Триумф королевы, или Замуж за палача (СИ)

— Похоже, рана открылась, — её голос дрогнул. — Бездна! Я думала…
— Что на мне заживает, как на собаке? — её растерянный вид отчего-то вызвал у Макса приступ нездорового веселья.
— И кровь… Она не жжется.
— О, прости: как на ядовитой собаке.
Она поперхнулась воздухом, закашлялась, помотала головой — сейчас не до вопросов и странностей — выпрямилась:
— Позову Жеони, пусть шлет за врачом.
— Нет, — он перехватил её руку в последний момент, не дав уйти. — Стой.
— Но ты…
— Только панических охов Жеони мне тут и не хватает, — скривился он. — Сами справимся. Под окном… в шкатулке… чистая ткань и всё, что нужно. Принеси.
***
Следующие полчаса ушли на то, чтобы разрезать старую повязку, остановить кровотечение, вынуть из раны остатки порвавшейся шелковой нити и заново все обработать. Штрогге с удивлением отметил, что Сюзанна выполняла всё, о чем он просил, безропотно и точно. Единственное, на что ее светлость изволила рассердиться, это на указание заново наложить несколько разошедшихся стежков.
— Как можно было не заметить, что шов разошелся? — она ворчала на него, словно заправский лекарь на неосторожного пациента.
— Легко: сперва сильное обезболивание, а потом отвлекли более важные дела.
— Нельзя было разгуливать по дому, как ни в чем ни бывало. И резко двигаться тоже нельзя, особенно так, как утром. Рисковать жизнью из-за такой глупости! Не понимаю.
— И это говорит женщина, планирующая убить короля…
— Тут совершенно другое, — нахмурилась она, вдевая нитку в иголку и примериваясь поудобнее, чтобы сделать первый стежок. — Он убил моего отца, я убью его.
— Герцога осудил трибунал.
— Они выполняли приказ.
— Как и я. Осуществил приговор герцога Гвейстера. Меня тоже убьешь?
Она вздрогнула всем телом, дыхание стало тяжелым, глаза превратились в узкие щелочки. А потом зло вонзила иглу в кожу, сводя края раны вместе. Макс с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
— Ты отвратительно подбираешь время для подобных признаний, — заметила Сюзанна холодно.
— А по-моему, идеально, — он откинул голову на спинку кресла, злясь на накатывающую от слабости тошноту, и уставился в чисто выбеленный потолок. — Если что, нож для писем заточен достаточно, чтобы резать не только бумагу.
— Я подумаю, спасибо. А пока сиди смирно и не отвлекай.
Похоже, у Сюзанны обнаружился не абы какой талант к врачеванию. Во всяком случае последующие стежки она наложила почти безболезненно и очень ровно. Шрамы, конечно, останутся, но со временем перестанут ощущаться, как что-то тревожащее и инородное.
— Готово. Наклониться вперед сможешь? Надо обмотать.
Она деловито наложила на рану чистую повязку и принялась бинтовать. Мягкое тепло её рук и вынужденные объятия оказались неожиданно приятными. Интересно, Сюзанна ведь прикасается к его обнаженной коже уже второй раз, о чем она думает в этот момент, что чувствует? Макс нахмурился, пытаясь выгнать из головы непрошенные мысли. Бред. Неуместный и никому не нужный бред, порожденный длительным отсутствием постоянной женщины и необходимой каждому мужчине регулярной близости.
— Я не виню тебя. То есть, за отца, — её голос вернул его в реальность. — Ты выполняешь приказы, не думаю, что тебе позволено отказаться.
— Я бы не стал отказываться, — резко произнес он, в раздражении на самого себя.
— Вот как? — она прищурилась, внимательно изучая его лицо.
— Да.
— Отец не заслужил казни.
— Иногда прервать мучения — лучший выбор.
— Но он был невиновен!
— Я это знаю.
— Что?!
Она изумленно уставилась на него, думая, что ослышалась.
— Я — линаар, Сюзанна. Главный палач королевства, инструмент, имеющий вполне четкое применение. Я был в голове герцога, в голове каждого, кто хоть немного связан с этим делом. Я — знаю, — в повисшей тишине можно было услышать, как в соседней комнате потрескивают дрова в камине. — Равно как знаю и то, что заговор против короны — не подлог, не плод воображения, а реальность.
Он с трудом поднялся на ноги, окинул взглядом царящий кругом беспорядок.
 
— Если всё, что ты теперь знаешь, не изменит твоего мнения, если ты готова принять эту реальность такой, какая она есть, если готова проявить терпение и благоразумие, то, возможно, у тебя получится отомстить. Если готова сдержать слово, рискнуть жизнью не ради себя, а ради меня, то можешь рассчитывать на мою помощь.
  
Глава 13. Сюзанна
 
Ночью я ворочалась с боку на бок, пытаясь наконец уснуть, но безрезультатно. Мягкая постель отчего-то стала ужасно неудобной, слишком объемные подушки раздражали, камин то и дело пытался потухнуть. Приходилось вставать, идти босыми ногами по полу, ворошить угли, подкладывать дрова, а потом снова нырять под одеяло, отогревая замерзшие ступни. Похоже, зима решила напоследок попугать жителей столицы морозами и теперь норовила пробраться в дом сквозь одной ей ведомые входы.
В голове роились десятки вопросов: что знал о заговоре Штрогге, кого именно допрашивал, кто из казненных был виновен, а кто нет, что не так с его кровью, что именно он собрался делать с моей? Нет, я понимала, разумеется, что скорее всего не последнюю роль тут играет печать, но я, как и всякий неинициированный представитель династии, не могла похвастаться какими-то особенными способностями. Любой средней руки храмовый жрец или деревенская колдунья умели больше, чем потенциальные наследники короны Лидора.
Искусство владения магией среди аристократии вообще было не в чести. Порядочный человек должен полагаться на волю богов, сильнейший из которых некогда обратился светом. Его дар — дар солнечного покровителя — есть мудрость, рассудительность и терпение. Прочее же — порождение Фазура, происходящее из семени его сыновей и из чрева дочерей, тех, кто выбрал путь собственных страстей. Боюсь, чтобы совладать с клеймом, мне нужно нечто большее, чем желание помочь линаару освободиться.
Поняв, что так и не усну, я на цыпочках вышла в коридор и прокралась к комнате Штрогге. Тихонько нажала на ручку и заглянула внутрь. Понятия не имею, было ли это очередным вторжением на запретную территорию, но поскольку муж так и не сказал прислуге о своем самочувствии, я решила проверить, все ли в порядке.
В комнате стоял легкий смолистый запах, сосна или кедр, не разобрать. Камин давно прогорел, свечи потухли, единственным источником света осталось незашторенное окно, но уличных огней хватало лишь на то, чтобы очертить силуэты предметов: кровати с балдахином, книжного шкафа, пары кресел в дальнем углу.
Я немного помялась на пороге, чувствуя себя до крайности глупо и странно, потом все-таки шагнула внутрь. Штрогге лежал на спине, закинув левую руку за голову, и, кажется, спал. По-крайней мере, дыхание его было ровным и глубоким, глаза закрыты, тело расслаблено. Уже что-то, по крайней мере, я его не убила своим неумелым лечением.
«Убедилась, что с ним всё в порядке? А теперь иди, иди к себе, не стой столбом посреди чужой спальни», — прошипела я сама себе. Вот только вместо того, чтобы тихонько выйти прочь, я медленно, на цыпочках подошла к окну.
Спальня Штрогге была развернута в другую сторону, и вместо хозяйственного двора и уголка улицы, смотрела прямёхонько в центр города, туда, где над каскадом крыш возвышалась сияющая громада королевской резиденции. Словно завороженная я смотрела на декоративные башенки и высокие стены с десятками окон, освещенные лампами галереи наверху, тонкими ниточками тянущиеся по всему периметру хаотично настроенного, но такого величественного замка. Тонкие шпили, украшенные резными флюгерами, ворота, построенные на старинный манер в память о величественном прошлом. Конечно, ночь, расстояние и морозный узор на стекле съедали детали, но я могла бы описать каждый изгиб лепных украшений или выступ на стене даже с закрытыми глазами.
В этом дворце я провела юность. Он был для меня вторым домом, школой манер, словестным ристалищем, убежищем. Местом, дающим силы, местом, отнявшим всё, что дорого.