и вижу, как парень в коляске поджимает свои насмешливо изогнутые губы.
Иди завтракать, — кидает он мне, — бабочек мы можем посмотреть и позже.
Никаких бабочек! — темнеет лицом Юлиан. — Ты знаешь, как я ненавижу этих мерзких тварей, и потому моя девушка не станет даже близко к ним подходить. Ты меня слышишь? — это уже относится ко мне, застывшей между братьями соляным столбом.
Юлиан, — пытаюсь было я урезонить парня, но тот смеривает меня таким яростным взглядом, на который я прежде даже не считала его способным, что все мои возражения враз вылетают из моей головы.
Идем завтракать. — Он хватает меня за руку и тащит в сторону кухни, словно непослушного щенка на коротком поводке. Я бросаю на Алекса виноватый взгляд и наконец стены кухни скрывают его из поля моей видимости.
13 глава
В то утро мне так и не удается посмотреть бабочек Алекса, как и во все последующие дни тоже… Я только и могу, что слать ему извиняющиеся сообщения, на которые тот отзывается легкомысленно-беззлобным тоном, за который я ему только благодарна. Все-таки некрасивая вышла сцена с Юлиановым запретом и моим безропотным подчинением — я должна была возразить ему, сказать, что мне, в отличии от него, бабочки очень даже нравятся и потому я хочу и буду смотреть на них столько, сколько моей душе угодно. Но я промолчала и теперь не могу простить себя за это!
А тут еще Юлиан зовет меня на вечеринку в дом своего давнего друга, Тимо Хертеля, и в итоге ко всем своим треволнениям я должна прибавить еще и переживание, связанное с посещением данного мероприятия. Я вся извожусь, решая что и как мне надеть… Статус девушки самого Юлиана Рупперта обязывает меня быть безупречной во всем, по крайней мере я сама себе именно так и говорю, а быть безупречной у меня никогда не получалось… Я просто не таковая и все, и пытаться пределать себя равносильно желанию леопарда сбросить свою пятнистую шкуру. Мне же моя «пятнистость» даже нравится…
Вот, надень-ка это платьице, — Изабель старательно роется в своем гардероба, чтобы отыскать лучший наряд для моего первого официального выхода в свет вместе с Юлианом. Складывается впечатление, что это она идет с ним на данную вечеринку, с таким рвением вызывается она помогать мне в моей подготовке… Я не против — хорошо переложить на кого-то груз ответственности и отдаться посторонним мыслям, никак не связанным с уже опостылевшей мне вечеринкой. Я-то и идти туда не хочу… Все только ради Юлиана. А думаю я почему-то о его отчиме: о том, как мы столкнулись с ним в коридоре и как он смотрел на меня разочарованными глазами. Не думает же он в самом деле, что я переспала с его сыном в первый же вечер наших отношений, словно какая-нибудь жалкая потаскушка… Или думает? Да и что еще он мог подумать, когда я провела ночь в комнате Юлиана, выскочив оттуда с копной кое-как причесанных волос! Меня болезненно ранит мысль о его разочаровании во мне.
Что с тобой? — отвлекает меня от собственных мыслей вопрос Изабель.
А что? — недоумеваю я.
Ты стонешь… Я тебя иголкой уколола?
Нет. — Она как раз подбирает иголками подол моего… то есть своего черного платьица, в котором я стою, подобно манекену.
Еще чуть-чуть и будет почти готово…
Не слишком ли коротко? — неуверенно кошусь я на свое отражение в зеркале. — На дворе все-таки минус десять…
Ты меня прямо удивляешь, — всплескивает она своими руками, — тебя ведь на машине повезут, а не заставят полуголой бегать по улицам.
Она права — переживу как-нибудь, лишь бы Юлиан был доволен. Что уж тут хитрить и увиливать: мне хочется услужить ему… купить его внимание? Возможно. Ведь в его истинную привязанность ко мне я так по-прежнему и не верю, но все равно позволяю себе надеяться на чудо.
В условленный час Юлиан звонит в двери нашей квартиры и целует меня прямо на глазах у восхищенной Изабель, которая — я замечаю это боковым зрением — почти в полуобмороке от восторга. Интересно, что было бы, поцелуй ее мой Юлиан на самом деле? Умерла бы от счастья… в буквальном смысле?
Прекрасно выглядишь.
Спасибо. В основном благодаря Изабель…
Юлиан одаривает мою подругу своим профессиональным подмигиванием, и та отвечает ему тихим вздохом. Со стороны это выглядит почти комично! Неужели и я рядом с Юлианом выгляжу такой же дурочкой, задаюсь я пугающим вопросом? Надеюсь, что нет.
Дом Тимо Хертеля оказывается большим, расцвеченным фонариками бунгало, которое еще издалека вибрирует громоподобной музыкой, в разы усиленной мощными музыкальными колонками… Мой воспитанный на классической музыке мозг мгновенно испытывает приступ надвигающейся мигрени, которой мне после сегодняшнего вечера точно не избежать, и я крепче стискиваю ручку своего маханького клатча, опять же одолженного мне Изабель, чтобы взять себя в руки и не сбежать, так и не переступив порога этого дома.
Ну, ты как, готова? — спрашивает меня Юлиан, заглушая мотор своего автомобиля. — Думаю, все уже собрались — мы последние.
Мы опаздали? — пищу я полным паники голоском. И Юлиан высокомерно мне улыбается:
Герои не опаздывают, — менторским тоном провозглашает он, — они задерживаются… намеренно. — Потом берет меня за руку и тащит в сторону дома. Праведные небеса, я абсолютно не ощущаю в себе мужества для геройства! Я, в отличии от Юлиана, никакая не героиня.
После пары-тройки моих почти полузадушенных попискиваний, мы наконец-то оказываемся в доме, который взрывается именем Юлиана, как фейерверком — худосочная девица, в которой я сразу же узнаю виоланчелистку с третьего курса, про которую Изабель как-то сказала, что она хорошо управляется не только со своей виоланчелью, но и с другими — называть вслух которые я здесь не стану — «инструментами», устремляется к моему парню и повисает на его шее, словно мартышка.