Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий

– Студенты к экзаменам готовятся!
– Какие студенты?
– Консерваторские!
Зажатая потрепанными домиками улица уходила вниз, шагать было легко, а если посмотреть чуть выше припаркованных машин, то можно было представить, будто летишь прямо к древнему и загадочному кремлёвскому шпилю, в прохладу каменных стен и вековой пыли с запахом голубиного помета. Но что-то смущало меня в моих же собственных мыслях. Я попытался ещё раз воспроизвести эту ассоциацию и понял: голуби! Слишком уж не вязались Кремль и голуби. Мне вдруг показалось, что на кремлёвских чердаках и в самих башенных шпилях должно быть как-то по-особенному, не так как на чердаках обычных домов.
– Артём, а в Кремле голуби живут? – поглядел я на Задикяна.
– Да нет, вряд ли. Пожалуй, голубей там нет. Там же орнитологический отдел с хищными птицами, вот те и распугивают голубей!
– А чем голуби вредны?
– Купола пачкают, памятники всякие. Насколько я знаю, в основном в Кремле ворон распугивают, ну и голубей заодно! Попробуй-ка на «Иван Великий» слазать, купол помыть! А Кремль – музей, непорядок, если такая красота грязной будет! У меня был один знакомый, в Кремле работал, в звёздах лампочки менял, ну и бывало, что помогал – мыл их, подшипники смазывал, звёзды же вертятся. Вот перед праздниками – Седьмого ноября, Первого мая – они за месяц начинали готовиться. Представляешь, работа какая интересная?
«День Седьмого ноября – красный день календаря», – вспомнился мне детский стишок.
– Артём, а что седьмого ноября праздновали?
Тот взглянул с удивлением:
– Как что? Великую Октябрьскую революцию! Знаешь, какой праздник был? У-у-у! Демонстрации, гуляния!
– А почему тогда не в октябре, а в ноябре?
– У нас же два Новых года – новый и старый, вот в восемнадцатом году Ленин подписал декрет о переходе на западноевропейский календарь, и всё как бы сдвинулось на тринадцать дней. Поэтому революция произошла в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября, а праздновать ее стали седьмого ноября, по новому стилю то есть.
– А зачем была нужна вся эта путаница?
– Это как раз наоборот, чтобы путаницы было поменьше, вся Европа в то время уже жила по такому стилю, а мы ещё по церковному, вот Ленин и принял решение, чтобы мы тоже начинали жить по-человечьи, правда, по-человечьи не сразу зажить получилось.
Мы нырнули в подземный переход, а вышли возле ступеней, поднимавшихся к Ленинской библиотеке. По ним важно расхаживали голуби, такие же серые и пыльные, как и сами ступени.
– Тут когда библиотеку строили, Стеллецкий подземную лесенку нашёл, знаешь? – хитро прищурился Артём. – Вот эту местность от Моховой до Староваганьковского переулка, который за библиотекой, в XVII веке первый Романов, Михаил Фёдорович, подарил своему слуге Василию Стрешневу. Ну а тот был такой карьерист – ужас, он потом стал приказом золотого дела даже заведовать. И этот Стрешнев построил тут дом. А чего – хорошо, и Кремль рядом! Но жить тут – не жил, ездил много по государственным делам. Дом у него этот сгорел, ну и почему-то его так и не восстановили, не знаю почему. Детей у него тоже не было, и когда Стрешнев помер, то пустырь с развалинами опять перешёл в государственную казну. Алексей Михайлович, это сын Михаила Фёдоровича, отдал эту землю своему зятю, Нарышкину. Кирилл Нарышкин тут опять застроил всё, вот его дом простоял уже почти сто пятьдесят лет, но потом тоже сгорел в Наполеоновском пожаре. Затем пожарище купила генеральша Софья Свечина, ничего тут не делала, не строила и довольно выгодно продала пустырь государству. Тогда тут уже Горное правление разместили. Ну а потом правление выселили и передали здания архиву иностранных дел. Это уже было во второй половине XIX века. Ну и Стеллецкий считал, что всё тут на старых фундаментах построено, стал раскопки проводить и нашёл засыпанную винтовую лестницу под землю.
Солнце припекало, мы остановились у светофора на переходе, глядя на убегающую вправо улицу:
– Здесь, по современной Фрунзе, вернее, это она раньше была Фрунзе, теперь-то Знаменка опять, по версии Стеллецкого и Забелина Ивана Егоровича, могла проходить граница грозненского Опричного двора! Место его нахождения до сих пор не ясно, потеряли! – сокрушенно тряхнул головой Артём. – Дело в том, что есть такой документ, доношение одного немца-опричника, там говорится, что двор был огорожен каменной стеной. Так вот Стеллецкий уверял, что ограда архива Министерства иностранных дел и есть та стена.
  
– Да как же она могла сохраниться? – не поверил я.
– В том-то и дело, что стена была, конечно, новой, современной, но по старым границам, возможно, на старом фундаменте. Ну, это спорный вопрос, недавно археолог Кренке раскопки проводил, только не здесь, где Стеллецкий, а с другой стороны Воздвиженки, и пришёл к выводу, что Опричный двор был не тут, а там. Правда, тоже неточно.
Переключился светофор, и мы перешли на другую сторону улицы, остановившись на изгибающемся тротуаре, возле небольшого приветливого скверика. Он как бы был продолжением линии домов на повороте, словно прореха, заштопанная зелёными нитками.
– Вот здесь была церковь Николы Стрелецкого, – показал Артём на ряды кустарника. – Разрушили, когда метро строили. Церковь была для стрельцов, её потом уже возвели, при Петре I, а вот стрелецкое войско было создано именно Грозным, как первая регулярная армия. Ну, дело не в этом, а в том, что Ленинку возводили одновременно с метро – с первой линией как раз. Стройплощадка, всё как обычно. Метро копают, библиотеку строят, архив сносят. Заложили здание библиотеки, а по стене начинают трещины ползти. Просадка грунта! Ну, а Стеллецкий тут как тут. Он же с Ротертом дружил – начальником Метростроя. Тот ему разрешил обследовать здание архива, которое всё равно уже разбирать начали. И вот Стеллецкий находит, что некоторые постройки архива тоже проваливаются куда-то под землю. Основное здание в трещинах и ещё какое-то, кузница вроде. Видит, что подвалы под архивом разные, одни глубокие, где-то вообще их нет. Он копать! Нашел белокаменный сводчатый подвал, а возле него в стене небольшую камеру. Вроде как тюрьму, из неё наверх даже отдушина была, чтобы узнику еду подавать. А в планах здания архива этих подвалов и вовсе не было. То есть Стеллецкий нашёл какие-то подземелья, которые намного старше самого здания! Вскрыл кирпичный пол, а под ним – засыпка древняя. И вот он писал, что в одном углу железный лом уходил почти на всю длину. Пустоты, значит, ниже пола. Стал исследовать и нашёл каменные ступени винтовой лестницы. То есть лом попадал в пролёт между ступенек. Ну, тут уже ОГПУ вмешалось, и быстренько архив этот снесли, чтобы сор из избы не выносить.
Артём замолчал. Мне казалось почти невероятным, что кто-то мог помешать археологу провести научные работы, вмешаться так варварски и нагло, действовать вредительски, на пороге, казалось бы, сделанного учёным открытия. Мы уже заходили на мост, когда я оглянулся на серую громаду библиотеки, возвышающуюся с другой стороны огромного оврага. Странно, никогда я прежде не обращал внимания, насколько неровная Москва, словно цветастое покрывало на небрежно заправленной кем-то постели. Бесконечным потоком текли автомобили, поворачивая и навсегда исчезая за зелёным морем Александровского сада, маленькие издалека, будто игрушечные солдатики, прохожие спешили по переходу, по которому совсем недавно прошли и мы с Задикяном. А над этой суетой, словно корона, возвышалось кружевное старинное здание, с поднимавшейся к нему широкой пустой лестницей, соединившей, словно мост, повседневную городскую суету с застывшей историей.
– Артём, а это что такое, не знаете? – указал я на него своему спутнику.
– Где?
– Ну, дом вот этот странный на холме!
– А, да это же Пашков дом! Тоже загадка! Пашков этот был капитаном лейб-гвардии при Екатерине II. Построил себе дом тут. А когда-то на том месте был дворец Софьи Витовтовны – бабки Ивана III, потом, возможно, Опричный двор. Там, в этом доме Пашкова, была клумба, огромная такая, круглая, каменная, как фонтан, что ли. Лет пять назад выяснилось, что клумба эта – вовсе не клумба, а колодец! Стали раскапывать, раскопали больше десяти метров, а дна нет. По стенам – остатки лестницы. Как шахта метро, только древняя. Да у меня фотографии есть, я покажу потом! Я снимал там, когда Лужков ещё приезжал с Векслером, археологом. Лужок говорит: «Музей сделаем, показывать будем, может, там ходы подземные есть!» А потом приехали товарищи в штатском, достали ксивы и запретили копать. Да! Векслер звонить, возмущаться: «Сам мэр заинтересован в исследованиях!» А ему отвечают: «Александр Григорьевич, копать вы здесь не будете, так как дело касается государственной безопасности», и всё! Взяли и забетонировали дно колодца.