Семь лет между нами (ЛП)

— Не понадобится, — возразила мама. — А если и понадобится, она может спать на диване.
Я потерла переносицу. Несмотря на то что я переехала ещё в восемнадцать, отец терпеть не мог перемены. Мама же, напротив, обожала повторяющиеся привычки. Они были словно созданы друг для друга.
— Разве не так?
Отец запротестовал.
— Но что, если…
Я перебила.
— Вы можете переделать мою комнату во что угодно. Хоть в Красную комнату, если хотите.
  
— Красную…? — начала мама.
Отец уточнил.
— Это та самая из того фильма, где…?
— ФРЕД! — завопила мама, а потом добавила: — Хотя… идея интересная…
Отец вздохнул так тяжело, что в нём, казалось, была вся тяжесть их тридцатипятилетнего брака.
— Ладно. Ты можешь поставить туда свой велотренажёр, но кровать мы оставим.
Я пнула ногой какой-то мусор на тротуаре.
— Вам не обязательно…
— Но мы хотим, — возразил отец.
Я не решилась сказать ему, что домом для меня больше не был их двухэтажный синий дом с виниловым сайдингом на Лонг-Айленде. Уже давно. Но домом не была и квартира, к которой я направлялась. И чем ближе я подходила, тем медленнее шла, словно вообще не хотела туда возвращаться.
— Ну, как прошёл твой день, детка?
— Нормально, — быстро ответила я. Слишком быстро. — Вообще-то… кажется, Ронда собирается уйти на пенсию в конце лета и хочет повысить меня до директора по связям с общественностью.
Мои родители ахнули.
— Поздравляем, милая! — воскликнула мама. — Мы так гордимся тобой!
— И всего за семь лет! — добавил отец. — Это, наверное, рекорд! Мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы стать партнёром в архитектурной фирме!
— И как раз к твоему тридцатилетию! — счастливо подхватила мама. — О, мы просто обязаны это отпраздновать…
— Я ещё не получила эту работу, — быстро вставила я, переходя улицу к кварталу, где находилась квартира моей тёти. — Наверняка будут и другие претенденты.
— А ты сама как к этому относишься? — спросил отец. Он всегда умел читать меня каким-то пугающим образом, который был совершенно недоступен маме.
Мама фыркнула.
— Да что тут думать, Фред? Она в восторге!
— Это просто вопрос, Марта. Лёгкий.
Это ведь был лёгкий вопрос, правда? Я должна была чувствовать радость, конечно… но мой желудок никак не хотел расслабляться.
— Думаю, я буду больше радоваться, когда наконец закончу переезд, — сказала я. — Осталось всего несколько коробок разобрать.
— Если хочешь, мы можем приехать в выходные помочь, — предложила мама. — Знаю, у моей сестры наверняка полно всякого хлама, заныканного в самых неожиданных местах…
— Нет-нет, всё в порядке. Тем более я работаю в выходные.
И это, скорее всего, не было ложью — я найду себе работу на выходные.
— Ладно, я уже почти дома. Поговорим позже. Люблю вас, — добавила я и сбросила звонок, когда свернула за угол и передо мной возникло внушительное здание Монро.
Здание, в котором находилась небольшая квартира, когда-то принадлежавшая моей тёте.
А теперь, против моей воли, принадлежавшая мне.
Я пыталась как можно дольше не думать об этом, но когда мой арендодатель объявил о повышении платы за квартиру, которую я снимала в Гринпойнте, у меня не осталось выбора. Квартира тёти пустовала в одном из самых престижных зданий Верхнего Ист-Сайда, завещанная мне.
Так что я сложила все свои вещи в маленькие коробки, продала диван и переехала.
Монро выглядел, как и большинство столетних жилых домов в этом городе — узор из окон и дверей, вместивший за свою историю множество людей, давно ушедших и забытых. Белый фасад с резными деталями, стилизованными под середину прошлого века, крылатые львы, высеченные под карнизами и у входа, с обломанными ушами и зубами, и уставший привратник у вращающихся дверей.
Он работал здесь столько, сколько я себя помнила. Сегодня он сидел за стойкой, его фуражка была чуть съехавшей набок, а в руках он держал свежий роман Джеймса Паттерсона.
Когда я вошла, он поднял голову, и его лицо осветилось улыбкой.
— Клементина! — радостно воскликнул он. — Добро пожаловать домой.
— Добрый вечер, Эрл. Как дела? Как книга?
— Этот Паттерсон никогда не подводит, — довольно ответил он и пожелал мне спокойной ночи, пока я направлялась к позолоченным лифтам.
Сердце сжалось — оттого, как знакомо было это место. Как легко, как естественно оно ощущалось домом.
Монро всегда пах стариной. Не сыростью и не пылью, просто… стариной.
Живым.
Любимым.
Лифт звякнул, оповещая о прибытии на первый этаж, и я вошла внутрь. Он был таким же, как и лобби — с латунными панелями, которым не помешала бы полировка, с узором из лилий на плинтусах и мутным зеркалом на потолке, в котором отражалась усталая, размытая версия меня самой.
Каштановые волосы, чуть завивающиеся от летней влажности, стриженные по плечи. Чёлка, которая всегда выглядела так, будто я отрезала её в три часа ночи кухонными ножницами, под влиянием разбитого сердца.
Первый раз, когда я приехала к тёте, мне было восемь, и всё здание казалось мне чем-то из сказки.
Из книги, которую я могла бы найти в маленькой библиотеке у нас дома.
Дом, где могла бы жить Гарриет Шпионка или Элоиза.
Я представляла себя одной из них.
Клементина — имя, которое больше подошло бы героине детской книжки, чем мне.
Первый раз, когда я поднималась в этом лифте, я крепко прижимала к себе свой красный, слишком большой для меня спортивный рюкзак и сжимала в руках Чанки Банни — свою плюшевую игрушку, которая до сих пор была со мной.
Я всегда боялась нового, но родители решили, что мне будет лучше провести лето у тёти, пока они паковали дом в Райнебеке и переезжали на Лонг-Айленд, где живут с тех пор.
Зеркала на потолке были кривыми ещё тогда, и во время медленного подъёма я нашла место, где отражение искривлялось, растягивало мне лицо и скручивало руки, словно в зеркальном лабиринте.
Моя тётя заговорщически наклонилась ко мне и прошептала:
— Это твоё прошлое «я» смотрит на тебя. Всего на долю секунды, от тебя к тебе.
Раньше я любила представлять, что бы сказала этому своему «я» из прошлого.
Это было в те времена, когда я ещё верила во все истории и тайны тёти. Когда я была наивной и очарованной всем, что казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой — искоркой волшебства в обыденности.
Зеркало, показывающее прошлое «я». Две вечные голубки, которые никогда не умирали. Книга, что писала себя сама. Переулок, ведущий на другую сторону света. Волшебная квартира…
Сейчас эти истории отдавали во рту горечью, но всё же, глядя на своё отражение, я не могла не подыграть себе, как всегда.
— Она солгала, — сказала я зеркалу.
Отражение повторило мои слова.
Если моя прошлая на долю секунды «я» и была шокирована этим, то никак не показала.
Потому что она тоже уже знала.
Лифт звякнул, и я вышла на четвёртом этаже. Квартиры здесь обозначались буквами. Летом после моего первого визита я научилась говорить алфавит задом наперёд, запоминая эти буквы.
L, K, J, I, H, G, F…
Я свернула за угол.
Коридор не менялся годами.
Выцветший персидский ковёр. Настенные бра, покрытые паутиной. Я провела пальцами по белому молдингу, чувствуя подушечками шершавое дерево.
E, D, C…
B4.
Я остановилась перед дверью и достала из сумки ключи.
Было уже почти 21:30, но я так устала, что хотела только спать.
Я отперла дверь и, войдя, сразу скинула балетки.
У тёти было всего два правила в квартире. Первое — всегда снимать обувь. Когда я переехала сюда на прошлой неделе, мой взгляд метался по высоким теням в комнате, словно я ожидала увидеть призрак. Часть меня хотела этого. А может, просто надеялась, что хоть одна из историй тёти окажется правдой. Но, конечно, ни одна не сбылась. И теперь я даже не подняла головы, войдя внутрь.
  
Я не включила свет. Я не всматривалась в тени, проверяя, нет ли среди них чего-то странного, чего-то нового. Она говорила, что квартира волшебная, но теперь в ней было только одиночество.