Сосед будет сверху (СИ)

Это чистый кайф, особенно из-за того, что он смотрит.
— Не трогай, — велю ему, да-да, велю! И он, к собственному удивлению, слушается. 
В этом определенно что-то есть. Никогда не ощущала себя опытной и клевой, но сейчас мне кажется, что я просто вознеслась на недосягаемый уровень мастерства. Дантес добавляет уверенности, потому что слишком жарко на меня смотрит. Будто я роковая, крутая и сексуальная. Это что-то новенькое, но неожиданно приятное.
  
На воде в ванне остаются разводы от ритмичных движений. Дантес откровенно пялится на меня, пожирая взглядом. Между бровей все та же напряженная складка, костяшки пальцев уже побелели. Я где-то посередине — то смотрю на него, то закрываю глаза. Воспроизвожу в голове его тело, его голос, прикосновения и поцелуи, но оказывается, что просто одного его присутствия и взгляда для меня уже достаточно.
И это охренительно.
Выгнувшись, я сильно сжимаю бедра и глотаю воздух. Живот втягивается, становится почти каменным, а потом расслабляется. Задница уже прям скользит по дну ванной, и я сама себя молю, только бы не упасть, потому что я сейчас слишком близка к финалу. А Дантес, кажется, вот-вот просто спустит в штаны. И это лучшее, что я видела. 
— Ты охуительно прекрасна, — хрипит он.
Спасибо, добрый человек. Огромное спа-си... 
Я кончаю.
Занавес.
И это ярче, чем когда-либо было наедине с собой. Это близко к тому, что было в лифте. Ровно так, как, блин, нужно. 
Я растекаюсь.
Меня затапливает такая раскаленная обжигающая волна, что ноги мигом расслабляются, я теряю опору и тут же ухожу под воду.
Твою ж мать.
Это самое глупое, что могло со мной произойти. 
Я машу руками и истерично ищу край ванны, а нахожу Дантеса, который подхватывает и тянет наверх. Он без слов усаживает меня к себе на колени и крепко прижимает.
Мы сидим на полу, вокруг все залито водой и пеной, джинсы Дантеса промокли, футболка тоже в пятнах. Я подрагиваю от смеха, недавнего оргазма, страха захлебнуться и холода — после горячей воды температура в комнате кажется почти минусовой. 
Мы смеемся. Я только кончила на его глазах, а мы смеемся, как сумасшедшие.
— Ну я ждал, что ты выкинешь что-то подобное, — с улыбкой выдает Дантес, заводя мои волосы за спину и оголяя прикрытую ими грудь. Он смотрит на нее с каким-то умилением, и это тоже очень странно.
— Эй, ты что?
— Ничего, — вздыхает он. — Ты милая. Смешная. Сексуальная, правда. Даже несмотря на то, что катастрофически неуклюжая. 
— Ты к чему это все? — Я ведь уже чувствую, как сдаюсь.
Дантес такой классный, почти домашний (опять). Он смотрит с нежностью прямо мне в глаза, будто между нами что-то есть. Что-то большее, чем пара его неуместных приставаний, быстрого перепиха в лифте и моих фантазий. 
— Ни к чему. — Он качает головой. — Значит, я тебе для… всего этого в принципе не нужен? 
Его дьявольская усмешка мешает мне думать. Я ведь все еще хочу продолжения и все еще сдаваться не собираюсь. Приходится силой напоминать себе: у него наверху блондинка, он по тебе не так уж и скучал, и ты достойна определенно большего, чем все эти «подъездные истории». Он... 
Черт, я не помню, что там дальше.
— Саш, — почти шепчет он. Наше на двоих имя делает меня сейчас слабой и вялой. — Могу я тебя поцеловать? 
Дантес смотрит мне в глаза исподлобья, как провинившийся ребенок. С совершенно открытым выражением лица, доверчивым.
— Зачем, Саш? — задаю я встречный вопрос, а потом устраиваюсь уютнее в его руках. 
Он не возражает, обнимает меня, утыкаясь носом в мои волосы, поддерживает за спину, под коленками и гладит бока. Он будто многорукий кракен, который трогает меня сразу везде. И это снова странно, но приятно.
— Ну как зачем? Потому что хочется, — шепчет на ухо. 
— А потом захочется кого-то еще? И где? В лифте или по-быстрому на столе? А может, в подъезде, пока никто не видит?
— Саш, — он снова повторяет мое имя. Мы будто играем этим словом в пинг-понг, бросаем его друг другу, словно соревнуясь, кто кого перешепчет. — Ты же взрослый человек, что за глупости?
Для него это, конечно, глупости. Я даже понимаю, наверное. Какая-то малолетка пристает к нему со своими вопросами и странными разговорами.
— Тебе не понравилось со мной? — спрашивает он как-то аккуратно.
— Понравилось. 
— Ты хотела чего-то другого? Чего-то... большего?
И вот тут я понимаю, что сама загнала себя в угол. Потому что… 
Вариант первый — да, я хотела чего-то большего.
Итог: смех Дантеса. Мол, чего ты там размечталась? Или в одном проценте из ста я могу услышать заветное «да, я тоже этого хочу».
Вариант второй — нет, меня все устраивает.
Дантес, конечно, может вскрикнуть: «А меня не устраивает!», но, скорее, в моих мечтах. Потому что мне, уверена, достанется что-то вроде «ну вот и славненько».
Черт.
А теперь главное — чего же я хочу? 
Я совру, если скажу, что мне нужно время подумать. Однозначно я хочу большего. Сердцем. В моих фантазиях я могу уже пятеро детей родить Дантесу и расселить их по углам пентхауса, на деле же трезвым разумом понимаю, что мачо с Иришками (и не только) я не ровня. 
Его эта блондинка все расставила по своим местам. И почему я считала, что у такого парня вся жизнь должна вертеться вокруг дутых дур? Видимо, они для развлечения, и не факт, что блондинка в курсе, но конечно у него должен быть постоянный адекватный вариант. 
Правда, им надеялась стать я. Вот, блять, неувязочка!
— Ну? Саш, не молчи, — просит он, а его холодные пальцы гладят мою обнаженную и еще теплую после ванны кожу. 
Я мычу в ответ что-то неопределенное и надеюсь, что он за меня сам додумает. 
— Я не знаю, чего я хочу. — И наконец бабское бинго! 
Я не знаю, чего я хочу — вместо тысячи слов.
Смешно, что девушки говорят это, когда прекрасно все знают. Дантес улыбается чуть криво, потому что тоже понял, к чему я клоню.
— И это меня ты обвиняла в скрытности, — его усмешка выходит горькой, — а сама не можешь просто взять и сказать, что тебе нужно. Интересно у тебя все, Пушкина. Ну, по крайней мере, я понял, что не предел твоих сексуальных мечтаний, верно? 
Дантес все еще улыбается, но между нами уже совсем другое напряжение. Что ж, продолжения не будет, как я и хотела.
— Верно, — сухо киваю я.
— А как человека ты меня и не рассматривала, правильно?
— Я… я тебя не знаю, — еще пытаюсь защищаться.
— Само собой, — Дантес поджимает губы, а затем выдает как на духу: — Ты ревнивая мелкая сучка. Капризная. Которая никак не может определиться, чего хочет, потому что смелости не хватает признаться даже самой себе. Знаешь, почему «Иришки», как ты их называешь, счастливы? Не потому что они были у меня в постели, а ты в лифте. А потому что они знают, чего хотят, и говорят это, глядя мне в глаза. И от этого они не шлюхи, это не стыдно, ясно тебе? Это поведение взрослых людей. Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Так скажи уже. А то мутишь воду: «ты мой начальник», «я не знаю, кем ты работаешь», «принеси справку, куда ты палку свою совал», «сколько у тебя детей?». Это, блять, все жалкие оправдания. 
— Ты себя слышишь? — я в ужасе распахиваю глаза, потому что правда больно колет. — Ты же просто пользуешься мно…
— Да, я пользуюсь тобой для секса, а ты, — он понижает голос, и я понимаю, что его руки уже давно держат мою голову, а пальцы гладят скулы и линию челюсти, — пользуйся мной. Пожалуйста. Я не против. Это нормально, все взрослые люди, — его губы даже касаются моих, пока он это говорит, — пользуются друг другом. 
  
Это звучит так тихо и щемяще нежным тоном, что почти уравновешивает всю его мерзкую болтовню. Он меня почти убеждает. Почти… Потому что, если быть уж до конца честной, я не хочу жить в этом его «взрослом» мире и просто пользоваться людьми, как вещами напрокат.
— Дантес, — хнычу я в ответ, слабо сопротивляясь.