Полукровка (ЛП)

Его зверь, и без того разъяренный, взвыл при виде нее.
— Блядь, — выругался он, скривив рот от гнева.
Он не мог подойти ближе, но пожирал ее взглядом. Он никогда не видел человеческую женщину вблизи после того, как ушла его мать. Во время охоты он наткнулся на нескольких человек, диких людей, которым нравилось жить отдельно от других. Иногда он торговался с ними, но в остальном они не беспокоили Орека, а он не трогал их.
Но эта… она не была дикарем.
Ее глаза широко раскрылись, пробегая по чертам его лица, но ни на чем не останавливаясь, как будто она не могла толком его разглядеть.
Она сидела, спрятавшись за полукругом коробок, со связанными конечностями и кляпом во рту. Ее поместили среди других товаров, как будто ее можно было купить, обменять и использовать.
Она пыталась освободиться от ремней, руки были вывернуты в запястьях. Ее глаза были большими, яркими и испуганными на бледно-розовом лице, белки резко выделялись на фоне темноты палатки. Но она не съежилась, и что-то в Ореке шевельнулось при виде ее расправленных плеч.
Она показалась ему маленькой, но, возможно, она не была похожа на человеческую женщину. Ее плечи были шире и сильнее, чем у его матери, талия переходила в мощные бедра. И даже со связанными впереди руками и в полумраке палатки он мог различить контуры больших грудей. У оркцесс груди были гораздо меньшего размера на широкой мускулистой груди, но у людей были шары мягкой плоти, а у этой — щедрые холмы.
Он резко вздохнул и заставил себя отвести взгляд, чтобы снова посмотреть ей в лицо. Растрепанные, немытые кудри каштанового цвета обрамляли ее лицо, но он не мог точно определить истинный оттенок при слабом освещении. Но он мог видеть маленькие пигментированные точки на ее щеках и переносице. Веснушки. Очень человеческий признак. У его матери их было несколько. И у него на щеках тоже было что-то похожее.
Он открыл рот, сам не зная почему, не зная, что хотел сказать, но быстро закрыл его, почувствовав страх, который она излучала. Едкий запах ударил ему в нос, и у него перехватило желудок.
Она не съежилась, но держалась напряженно, как будто готовилась к тому, что он схватит ее. Чтобы сделать с ней что-то невыразимое.
Как это сделает Крул.
Еще одно рычание вырвалось из его горла, но он сдержался, боясь напугать ее. Никто из них, включая его зверя, не хотел, чтобы это существо находилось рядом с вождем Каменнокожих.
Он сделает с ней то же самое, что сделали с его матерью. Держа ее столько, сколько ему заблагорассудится, используя ее любым способом, который ему понравится.
В детстве Орек не понимал, что на самом деле происходило, когда его отец приходил за матерью, а она торопила Орека уйти, или когда отец выталкивал его из палатки. Что-то глубоко внутри подсказывало ему не возвращаться, пока его отец не уйдет, даже если это означало провести целую ночь, прячась от Калдара и других юнлингов, что толкали его и выкручивали уши.
Но Орек уже вырос. Он понимал, что это были за ночи, что это значило для его матери, когда она плакала и истекала кровью в течение нескольких дней. Он пытался утешить ее, пытался помочь, как мог, но она отшатывалась от его прикосновений и не могла смотреть на него.
Если бы она не ушла, то была бы уже мертва. Его отец использовал бы ее до тех пор, пока от нее ничего не осталось. Его отец был бессердечной скотиной, Орек всегда это понимал. И посмотрите, что он сделал с человеческой женщиной.
Крул тоже обладал всеми этими качествами, но внутри него было нечто большее — ум, проницательная жестокость, которые годами удерживали его у власти. Что мог такой мужчина сделать с этим маленьким человеком?
Сломать ее. За пределами унижения, боли и мучений. Крул мог бы сломать эту женщину.
Эта мысль пронзила его холодным огнем, заставив задрожать от паники и ярости.
Он сделал два последних торопливых шага к женщине и с глухим стуком опустился перед ней на колени. Она вжалась спиной в стену палатки, пока ей больше некуда было деться, с широко раскрытыми от ужаса глазами, как будто он был воплощением всех ее ночных кошмаров, но у него не было времени чувствовать себя виноватым за то, что напугал ее. И у нее тоже.
  
— Они купили тебя? — спросил он на языке матери.
Она задыхалась из-за кляпа, уставившись на его рот.
Он прочистил горло и попробовал снова. Прошло так много лет с тех пор, как он использовал человеческие слова.
— Орки, они купили тебя?
Она неуверенно кивнула один раз.
— Ты знаешь почему?
Резкий вдох перед очередным медленным кивком. В ее глазах появился неподдельный ужас, но Орек восхитился тем, что она не дрогнула под его взглядом. Она прямо смотрела в его глаза, ожидая, что он скажет.
— Тебя привезли сюда против твоей воли?
При этих словах она дико замотала головой, ее лицо омрачилось. Он подумал, что если бы она могла, то зарычала бы на него.
Для Орека этого было достаточно. Этот человек был похищен, продан и куплен. Она ничего из этого не просила, но заплатит за все. Никто не заслуживал того, что Тэлон запланировал для нее. Оркам нравилось притворяться, что все, что меньше их самих, — слабее и, следовательно, ничего не стоит.
Орек знал лучше. Укус комара мог убить самого сильного охотника.
Он смотрел на нее сверху вниз, балансируя на краю пропасти. Осмелится ли он?
Клан был всей его жизнью, даже когда его мать была здесь. Он так отчаянно пытался быть членом клана орков, быть кем-то для них. Он отдал им свою кровь, свою силу, свою верность, все, что в нем было, что он мог отдать.
Внутренности болезненно сжались при мысли обо всем, ради чего он работал в этом клане. У него было немного, всего лишь скромная палатка, но она принадлежала ему, и он ее заслужил. Клан был всем, что он когда-либо знал, и у него не было иллюзий относительно человеческого мира. Мать оставила его не просто так. Ни один человеческий клан не принял бы его.
Мог ли он рисковать своей жизнью, какой бы жалкой она ни была, ради нее?
Да, — взвыл зверь внутри него, скрежеща клыками. Он не мог смириться с тем, что происходит с этой женщиной, рычание так яростно вырывалось из груди Орека, что он чувствовал, как оно вибрирует в горле. Ответ расстроил его, как и вспышка собственнического чувства к женщине.
Крул ее не получит.
Свет изменился, когда кто-то прошел мимо палатки, шевеля пологом. Этого было достаточно, чтобы увидеть зелень ее глаз, как мох на берегу реки. Теперь она не была такой напуганной, вместо этого наблюдала за ним с настороженным любопытством, и он встретился с ней взглядом, надеясь, что это скажет ей то, чего не мог сказать его заплетающийся язык.
Он не мог допустить, чтобы то, что случилось с его матерью, повторилось.
Возможно, он мог бы помочь этому человеку и не потерять свой клан полностью — просто отвести ее к ближайшим людям и убедить Крула, что он отправился на охоту. Это был оптимистичный поступок, опасный для него, но он должен был помочь женщине.
Он молча развязал узел на ее лодыжках и сбросил путы.
Она наблюдала за ним, уставившись на освобожденные ноги, прежде чем протянуть к нему руки.
Он не развязал их, пока нет. Он взял ее руки в свои, и ему пришлось скрыть дрожь удовольствия от прикосновения к ее мягкой, теплой коже. Прошло много времени с тех пор, как он как-либо ощущал чье-то прикосновение, кроме пощечины или пинка.
— Подожди здесь, — прошептал он, и она нахмурилась. — Сиди молча.
Она что-то проворчала из-за кляпа и свирепо посмотрела на него.
Хорошо. Я приму дерзость за страх.
Он поспешил выйти из палатки, надеясь, что тот, кто проходил мимо, не знал, что Орек должен был быть у входа.
Хотя наступила ночь, лагерь был ярким по сравнению с темнотой палатки. Он мог видеть верхушку потрескивающего костра в центре, звук и запах шипящего кабана заставляли желудок урчать.
Ему понадобятся вещи. Он израсходовал большую часть припасов на охоте, его одежда и меха были испачканы. И у него, конечно же, не было ничего для человека.