Красавица, чудовище и волшебник без лицензии (СИ)

Фарр-весельчак, заслышав о казни, переполошился и немедленно уронил свой грохочущий и звякающий мешок, но затем, поняв, что его это не касается, снова принялся рыться в своих кладовых, насвистывая и притопывая копытом. Джуп испытала приступ острой зависти: вот бы ей сейчас собираться в путь, зная, что королевским повелением освобождена от власти Ирисовой Горечи на веки-вечные!.. И чтобы принц Ноа не смотрел так обвиняюще и грустно, а Мимму не выглядел таким сломленным и разочарованным… Что за безрадостное приключение, что за пакость эти тайны и недомолвки!..
— Все в точности, как я и говорил, — нарушил свое молчание мэтр Абревиль ради бессмысленного, но донельзя саркастичного замечания. — Мы погибнем оттого, что ты, Джуп, раз за разом шла на поводу своей глупой склонности кого-то спасать!
— Вы погибнете оттого, что шпионам Эсфер Молочай не позволено переступать границы владений Ирисов! — отчеканил Ноа.
— Ваше Цветочество! Ноа!.. — Джуп, собравшись с силами, сложила руки в умоляющем жесте, уповая на какое-то чудо, равного которому с ней еще тут не происходило. — Ну поверьте же, что я никогда не хотела вам навредить. Да, я обманула вас, и подговорила уйти из Ирисовой Горечи, чтобы мы с Мимму могли сбежать, но только потому, что наш побег и вам бы пошел на пользу!..
— Джуп! — предостерегающе воскликнул Мимулус, побледнев от волнения.
— И как же мне мог помочь ваш побег? — насмешливо, но с затаенной злостью спросил Ноа. — Спору нет, от вас, как от придворных, пользы немного, но неужели после вашего исчезновения что-то в Ирисовой Горечи переменилось бы к лучшему?
— Да, — твердо сказала Джуп, оглянувшись на мэтра Абревиля, который разве что руками не махал и ногами не топал, призывая ее остановиться. — Мы с Мимму направлялись в Росендаль, чтобы снять с вас проклятие!
— Да неужто?! — деланно расхохотался принц. — С чего бы это? Росендальские маги приговорили меня к проклятию, так зачем же им отзывать свое слово?
— Нет, Джуп! Нет! — уже не скрываясь, завопил Мимму, бросаясь между Джуп и принцем. — Ты же знаешь, что будет! Он тебя не пощадит!..
— Мимулус, да он и так собирается нас казнить! — закричала и Джуп, обессилев от бесконечного хождения вокруг да около. — Какая разница, из-за чего именно? К тому же, ты сам говорил, что это опасно для меня, а не для тебя!
— Нет-нет-нет! — продолжал вопить мэтр Абревиль, от ужаса зажмурившись и мотая головой, как лошадь, которую беззжалостно жалит рой оводов. — Ты не понимаешь!..
Но было поздно, Джуп уже горячо и сбивчиво объясняла принцу, как и почему Мимулус похитил проклятие, как она по ошибке выпустила чары на свободу, как согласилась стать сосудом для проклятия, чтобы доставить его в Росендаль… Даже Фарр-Весельчак, услышав краем уха ее рассказ, отложил в сторону мешок и подошел поближе, чтобы не упустить ни слова. А Джунипер рассказывала, что в проклятии спрятано еще одно — и куда более страшное, — уже ставшее причиной смерти слишком любопытного старого мага Перренса Хумберта, и признавалась, что ужасно боится погибнуть из-за действия чар. Поэтому ей очень хочется побыстрее очутиться побыстрее в Росендале, ведь преждевременно умереть безо всякой пользы — это еще обиднее, чем умереть просто так, а кто же хочет вообще умирать?.. Она много раз повторила, что никогда не видела даму Эсфер, и не хотела бы видеть, так что ей совершенно не хочется, чтобы ее несправедливо считали приспешницей какой-то злой молочайной дамы — «…мне не очень-то понравилось, когда и вы, Ваше Цветочество, называли меня своей приспешницей — очень неприятное слово!..». Мимулус стонал и рвал на себе волосы, теперь уж окончательно уверившись, что все пропало, а Джуп уже дошла до той части истории, где появились кошки-охотницы, и даже вспомнила, как расстроилась из-за убитого ими светлячка. 
Принц слушал ее внимательно, с непроницаемым лицом. Точнее говоря, Джуп видела его лицо бесстрастным и загадочным, а каким оно казалось Мимулусу и Фарру — кто знает. Но и волшебник, и сатир выглядели одинаково встревоженными — стало быть, ничего доброго выражение уродливой личины Ноа не предвещало. 
 
Тогда Джунипер принялась говорить о том, что ей, в общем-то, понравилась Ирисова Горечь, да и сам принц, хоть поначалу и испугал ее, оказался не таким уж ужасным (соврать насчет своего отношения к истории с Пейли Молочай честная Джуп не смогла даже ради спасения своей жизни), и уж она бы ни за что не пожелала ему умереть из-за коварства собственной мачехи. Разойдясь, Джунипер наконец-то высказала все, что думает о роли господина Заразихи в бедах принца, и решительно осудила саморазрушительное пристрастие принца к нектару — вот преимущества, появляющиеся у того, кто почти что приговорен к смертной казни!..
О своем плане заморочить голову Его Цветочеству и сыграть на его тяге к развлечениям Джуп тоже рассказала как можно честнее, но в свое оправдание заметила, что была уверена: принцу на празднике ничего не грозит! Кто же знал, что там будет Ранункуло?.. Ей казалось важным объяснить, что оставлять Ноа в опасности она не собиралась — и не покривила душой, ведь при появлении угрозы сделала все, чтобы доставить принца домой. Но лицо Его Цветочества не переменило своего холодного задумчивого выражения, как будто его ничуть не впечатлила преданность придворной пленницы.
Лишь об одном умолчала Джуп, подозревавшая, что еще одного удара по самолюбию принц Ноа не вынесет: ни словом она не упомянула свою способность видеть настоящий облик Его Цветочества. «Если ему покажется, что я не оценила по достоинству его внешнюю красоту, то уж точно не смилуется! — подумала она. — Вряд ли он согласится, что его внешность не так уж важна для этой истории!»
— Видите, Ноа? — наконец спросила она, совершенно выдохшись и оттого позабыв о лишних церемониях. — Никто не собирался причинять вам вред! Мы очутились здесь совсем не потому, что нас прислала дама Эсфер!..
Но принц молчал, задумчиво сплетая и расплетая свои когтистые пальцы. По его виду нельзя сказать, что Ноа разгневался, но ведь он совсем недавно обещал казнить предателей точно так же холодно и деловито. 
— Правильно ли я понял, — спросил он после долгого неприятного молчания, — что правду о проклятии вы не сказали мне потому, что считали, будто я решу уничтожить чары Эсфер вместе с оболочкой — то есть, с Джуп Скиптон?
— Пожалуй, что так, — вздохнула Джунипер, поскольку мэтр Абревиль, впав в обреченное уныние, не считал нужным более отвечать на какие-либо вопросы.
— И ты, Джуп, так думала? — уточнил Ноа, глядя на нее задумчивее прежнего.
— Но… вы МОГЛИ так поступить, ведь правда? — ответила Джуп вопросом на вопрос, после чего возле давно потухшего костра воцарилась тишина.
В тишине было хорошо слышно, как в доме все громче звучат крики гоблинов и кобольдов, как выплескивается через приоткрытые окна испуганная суета, мелькают огоньки, хлопают двери и оконные ставни. Улитки, так и не дождавшись возвращения принца, расползались по стене, и наверняка были недовольны тем, как провели эту ночь. Высоко наверху раздались трескучие голоса сорок, которые вылетели из окна, крича: «Принц пропал!.. Ужасное происшествие! Принца нет в его покоях! На поиски, на поиски! Обыщите весь остров!..». 
Вскоре Его Цветочеству, безразлично наблюдающему за всем этим, предстояло вернуться в дом, как и положено — через двери, в сопровождении толпы слуг.
  
Глава 55. Королевский суд и беды гоблина Заразихи
 
Остров был невелик, а сороки — быстры и остроглазы. Они первыми заметили принца, летая взад-вперед вдоль воды; тут же истошно раскричались, а уж на их крик прибежали и домоправители, и прочая челядь.
— Ваше Цветочество! Ваше Цветочество!.. — только и повторял запыхавшийся Заразиха, пока принц рассеянно гладил ластившихся к нему птиц.
Джунипер и Мимулус сидели тихо, как мыши, ожидая, что же скажет Ноа. Задумчивость принца пугала куда сильнее, чем гнев. Его Цветочество так и не сказал, что думает по поводу истории с похищенным проклятием — не означало ли это, что он принимает сейчас какое-то весьма сложное решение?..