Сосед будет сверху (СИ)

А потом я отвлекаюсь на картину маслом: та самая девушка, что выглядит совершенно обычно и не похожа ни на одну его пассию, встает на цыпочки и что-то шепчет, хихикая, ему на ухо. Сосед улыбается ей кобелиной улыбкой и целует в щеку, а мне что делать? Соскребать куски разорванного сердца со стен? 
Бежать! 
С трудом сдерживая слезы, я собираюсь уносить ноги, но Дантес ловит мою руку прямо за порогом. Он прикрывает ногой дверь, оставив нас почти в полной тишине и романтической обстановке с приглушенным светом вычурных канделябров.
  
— А-алекс, — тянет тот, и я сразу чувствую легкий запах алкоголя, исходящий от него.
Дантес без лишних слов лапает все мои оголенные участки кожи явно не с простым намерением поздороваться, прижимает меня спиной к своей груди.
— Ты пришла, а я ждал.
— Незаметно, — хриплю я, потому что голос срывается, а Дантес напрочь меня игнорирует.
Он задирает пальцами мой подбородок и впивается сладкими губами в рот. И нет, это не пиво. Я в тот же миг различаю привкус колы и виски, а затем, точно одурманенная или пьяная, забываю о сопротивлении и контратаке, которую собиралась провернуть.
Одна ладонь Дантеса ползет к моей груди и сминает ее через ткань. Другая опускается ниже, задирая подол, и, не успеваю я ахнуть, оказывается в моих стрингах. Видимо, собирается закончить то, на чем мы в прошлый раз остановились.
А я почти и не против.
Шлюш-ка! 
Я так скучала по нему.
А как же послать, типа, далеко? 
Он сделал справку.
Может, у него для каждой такая, и сегодня ночью он трахнет не только тебя, но и ту миловидную блондиночку, которая ждет его в квартире. 
Черт.
— Ты охуенно вкусная, — шепчет он мне на ухо, вылизывая мою шею, а затем толкает в темный угол, тянет платье до самой талии и прижимает к стене.
Он почти рвет ворот, пытаясь добраться губами до лопаток, целует каждый сантиметр. Прикусывает за загривок, и я цепенею под его натиском. Я не могу двигаться, не могу возразить, лишь подставляю ему губы, чтобы пекли сильнее.
— Пойдем внутрь, — звучит искушающий голос.
По нам все видно и понятно. Идти туда, где его друзья и блондинка, чтобы что?
— Нет.
— Я хочу тебя.
— А я тебя… н-нет, — это мой последний протест, на большее я не способна. Он может сделать сейчас со мной что угодно, я только поблагодарю его.
Истинная Офелия Вельвет Флауэр.
— Врешь, — ему не составляет труда раскусить меня. Стоит лишь провести пальцами по влажным складкам и сделать парочку кругов у самого клитора, как я подмахиваю бедрами в ответ, отставив задницу в недвусмысленной позе.
— Ты хочешь, чтобы я не сдержался и снова трахнул тебя без резинки? — проведя носом за моим ухом и прикусив мочку до искр из глаз, нашептывает он и погружает в меня пальцы. — Маленькая влажная сучка.
Дантес рычит и с силой толкает меня к возбужденному члену, который я легко ощущаю через плотную ткань его джинсов. А я издаю стон. Наплевав на все, стону очень громко. Пусть хоть подслушивают, да хоть выйдут смотреть, я не сдвинусь — мне все равно!
Я хочу его, он меня. Уравнение со всеми известными. 
Запрокинув голову ему на плечо, я выгибаюсь в пояснице. Он шепчет какие-то глупости, а я улетаю.
То, что Дантес делает пальцами у меня между ног невероятно. Дыхание учащается, я захлебываюсь скулежом. Сейчас я понимаю, почему Ирины скулят, но не хочу думать о них. Не хочу, но думаю. Сбиваюсь, а Дантес меняет ритм, ускоряясь, и я теряю волну. Движения становятся суетливыми, будто важна цель, а не удовольствие, и меня больше не несет навстречу потрясающим оргазмам. 
Так дело не пойдет. 
Посторонние мысли заполняют еще недавно чистый разум. Я вспоминаю, как хихикала блондинка, как он поцеловал ее в щеку, затем зрение возвращается ко мне, и я вижу, где я и что творю. 
Это. Все. Неправильно.
Я благодарю Бога, что на верхних этажах мы одни. Рычу, сопротивляясь, и отступаю в сторону, поправляя платье.
— Понравилось? — Голос Дантеса пробирает до костей, возбуждает даже внутренние органы, но я выбираюсь из его объятий.
Его глаза чуть косят из-за алкоголя, но он все равно выглядит как самый соблазнительный кекс для сладкоежки. Кекс, который не позвал меня на вечеринку и почти трахнул в коридоре — вот и вся моя роль.
— Я даже не кончила, — бью в ответ, а Дантес хмурится. Кажется, он вообще не понимает, на каком языке я говорю и как кто-то может ему сказать нечто подобное. 
Но это же правда! Я говорю правду, за что тотчас получаю. 
Дантес хватает меня за воротник, приближая к себе. Он будто бы даже трезвеет, и мое сопротивление его порядком достает. Да-да, мы взрослые люди, и я все понимаю. Но чего он хочет? Безответственный, трахающий все, что движется, мудак. Только что целовал какую-то девицу, а теперь меня. И ведь ни одна Иришка не вызывала во мне столько ревности! Трахнуть их — все равно что подрочить, а вот та мадам, что была у него в квартире, явно похожа на нечто большее. 
— Ты не с тем игры затеяла, — шипит на меня, словно раскаленная сигарета. — Принеси справку, тогда я вытрахаю из тебя всю твою дурь. Ходить неделю не сможешь.
Опешив от такого заявления, я резко отшатываюсь и хмуро смотрю Дантесу в глаза. Мелко киваю, так как не в силах сказать и слова. Сглатываю, а затем сбегаю. И в этот раз я даже не дожидаюсь лифта — бегу по лестнице. Потому что боюсь и слишком сильно надеюсь, что он осуществит все вот прямо сейчас.
***
Я лежу в ванне с самым сосредоточенным видом. Положив руки на бортики, перебираю пальцами и отстукиваю ногтями ритм. 
— Дантес — сущий кошмар, — обращаюсь я к бобру, сидящему на стуле.
Офелию больше не втягиваю в свои сердечные дела, она сторона заинтересованная, а вот бобер — это другое, он сам жертва сексуальной маньячки, он меня поймет. Бедолага сидит завалившись на бок, одно ухо почти оторвано, глаза нет. Некогда богатая плюшевая шкура местами стерлась до проплешин. Вот кого жизнь потрепала, а я тут жалуюсь.
— Ну смотри, я же и правда не кончила, что он заливает? Да он во время секса думает только о себе! С чего я взяла, спрашиваешь? Ну так а в лифте что было? Он мне после оргазма даже в себя прийти не дал, просто продолжил дальше. Это ведь совершенно эгоистично! И тоже самое...
Я замираю от послышавшегося звука.
— В дверь, что ли, звонят? — смотрю в недоумении на бобра, но тот, к сожалению, не отвечает. — Ну и кого притащило?
Вскочив, я перекрываю воду, которой набралось в ванну больше половины, убираю с тела пену и заворачиваюсь в полюбившийся длинный махровый халат. Тороплюсь к двери, пока звон не дошел до собачьих ушей — не хватало разбудить Офелию, она потом всю ночь будет бесноваться.
Когда я открываю дверь, естественно, не проверив глазок, то даже отступаю на два шага. Потому что, прислонившись к косяку и тяжело дыша, прямо напротив стоит сам Дантес-секс-эгоист и напряженно смотрит на меня.
— Я уточнить, — выдыхает он.
Дантес выглядит взбудораженным и трезвым — видимо, кто-то с моего ухода больше не пил. Он думал! Это вот прямо по лицу видно, по складке между бровей, которая осталась, явно потому что он долго хмурился.
— Что? — в полном недоумении спрашиваю я.
— Ты не кончила.
— Ну да.
— От пальцев. — Он машет ими в воздухе, потом внимательно изучает, будто это неожиданно сломавшийся инструмент. — Почему?
— Потому что, — отвечаю, словно это все должно объяснить. Ну а как иначе разжевать очевидные вещи? 
Дантес ждет продолжения, но я не понимаю, чего от меня хочет. Никогда ко мне с такими разговорами не приходили. Ну не кончила и не кончила, делов-то? 
  
— Все кончают, — уверенно заявляет он и, нахмурив брови, смотрит на меня так серьезно, будто я ему неустойку за отсутствие оргазма должна.
— Ну… может, тебя обманывали?
— Нет, быть того не может. Дело явно в другом, — звучит безапелляционно, и он отстраненно смотрит в одну точку, словно задумавшись над причинами моего «некончания».