Пятьдесят на пятьдесят
– Если ни одна из обвиняемых не признает себя виновной и не окажет содействия в привлечении к ответственности другой обвиняемой, мы передаем дело в суд. Больше никаких предложений и продлений не будет. Сорок восемь часов. Если признания не будет, а суд примет решение провести совместное разбирательство, тогда я предлагаю обеим вашим клиенткам пройти проверку на полиграфе.
– Что? – изумился Леви.
– Вы меня услышали.
– Результаты проверки на детекторе лжи не являются допустимыми доказательствами в этом штате, – напомнил я.
– Судом не принимались старые методы проверки на полиграфе. Технологии не стоят на месте. Сейчас полиграф является допустимым доказательством в восемнадцати штатах. Мы уверены, что сможем доказать компетентность нашего эксперта в Нью-Йорке. На данный момент используемые им методы признаны важным инструментом при расследованиях, проводимых правоохранительными органами. В этом деле многое зависит от доверия к вашим клиенткам. Кому поверят присяжные? Одной из них или вообще никому? Мы проинформируем суд о том, что обеим было предложено пройти проверку на полиграфе, и в случае отказа обязательно воспользуемся этим фактом. Судья может сослаться на это в своем заключительном слове перед присяжными.
Я недооценил Драйера. Это было чертовски умно. Настоящий шахматный ход. Если одна из сестер откажется от проверки на детекторе лжи, это выставит ее виновной. Если откажутся обе, то это будет выглядеть так, будто они вместе участвовали в убийстве. А если одна из них успешно пройдет проверку на детекторе лжи, а другая нет, Драйер сможет использовать это, чтобы осудить ту из сестер, тест которой дал негативные результаты.
Я сунул руку во внутренний карман пиджака, наблюдая, как багровеет лицо Леви. Выглядел он так, как я себя чувствовал. Только вот я старался этого не показывать. Держал свои карты при себе. Судебное разбирательство по делу об убийстве требует абсолютно бесстрастного покерного лица. Леви стал отвечать Драйеру так громко и быстро, что с губ у него маленькими белыми хлопьями слетала слюна, падая прямо на стол. Я уперся локтями в колени, после чего под столом, вне поля зрения Драйера и команды защиты Александры, открыл бумажник Леви и начал копаться в нем. Я подрезал этот лопатник в тот самый момент, когда якобы случайно наткнулся на Леви в дверях. Вообще-то я не собирался так сильно его толкать, но «щипок» вышел довольно неуклюжим – я давно не практиковался, и если б не вывел его из равновесия, он сразу бы что-то почувствовал. А так он ничего не заметил. Я подумывал прихватить и его телефон, но почувствовал, как тот завибрировал, едва я только протянул к нему пальцы. Просто невозможно подрезать вибрирующий телефон, чтобы терпила этого не прочухал. Так что пришлось довольствоваться только этим коричневым кожаным бумажником.
Внутри я обнаружил четыре стодолларовые купюры, две двадцатки, одну пятерку и обычный набор кредитных и дебетовых карточек. Нашлись там членские билеты каких-то спортклубов, скидочные карты различных магазинов и нечто вроде толстой пластиковой визитки с вытисненной на ней надписью «Конфиденциальные предложения» – явно недешевой, с хорошим дизайном. Буквы «К» и «П» были крупней остальных и выполнены каким-то витиеватым шрифтом. Ни номера телефона, ни адреса веб-сайта – лишь кьюар-код для смартфона на обратной стороне. Карточку я прибрал в карман, а бумажник закрыл и бросил его на пол подальше от себя, под стол.
Когда я поднял голову, Леви все еще кипятился, тыча пальцем в Драйера, который с совершенно невозмутимым видом наблюдал за ним.
– Мистер Леви… – попытался было вставить прокурор.
– Я еще не закончил, далеко не закончил – мэр обязательно узнает, что за оскорбительные…
– Мистер Леви, с меня хватит. Встреча окончена, – объявил Драйер, отъезжая от стола вместе с креслом.
– Погодите-ка, Леви… Да заткнитесь вы на секундочку, черт возьми! – вмешался я.
Выражение лица Леви настолько позабавило Драйера, что он остался сидеть в кресле. Я увидел, как Скотт, лакей Леви, нахмурил брови, явно адресуя свое недовольство мне. Кейт прикусила губу, едва сдерживая довольную улыбку.
Поскольку Леви все еще ловил мух широко разинутым ртом, я перешел к главной причине, по которой явился сюда.
– Какие бы предложения вы ни выдвинули, все это не будет иметь никакого веса в суде, если вы не поделитесь еще какими-то доказательствами обвинения. Обвиняемый имеет право знать, на каком основании ему что-то предъявляют. Давайте посмотрим, чем вы располагаете, – тогда наши клиентки смогут сделать осознанный выбор.
– Согласен, – просто сказал Драйер, после чего встал и вышел из комнаты, но всего на несколько секунд. Когда он открыл дверь, я увидел, что в коридоре столпилось с полдюжины прочих прокурорских – должно быть, услышали разглагольствования Леви и пришли послушать. Когда Драйер вышел в приемную, они быстро разошлись – за исключением одного, который вручил ему два толстых коричневых конверта. Прокурор поблагодарил своего помощника, а затем отступил в открытую дверь и передал по конверту мне и Леви. И, не сказав больше ни слова, удалился.
Поднявшись из-за стола, я небрежно произнес:
– Под столом лежит чей-то бумажник. Лучше подберите его. В этом здании нет ни одного честного человека, который вернул бы его. Увидимся позже, ребятки. Я позвоню вам, Тео. Позвольте один совет – если вам что-то нужно, просто попросите об этом. Это намного проще, чем колотить кулаками по столу.
Он начал было что-то говорить, но я уже вышел из комнаты. Я хотел, чтобы Тео пребывал в боевом настроении. Когда у адвоката кипит кровь, он не думает, а просто бушует. А вот мне требовалось время, чтобы подумать. Тео не был похож на судебного защитника. Выглядел он скорее как тот, кто скорей предложит своему клиенту договориться с обвинением. Он из тех, кто без раздумий изложит суть сделки своей клиентке и постарается убедить ее, что сделка выгодная.
Мне хотелось увидеть реакцию Софии на эту сделку. И нужна была полная уверенность в том, что она не причастна к смерти своего отца. На каком-то глубинном уровне я чувствовал, что София невиновна, но в некоторых делах все равно по-прежнему теплится огонек сомнения. Я хотел, чтобы она задула эту свечу.
Этот судебный процесс представлялся мне сплошным кошмаром. Однако и у Драйера имелись некоторые проблемы – у него пропал свидетель. Он никак не мог разыскать Майка Модина, поверенного Фрэнка. Когда он сказал, что у него нет полученных от того показаний, я уловил что-то у него в голосе – нотку тоскливого раздражения. Модин, кем бы он ни был, наверняка не хотел быть замешанным в судебный процесс по делу об убийстве даже в качестве свидетеля и просто водил окружного прокурора за нос, скрываясь от него. Дело было и вправду не из лучших – из тех, к которым вряд ли захочешь иметь хоть какое-то касательство.
Суть же наихудших дел всегда сводится к тому, кто говорит правду.
Проверка на полиграфе в подобном деле подобна ручной гранате, готовой в любой момент взорваться прямо у кого-нибудь перед носом. Либо у Софии, либо у Александры. И не важно, с какой стороны посмотреть – одна из них точно убийца. Я просто надеялся, что это не София.
И у меня было чувство, что я вот-вот это выясню.
Глава 9
КейтНа тротуаре Хоган-плейс Леви первым делом подтянул штаны и вопросил:
– Каким местом ты там думала, Кейт?
Та почувствовала, как кровь бросилась ей в щеки.
– В офисе окружного прокурора веду переговоры я. Ты – младший помощник. Тебе следовало бы об этом помнить. Ты поставила меня в неловкое положение, ты вообще это осознаешь? Ты подорвала мою репутацию. Еще раз так поступишь – получишь коленкой под зад. Понятно излагаю, малышка? Или ты хочешь, чтобы я говорил помедленней?
Это заявление Леви повергло ее в шок, вызвав целую бурю эмоций. Долгое время Кейт задавалась вопросом: может, такое занятие ей просто не по силенкам? Регулярные подколки Леви касательно ее мелких промахов автоматически заставляли ее чувствовать себя неполноценной. Хотя в последнее время она стала все чаще приходить к выводу, что дело отнюдь не в ее способностях и профессиональной подготовке – по крайней мере, не целиком и полностью. Однако эта обращенная к ней тирада была изрядно сдобрена ядом. Кейт посмотрела на Скотта, который опустил голову и начал отходить в сторонку. Она чувствовала себя ребенком, которого отчитывает родитель и который не понимает, что такого он натворил. Открыла было рот, но не произнесла ни слова. Быстро заморгала, что-то неразборчиво пролепетав, а затем плотно сжала губы, когда на смену растерянности пришло иное чувство – гнев. Кейт хотела заговорить. Хотела сказать Леви, куда именно он может засунуть эту работу. Что он самодовольный сексист и говнюк. Она стиснула зубы, во рту пересохло. Прохожие на улице явно видели, что происходит, и, проходя мимо их примолкшей троицы, с любопытством поворачивали к ним головы. Леви явно дожидался ее реакции.