Первое знамя (СИ)

Острый приступ головной боли вызвал секундное забытье. А когда я пришел в себя, обнаружил в центре туннеля, аккурат между мной и Венгом Фридом, тело ликана, с перебитыми ногами. Кровавая дорожка, вырванная светляком из темноты, показывала, что он приполз со стороны завала. А аккуратно отделенная от тела голова говорила, что Венг Фрид может довольно быстро сплести атакующий аркан по одиночной цели.
  
Что же, должен признать, некоторые привилегии родовитые маги все же заслужили, как и толику уважения. Не каждый способен так быстро и ловко разделаться с ликаном, пусть и раненым. Не говоря уже о впечатляющем обрушении туннеля.
* * *
Даже солнце не хотело заглядывать в укрытую густым кустарником пещеру. Словно знало, что за ужасы ждут его в глубине.
Стены давили. А низкий свод, казалось, вот-вот упадет на голову. Нетерпеливо вышагивая возле черного чрева уходившего под землю хода, Та’Энди нет-нет, а испуганно косилась в темноту. И только когда ее взгляд находил светлое пятно близкого выхода, сердце молодой видящей успокаивалось.
Старые недруги знали нелюбовь детей Великого леса не только к подземельям, но и любым замкнутым пространствам, и умело этим пользовались. Чем дольше шла война, тем глубже под землю они забирались. Временные укрытия за десятилетия противостояния превращались в селения, селения в города. Лабиринты подземных ходов, сотни ловушек.
Та’Энди не застала тех времен. Но страницы немногочисленных хроник сумели передать ей тот ужас, что творился в глубине. Армии боевых химер уходили под землю и… исчезали. Тогда в ход пошла магия. Земля стонала, долгие, манозатратные ритуалы крушили целые горы, подземелья заполнялись ядовитым дымом, травились подземные источники. Казалось, что в таких условиях никто и ничто не может выжить, но старые враги как-то выживали. А поставленные на грань поражения применили последнее средство, превратившее цветущий некогда край в безжизненную пустошь.
Тут хроники становились расплывчатыми, путанными. Ничего толком не объясняя. Просто ставили перед фактом, свалив всю вину на древних врагов. Но пытливый ум Та’Энди умел находить нестыковки. В произошедшей катастрофе виноваты обе стороны. Но кто виноват больше, а кто меньше, теперь и не узнать.
Вопреки устоявшемуся мнению низших, альвы не бессмертны. Их век долог, очень долог, но не бесконечен. Те, кто видел ту войну своими глазами, умерли задолго до появления Та’Энди, и поведать ей правду не могли. А Хроники Великого леса… на то они и Хроники Великого леса, чтобы лгать в пользу своих детей. Ведь такова природа любых исторических текстов.
От размышлений альву отвлек очередной возбужденный выкрик человеческого мага.
— Подумать только, ход в руины древних! А я ничего об этом не знал! Совершенно! — в который уже раз восхищенно выдохнул ласс Сидман, разве что не облизывая найденную дверь. Только строгий приказ и ушедший в подземелье отряд ликанов останавливал его от того, чтобы самому рвануть в темноту.
Его слова и не притворное восхищение вызвали у Та’Энди презрительную усмешку.
Древние…
Глупые хомо понятия не имеют, кто тут на самом деле древние. А кто просто бабочки-однодневки, нагло возжелавшие большего! Сгубившие не только себя, но и огромный кусок Суренасила. Цветущий край превратился в мертвую землю. Пройдут десятки тысяч лет, прежде чем искаженная суть мира сможет затянуть эти шрамы.
Может быть, ее народ тоже виноват в этом. Но явно меньше, чем старые хозяева этой земли! А иначе и быть не может!
Пользуясь тем, что маг слишком занят изучением каменной двери ведущих под землю врат, и повернулся спиной, молодая видящая позволила себе презрительно поморщиться.
Многие знания — многие печали. Именно из-за ее отличного знания языков хомо она и должна возиться с этим внезапным союзником.
Нет, Та’Энди признавала, что эти жаждущие магии, а значит и власти, перебежчики окажутся весьма полезными в будущем. Да и сейчас этот ласс Сидман спас их от удара малого круга, который мог нанести если не смертельный, то довольно болезненный удар. Но несмотря на это Та’Энди не могла испытывать к предателю ничего, кроме презрения, с трудом скрывая его за напускной вежливостью.
Этот хомо искренне считает, что станет равным детям Великого леса? Обретет знания, вечную жизнь и молодость? Или что там еще обещают изменчивые, что под видом родовитых фольхов сумели забраться на самый верх этой полезной секты, верящей в наступление какого-то там мифического Нового Восхода людей?
Та’Энди и сама не знала чего в этом нелепом желании больше — наглости или глупости?
Пусть этот хомо будет благодарен, что не отправился в печать спешно поставленного портала в качестве жертвы, как два других пленных мага! А соблазн его туда отправить был очень велик.
«Он союзник, — напомнила себе Та’Энди, закрыв глаза. — Союзник!».
Наглый и шумный маг практически сразу начал ее раздражать, чуть ли не требуя себе награду в виде артефактов и знаний.
Неужели он надеется, что прямо сейчас получит плату за свое предательство? Нет, это все же глупость. Пожелай она обучить этого потомка пострадавших от магического выброса обезьян чему-то новому, то на это уйдут годы. Да и желания такого Та’Энди не испытывала.
Хомо любят называть варгаров и ликанов полуразумными животными, не понимая и не принимая того простого факта, что в глазах альвов стоят еще ниже. Просто животные! Причем из самых мерзких. А назвать хомо разумными — нанести оскорбление разуму.
Алчные, наглые твари! Саранча, которая не может вовремя остановиться, пока не пожрет весь мир.
Единственным достоинством людей Та’Энди находила готовность к переменам и жажду к жизни, которой альвам можно только позавидовать.
Великий лес стар, нетороплив, спокоен и неспешен. Ему нет интереса что-то доказывать низшим. Да он и не желает этого. Пусть мир меняется, Великий лес останется неизменен и несокрушим… пока изменившийся мир не найдет силу, способную его сокрушить.
Хомо совершенно иные. Тот путь, что иные шли десятки тысяч лет, они преодолели за пару тысячелетий. Еще не так давно несколько колоний на западном побережье материка с трудом отбивались от ликанов бронзовыми мечами да копьями. А ничтожное с точки зрения альвов время спустя уже ликанам пришлось бежать в Холодные равнины, спасаясь от пороха и пара раскинувшейся на добрую треть Суренасила империи.
И хомо не желают останавливаться на достигнутом. А значит, их нужно остановить!
Ликаны появились из хода бесшумно. Но по их виду Та’Энди сразу поняла, что погоня не задалась.
Первым на четвереньках выбрался матерый ликан, с толстым шрамом на широком носу. Один из младших вожаков, как быстро определила Та’Энди по вышивке на боевом поясе.
Зло глянув на разумно убравшегося с его пути мага, вожак повернулся к видящей.
— Хомо под землей. Ушли. Завалили проход. Много погибших, — рублеными фразами сообщил он, жадно хватая широко открытой пастью воздух. Из-за его спины к выходу из пещеры устремился серый поток остатков отряда, переброшенного из основного лагеря через спешно построенный портал.
— Сколько хомо? — спросила Та’Энди.
— Не знаю. Не видел. Запах — семь-десять, две самки. Кровь, есть раненые. Уходят дальше, в глубину, по пути железа.
— Я поняла, — можете возвращаться, кивнула Та’Энди, вновь покосившись на темный ход.
Ушел! Вновь ушел! Ускользнул! Вывернулся!
Она не знала точно, но просто чувствовала, что ее давний враг где-то там, в глубине. Что самое обидное, теперь его не достать. Пока что не достать. Хотелось верить, что древние подземелья его прикончат, но видящая не особо на это надеялась. Этот Гарн Вельк обладал просто запредельной живучестью и удачливостью. Если кто-то может там выжить, то только он.
  
Подождав, пока последний из его отряда покинет подземелье, молодой ликан ушел. Не забыв напоследок наградить ласса Сидмана хищным взглядом.
— Так что с моей наградой? — нетерпеливо спросил маг-предатель.