Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий

– Неужели совсем не сохранилось никаких входов туда? – нарушил я затянувшуюся паузу.
– Не знаю! Электростанция – сооружение не такое уж и простое. Наверняка есть какие-то входы. Куда-то должны уходить кабели, как-то должна отводиться вода, откуда-то она должна поступать. Артём Аршакович подробностей не говорит, но обмолвился, что лучше туда не соваться.
– А почему он это скрывает? – не выдержал Андрюха.
Профессор обвёл нас внимательным взглядом и тихо спросил:
– А вы сами не понимаете? Артём человек опытный, он знает об этом сооружении больше, чем может вам рассказать. Как я понимаю, электростанция относится к чему-то негражданскому. Значит, излишний интерес может обернуться плохо и для ищущих, и для самого Артёма. Он за вас переживает, чтобы вы дров не наломали по неосторожности.
– Что же в ней такого секретного, если она даже не работает? – снова спросил Андрюха.
– Молодые люди, я понимаю вашу заинтересованность. Я даже уверен, что поиски вы продолжите, и почти уверен, что найдёте эту шахту, но постарайтесь использовать то, что я вам сказал, не во вред себе и окружающим. Если вы там побываете, не нужно никому об этом рассказывать и уж тем более никого не нужно туда водить. Вас трое, этого вполне достаточно, чтобы сохранить тайну. Я вам даже больше скажу, мне и самому этот ваш колодец очень любопытен.
У меня промелькнула самоуверенная мысль, которую я тут же решил озвучить:
– Орест Николаевич, а вы сами не хотите принять участие в поиске? С вами мы бы быстро всё выяснили.
Колбуков заулыбался, и мне даже показалось, что он сейчас согласится, но вместо этого профессор сказал:
– Мне, конечно, лестно, что вы меня так высоко цените. Но поймите, сооружение это, по-видимому, засекречено, представляете, какие могут быть неприятности, если кто-то узнает об этом? При всём моём любопытстве, последствия от посещения такого места могут самым неблагоприятным образом сказаться на моей деятельности. Вы же не знаете, что там? И я не знаю. Кроме всего прочего, я специалист в области археологии и истории, а не гидроинженерии, поэтому едва ли смогу оказать вам какую-то услугу, больше той, которую оказал, узнав некоторые подробности.
– Молодец Колбуков, – говорил Костик, когда мы шли к метро. – И объяснил многое, узнал ведь, не поленился, и в то же время сам с темы съехал.
– В каком смысле съехал? – удивился Андрюха.
– Ну, такой: может, это то, а может, это, точно не знаю, а сам не пойду!
– Конечно, не пойдёт. Зачем ему на старости лет научную карьеру портить посещением спецобъектов?
– Так-то оно так, но я бы пошёл!
– Потому что ты не профессор! Этим вы и отличаетесь!
– А почему вы считаете, что это спецобъект? – посмотрел я на своих товарищей.
Те расхохотались:
– А что же это? Электростанция для детского садика? – переспросил Костик. – Ясное дело, спецуха какая-то. Подземная электростанция! Надо бы ещё разок на район съездить и прикинуть, что к чему.
Распалённые новыми сведениями, мы решили не откладывать в долгий ящик поездку, поэтому, добравшись до метро, тут же отправились в сторону Беляево. И снова знакомая улица, институт, прожектор. К ночи мороз усилился, даже прохожих почти не было. Мимо прошлёпал бело-зелёный «икарус» и остановился впереди. Через узоры на заиндевевших окнах фонари в салоне автобуса расплывались, становясь бесформенными. Мне представлялось, как холодно там сейчас внутри: замёрзшие сиденья и такие же замёрзшие, словно вороны, неподвижные пассажиры на них.
Деревья над оврагом стояли точно хрустальные, с белым ледяным налётом на ветках, казалось, стукни по стволу – и дерево рассыплется миллионом осколков. В сугробах чернели оголовки колодцев, куда мы летом спускались с шефом. Крышки оттаяли, а через отверстия в них, точно из чайников, поднимались к чёрному небу тоненькие струйки пара.
– Отцы! Давайте думать логично, – залез на оголовок, точно на сцену, Андрюха. – Вода должна откуда-то поступать, так? Значит, нужно искать поблизости коллектор, идущий туда.
  
– Не факт! Логичнее было бы сделать напорный участок низкого давления, – возразил Костик.
– Ишь ты, тоже верно! Ну ладно, сильно издалека подводить воду вроде как резона нет, раз они здесь разместили объект. Вода должна куда-то сбрасываться. В канализацию? В общем, так: я предлагаю для начала проверить здесь коллекторы на предмет чего-то похожего на то, что нас интересует.
– Старо предание. Мы и так тут всё переоткрывали, – махнул Костик рукой.
– Значит, не всё! Я предлагаю проверить ещё раз канализационный канал под нами.
– Одни уже допроверялись.
– Куприн с Очеретиным? И тем не менее. – Андрюха понизил голос, стараясь говорить как можно более вкрадчиво. – Полезли они всё-таки сюда. Вот в этот коллектор. Куприн сказал нам, что можно было спуститься прямо в шахту, а можно было дойти до неё через коллектор. Значит, какой-то гейт есть. Куда он может выходить, раз они полезли сюда? Сюда и может. На соединении коллекторов у нас что обычно? Камера с люками. Я бы начал с того, что проверил все люки здесь.
– Ага, под плитами. Ладно, по домам, я замёрз, – пробурчал Костик.
Следующие несколько месяцев мы ездили в Беляево как на работу. Прошли вдоль и поперёк маленькую речушку Самородинку, заключённую в трубы, она текла в противоположную сторону от интересующего нас квадрата. Обнаружили под улицей Обручева ещё один огромный канализационный канал, диаметром почти как тоннель метро. Он проходил значительно глубже, чем коллектор в овраге. И наше расследование снова зашло бы в тупик, если бы как-то весенним днём мы не отправились в сторону Тропарёвского лесопарка. Мы шли и открывали колодцы по трассе «купринского», как мы его между собой окрестили, коллектора, только выше той точки, где искали прежде объект. Наше внимание привлекли несколько люков, расположенных на небольшой заасфальтированной площадке, возле подпорной стенки с гаражами. Приоткрыв крышку одного из них, мы обнаружили выходящий на поверхность привод шибера – шлюзового затвора, которые используют для перекрытия самотёчных коллекторов. Тогда мы открыли соседний люк. Изнутри бурлило и грохотало. Впрочем, это было неудивительно, ведь мощные канализационные каналы всегда шумят так, будто в нескольких метрах под ногами низвергается Ниагарский водопад. Тогда мы сбросились на «камень, ножницы, бумага», и «бумага» оказалась моей. Значит, и под землю лезть был мой черёд. Если постоянно приходится спускаться в колодцы, тем более в канализацию, острого желания залезть туда лишний раз не возникает. Но когда есть определённая цель, требующая достижения, это заставляет через не хочу, через неприятный, иногда тошнотворный мыльно-фекальный запах спускаться в ревущую подземную глубину. Достав из рюкзака каску, приладив респиратор и обув на ноги бахилы ОЗК, я сел на край колодца. Коллектор немного провентилировался. Спускаться по узкой трубе было страшновато, поток воды становился всё ближе и ближе. Пытаясь рассмотреть, что внизу, я направлял луч своего фонарика на дно и вскоре увидел бетонный пол. В противоположной от лесенки стенке колодца было низкое арочное отверстие, за ним виднелась узкая берма [33]. Обширная камера напоминала квадратный зальчик, только вместо привычного смотрового балкона был не больше метра карниз, отвесно обрывавшийся к потоку. Я пролез в отверстие и аккуратно встал, прижавшись спиной к стене. Слева ржавел приоткрытый шибер [34]. Убедившись, что бетон не скользкий, сделал шаг, затем другой и приблизился к огромному затвору. Где-нибудь на поверхности или даже в коллекторе речки метр – это очень много, а здесь, над ревущим канализационным потоком, казалось, что совершаешь немыслимый подвиг, пробираясь по такому карнизу. Шибер был круглым, рифлёным. Схватившись за него рукой, я нагнулся и заглянул в щель. Она была достаточно большой, чтобы проползти. Круглый совершенно сухой тоннель уводил перпендикулярно канализации. Он был чуть меньше моего роста. Забравшись внутрь, я прошёл несколько десятков метров – ни конца, ни края – и решил возвращаться к товарищам. За это время они уже успели порядком разволноваться из-за моего долгого отсутствия.