Рейдеры

– Внимание! Слушай мою команду! Леон, переводи! Все скутумы отдать невооруженным – прикрыть ими женщин и детей. Весь десяток – атакует засаду впереди. Впереди командует Леон! Оставшиеся бойцы из рабов прикрывают тыл. Я остаюсь с ними. Всё! Вперед!
Десяток, раздвигая толпу, двинулся выполнять приказ. Александр остановил одного из своих бойцов и поменялся с ним оружием, отдав тому свой фламберг и забрав у того пояс с обычным одноручным, затем скинул рукавицы и, достав из кобуры на бедре ТТ, двинулся в хвост колонны. В ту же секунду свистнули первые стрелы. Снова кто-то закричал, и мимо него потоком побежали бывшие рабы, стараясь уйти под защиту стены. Пропустив их, он встал посреди улицы, широко расставил ноги и приготовился стрелять, стараясь корпусом закрыть тех, кто сзади. Бывшие рабы, так же прикрывая своими телами и щитами отступающих женщин и детей, отходили за угол.
«У меня шестнадцать патронов. Хотелось бы достать лучников, но они за копейщиками. Значит, нужно просто постараться не промазать и использовать каждый патрон».
Он прицелился в центр строя и выстрелил. И ничего не произошло! Александр даже оторопел, не веря своим глазам.
«Я не попал? Не может быть!» – пронеслись у него мысли, и тут копейщик, в которого он целился, сунулся вперед и упал.
– А! Сука! – сквозь зубы процедил десятник и тут почувствовал, что за спиной у него кто-то есть. В смысле кто-то прячется. А стрелы полетели теперь густо и все в него – рабы отошли уже за угол, и там слышались звуки схватки. Стрелы одна за другой ударяли в доспех и, не в силах пробить, отскакивали и падали у ног.
– Эй! Ты чего не ушел? Вот блин! И что мне с тобой теперь делать? – Он еще раз выстрелил, и снова после паузы один из копейщиков упал. Он видел – эти два выстрела поколебали во врагах веру в успех. И если бы не кто-то оравший за их спинами, наверное, уже разбежались бы. Но этот кто-то был, видимо, страшнее пистолета. Точнее смерти от него. Наверняка они не знали, что такое пистолет.
Стоявший сзади не отвечал, и Александр сообразил, что по-русски он не понимает. И тем не менее он продолжал говорить.
– Я сейчас медленно двинусь к стене слева, и как до нее дойдем – уходи за угол!
Самому Александру уходить было нельзя – если и эти с тыла выйдут в проулок, в котором сейчас скопились бывшие рабы, – им конец. Их сейчас только этот поворот и прикрывает. Скорей бы парни там разобрались! Он начал медленно передвигаться влево. Тот, кто прятался за ним, сообразил и держался за ним. Стрелы, летящие в Александра, попадали лишь в него. Он снова выстрелил. И снова попал. Но враги сообразили, что, если стоять на месте на месте, он их попросту перестреляет. Точнее, они не знали, как он их убивает, но поняли, что это делает именно он – железный варвар. Стрелы его не брали. И строй двинулся к нему.
Александр дошел до стены и крикнул:
– Уходи!
Однако человек за спиной продолжал топтаться на месте. Десятник, сжав зубы, от бессилия повлиять на того, кто ограничивал его в маневре, начал двигаться назад, продолжая стрелять. Правда, без особого успеха. То есть он попадал, но на место убитого становился новый воин. И строй уже был метрах в двадцати от Александра. Он уже перезарядился и начал отстреливать вторую обойму.
Неожиданно спина Александра во что-то уперлась. Он повернул немного голову вправо и понял, в чем дело, – там в стене был выступ и он своей спиной зажал того неизвестного в углу этого выступа. Ему некуда было деваться. Да и поздно! Копейщики уже дошли до него, фактически отрезав путь к отступлению. Все они ему едва доставали до плеча. Он среди них в своей броне смотрелся исполином. Один он бы смог прорваться, но сейчас – нет. Александр выхватил из ножен меч и тут понял, что латные рукавицы остались лежать там, где он начал стрелять.
– Держи! – Он вынул из ножен фальшион и, не глядя, сунул его назад.
Всё! Теперь только продержаться сколько сможет. Упершись плечами в угол, он приготовился биться. И вначале ему это удавалось. Он был высок. Гораздо выше своих противников. Длины его руки и меча хватило, чтобы перерубить древки несколько копий, не подпуская к себе врагов. А потом скользящий удар копья по кисти правой руки выбил у него меч. Он сунул левую руку за спину и крикнул:
 
– Дай!
Удивительно, но тот, сзади, понял, и в его ладонь легла рукоять фальшиона. И он продолжил сражаться. Но это уже было не то. И левая рука не та, и длина меча. Он уже не мог перерубать древки копий. Не доставал. Копья уперлись в его броню, практически зафиксировав тело. Пробить латы они не могли. Пока не могли, но уже свободные наконечники искали бреши в его панцире. Справа забежал какой-то пузан с узким топориком и, размахнувшись, ударил по шлему. Александр сумел немного отклонить голову, и удар не достиг цели, пройдя по касательной. Пузан подошел ближе, замахнулся второй раз, за спиной у Александра раздался женский крик, и пузан захрипел, пуская кровавые пузыри. Тот, точнее та, кого он закрывал спиной, умудрилась поднять упавший меч и сунуть его навстречу пузану. Это было так неожиданно, что на секунду все оторопели. Романов взревел и, выкладываясь до конца, сбросил с брони копья, прыжком прорвался вплотную к копейщикам и наотмашь ударил фальшионом, стараясь попасть в щели между наплечниками доспехов и шлемами. И попал, зацепив сразу двоих. Третьего он ударил в лицо черенком. А дальше он не помнил. Пришел в себя, стоя на коленях. Перед ним лежал труп копейщика с головой, будто попавшей под молот. Он посмотрел на фальшион – навершие и черенок были не просто в крови, а буквально в мозгах забитого им копейщика.
– Всё, командир! Враги кончились. Бери шинель – пошли домой!
Он поднял голову. Вокруг стояли его парни. Покрытые с головы до ног брызгами крови. Он осмотрел себя. Сам он выглядел не лучше.
Снова взглянув на фальшион, он мысленно добавил: «И не только крови».
– Ты почти всех убил. Нам чуть осталось.
– Где люди?
– Ему помогли встать. Силы его оставили.
– На месте все. Мужики… ну, те, что рабами были – амуницию надевают. У нас теперь не десяток, а маленькое войско.
– Потери?
– Наши – все на месте. Ушибы только. Панцирь держит. Из рабов – пять мужчин погибли в бою, убито четыре женщины и двое детей, и раненых двенадцать. Помощь уже оказываем.
– Хорошо! А где Леон?
– Да вон он сзади, с дочерью.
Александр обернулся. Леон стоял около угла, который он так защищал, а в углу с мечом в руках стояла его дочь. Бледная, но крепко сжимавшая в руках тяжелый меч.
«Блин! Как же она красива! – мелькнула мысль, и тут же ее сменил испуг. – А если бы я не смог…»
Убрав в ножны фальшион, Александр подошел к девочке и, забирая меч, спросил:
– Ты почему не убежала?
Девочка, нет – девушка, перевела вопросительный взгляд на отца. Тот переспросил – она ответила.
– Сказала, что очень испугалась, что ее вернут обратно. И решила, что лучше она умрет тут, поэтому не пошла со всеми. Потом еще больше испугалась, но самое защищенное место было за твоей спиной, десятник, – перевел ответ Леон.
Услышав ответ, парни сначала потихоньку, а потом все сильнее начали ржать. Начался отходняк. И только Леон не смеялся. Дождавшись, когда Александр успокоится, он просто сказал:
– Спасибо тебе, десятник, за дочь. Я тебе теперь жизнь должен.
Когда они вышли из города, неподалеку от разбитого лагеря по приему бывших рабов, посмотреть на них выбежал весь персонал, бросив на время свои рабочие места, включая мотострелков с нескольких БТРов, охранявших лагерь.
Да! Княжеское войско имело за своими плечами несколько серьезных битв. И хотя князь всегда старался количество смертей с обеих сторон свести к минимуму – они были. И как водится в сражениях на холодном оружии – крови там хватало. Но никогда и никто из пришельцев еще не видел ее столько на десятке рыцарей. Латы, когда-то блестевшие на солнце, сейчас были коричневыми от засохшей на них крови. И мухи! Мухи, вившиеся клубами над каждым из десятка. И не только мухи, а и слепни, и оводы. Мухи сидели на броне, находили и лезли во все щели в латах, чувствуя запах тел, покрытых застоялым потом. Их было так много, что воины вынуждены были, несмотря на опасность получить стрелу в голову, идти со снятыми шлемами. В шлемах было еще хуже – они проникали под пластик забрала и лезли в рот, нос, уши и глаза. Вот это выдержать было невозможно.