Эффект Лотоса (ЛП)

Не дай Бог, он действительно меня слушал. Не думаю, что Даттон мне поверил, или он был слишком безразличен, чтобы искать убийцу. Для него угроза миновала… если она вообще когда-либо существовала. Я могла сказать это по тому, как его водянистые глаза, страдающие от катаракты, пристально смотрели на меня; он был из клуба старых мальчиков — тех, которые думают, что если женщины ведут себя не как примерные девочки, то получают то, что заслуживают.
Как и положено, Даттон пригласил врача проверить мои жизненные показатели и провести анализы, после чего мне разрешили поговорить с ним. Он сразу перешел к вопросам.
«Вы помните, как были в «Док-Хаусе»?
«Вы помните, кто был там той ночью? С кем вы разговаривали… помните?
«Вы помните хоть что-нибудь?»
Ответ на каждый вопрос: не помню.
Это рассердило детектива. Он очень хотел побыстрее разделаться с делом, и я никак этому не способствовала. Но я не верила. Когда он рассказал все, что было известно о ночи нападения, я слушала, словно это история о ком-то другом.
Он поспешно изложил свою гипотезу о том, что произошло:
Мы с Кэмерон пошли в «Док-Хаус». Дрю, все еще разъяренный из-за ссоры, выследил меня до бара и, после того как тот закрылся, загнал в угол на причале. Мы поссорились, и он десять раз ударил меня ножом, а затем попытался скрыть улики, выбросив тело в Мертвую реку. От меня не ускользнула горькая ирония. В Мертвой реке водились только аллигаторы (и, по словам Даттона, мне повезло, «не оказаться съеденной аллигатором»). Затем, слабое течение, должно быть, унесло меня ближе к озеру Юстис. Там меня выбросило на берег, а через несколько часов ранним утром на тело наткнулся рыбак. К тому времени, как прибыли медики, я не реагировала на раздражители, предположительно мертвая.
Но они меня оживили.
У меня был пульс, хотя и слабый. Я потеряла много крови. Меня срочно доставили в Сильвер Лэйк Мемориал.
— Прошло восемь дней, — подчеркнул детектив Даттон. — Очень важно, чтобы вы попытались, Синтия. Попытайтесь вспомнить, что случилось той ночью. Вы помните, как видели Дрю в баре?
Я не помнила ничего из рассказанного Даттоном. У меня участился пульс, пульсометр пищал все быстрее. К острой физической боли добавилась глубокая ноющая, и я с трудом могла дышать. Этого не может быть. Но где-то в глубине души я знала правду. В душе вспыхнула знакомая боль — чувство предательства от клинка, вонзившегося в спину.
Челси была беременна.
Я поссорилась с Дрю.
Мы с Кэмерон пошли в «Док-Хаус».
А потом…
Я покачала головой.
— Я не помню. — Голова раскалывалась от боли.
Даттон нахмурился.
— По словам вашей подруги Кэмерон, вы спустились к пирсу. Вы помните, был ли там кто-то еще? Вы видели Дрю?
Упоминание Кэм вызвало проблеск воспоминаний. По какой-то причине имя лучшей подруги вызвало гнев. Я злилась на нее… но не знала почему.
— Я хочу с ней увидеться, — хрипло сказала я.
Детектив скрестил руки и подошел к постели.
— Разве ты не хочешь сначала увидеть родителей? — спросил он. — Они очень беспокоились.
Правильно. Родители.
— Да, пожалуйста, позовите их, — сказал я. — Я не хочу больше об этом говорить.
Я плохо соображала из-за морфия и вообще была как в тумане после пережитого, но все равно заметила, с каким выражением смотрит на меня детектив Даттон и осуждающий блеск в его прищуренных глазах. Он анализировал меня, словно я была подозреваемой.
— Хорошо, — сказал он. — Мы вернёмся к этому снова, когда вы поправитесь. Пожалуйста, свяжитесь со мной, если хоть что-нибудь вспомните… пусть даже какую-то мелочь. Может, память восстановится, когда действие обезболивающего закончится. — Он положил на столик визитку и дважды постучал по ней.
Мы оба знали, что это неправда. В любом расследовании найти преступника было легче по горячим следам. А значит, первые воспоминания жертвы крайне важны. На восстановленные воспоминания могли повлиять средства массовой информации, а также рассказы семьи и друзей. Воспоминания о нападении на меня будут утрачены, пока мой разум не решит иначе.
 
Когда родители вошли в палату, я нашла в себе силы сесть. Увидеть лицо матери в тот момент… Меня словно снова ударили в живот. С тех пор, как я видела ее в последний раз, она постарела лет на десять, а мой отец — всегда прочная, несгибаемая основа нашей маленькой семьи — был иссохшей оболочкой его прежнего «я».
Я терпела объятия, прикосновения и кудахтанье только потому, что они не допрашивали меня и не требовали объяснить, что произошло. Единственное, что их волновало и радовало — что их единственная дочь воскресла из мертвых. Они не хотели портить момент воссоединения. И я была благодарна.
Стоило мне убедить их, что я устала и мне нужно отдохнуть, но я хочу увидеть Кэмерон, они привели ее и заверили меня, что будут в коридоре.
Сначала она не смотрела на меня. Кэм уперла взгляд в пол.
— Я так рада, Синт. Ты не представляешь, как я волновалась…
— Что случилось?
И тут она посмотрела на меня. Я могла разглядеть это в ее глазах. Вина. Она придвинулась ближе и глубоко вздохнула, собираясь с силами.
— Ты была так расстроена, — сказала она. — Я пыталась уговорить тебя пойти с нами…
— С кем, с нами? — Вопросила я, все еще не понимая, почему так враждебно настроена.
Она скрестила руки, защищаясь.
— Торренс. Бармен. Помнишь? Ты сказала мне пойти с ним. В смысле, ты практически сводничала.
Я уронила голову на подушку.
— Я не помню, Кэм. Черт, я ничего не помню о той ночи.
Выражение ее лица изменилось. Это было совершенно неуместно, но по какой-то странной причине мне вспомнилась одна из лекций Дрю. Та, на которой он обсуждал восприятие. Он говорил, что нет никаких доказательств, что есть альтернативные измерения, но альтернативные миры точно существуют, хотя бы из-за восприятия. Если точнее, существуют семь миллиардов различных альтернативных миров. Потому на свете семь миллиардов человек, и все они видят мир по-своему.
Кэм смотрела на меня через призму того, как она видела меня в своем мире. Если бы я не потеряла память, то у нее появились бы какие-то сложности. Я поняла это по выражению внезапного облегчения, мелькнувшего у нее на лице.
Она подошла ближе и положила ладонь мне на руку, не обращая внимания на трубки и пластыри. Синяки и порезы.
— Синтия, я не знаю, что сказать. Мне жаль. Мы напились. Надрались в стельку. Я пыталась уговорить тебя пойти со мной, но ты заупрямилась и заявила, что хочешь остаться. Я пыталась, но не смогла тебя переубедить. Поэтому я вызвала тебе такси. Машина должна была приехать через несколько минут. Не знаю, что произошло.
Ее ответ казался неправильным… отрепетированным. Я не сомневалась, что она снова и снова рассказывала детективу Даттону эту историю. Но я была ее подругой. На меня напали и бросили умирать. Я умерла. Меня выбросили в озеро, как какой-то мусор.
Перед глазами все поплыло. Первый проблеск того, как он тянется ко мне сквозь мерцающую рябь…
Я закрыла глаза.
— Тогда из-за чего я так злилась? — спросила я, усилием воли открыв глаза и рассеивая изображение. — Что я сделала… что я сказала? Скажи мне, Кэм.
Она нервно оглянулась на дверь. Затем сказала:
— Разве ты не помнишь?
Глядя в единственное окно в комнате, я изо всех сил старалась сдержать слезы разочарования, но я была слишком напугана. Кто-то пытался меня убить — я наконец целиком и полностью осознала этот факт. До этого момента происходящее казалось слишком сюрреалистичным, слишком странным, чтобы быть правдой.
— Как это случилось со мной? — Слова вырвались со слабым, прерывистым выдохом.
Кэм убрала руку с моего предплечья и сжала пальцы.
— Ты была так расстроена, Синт. Ты меня напугала, — сказала она, и я посмотрела ей в глаза. — Ты все еще злилась на Дрю и Челси, и этот ребенок… — Она подняла брови.