Аргентина. Полная история страны. От древности до наших дней

Главной проблемой, главным недостатком Ривадавии было то, что он часто «плыл против течения», то есть поступал вразрез с мнением влиятельной части общества, что в конечном итоге привело к распаду союза провинций Ла-Платы.
Главным достоинством (с исторической точки зрения) Росаса было то, что он не считался ни с кем, поступая так, как сам считал нужным. Давайте скажем честно: только сильная рука могла удержать разобщенные Соединенные провинции на краю пропасти.
Двадцатые годы позапрошлого века часто называют «эпохой каудильо». Давайте попробуем мысленно представить обстановку того времени… Законная власть исчезла вместе с законами, теперь законом стала сила. Торговля пришла в упадок, да и сельское хозяйство, бывшее основой благополучия Соединенных провинций, тоже сильно пострадало, поскольку хозяйства то и дело подвергались налету креольских или индейских банд (впрочем, во многих бандах состав был смешанным).
Людям было безразлично, какая власть наведет хоть какой-то порядок. Важно было само наличие порядка, потому что жить без него было невозможно, поэтому люди охотно шли за каудильо, которые, пользуясь случаем, брали власть в свои руки. Да – каудильо творили произвол, они ни с кем не считались, но все же это было лучше, чем полная анархия. Казалось, будто вернулись беспокойные времена начала освоения Америки колонистами, но тогда людям было проще жить, они понимали, что если сегодня здесь царит хаос, то это ненадолго – корона скоро наведет порядок.
В противоборстве с бандитами нет смысла взывать к высоким идеалам и уповать на демократические ценности. Силе нужно противопоставлять силу еще большую, если хочешь победить. А если к силе добавляется харизма, то победу можно считать обеспеченной. Неправы те, кто считает, что в основе власти Росаса лежал страх. Страх, конечно, присутствовал, не без этого, но уважения и восхищения было гораздо больше.
Росас не скрывал секрет своего влияния на массы. Вот что сказал он однажды одному из иностранных посланников: «Низшие классы могли восстать и причинить огромный вред, поскольку, как вы знаете, неимущий всегда питает враждебность к богатым и обладающим властью. Поэтому я пришел к выводу, что крайне важно приобрести влияние среди этих людей для того, чтобы руководить ими и сдерживать их. Я решил, что непременно добьюсь такого влияния. Для этого я должен был работать с большим упорством, с большим самопожертвованием, ведь мне пришлось стать таким же гаучо, как они – говорить так, как говорят они, научиться тому, что умеют делать они, сделаться защитником их интересов, которому они могли бы доверять, короче говоря – не жалеть ни сил, ни средств для завоевания еще большего их доверия».
Невозможно представить, чтобы Ривадавиа попытался бы разговаривать с гаучо на их языке или стал бы состязаться с ними в умении бросать лассо. Ривадавиа вообще не принимал «низшие классы» в расчет, он апеллировал к тем, кто стоял выше, к равным себе.
А. Аппиани. Наполеон I Бонапарт. 1805
Не только гаучо видели в Росасе «своего парня», такого же бродягу, как и они. Росас импонировал консерваторам, поскольку и сам был консерватором до мозга костей. В одной из своих речей он выдвинул концепцию, согласно которой Майская революция на деле была устроена в интересах испанской короны – таким образом патриоты хотели уберечь колонии от посягательств Наполеона и Жозефа Бонапартов. Но роялисты не понимали истинных целей революционеров и не хотели их понимать, поэтому все сложилось не так, как задумывалось изначально. В принципе, среди революционеров могли быть люди, мыслившие подобным образом, но дело не в этом, а в том, как изящно Росас попытался примирить консерваторов с новаторами. Добавим, что явный и безусловный патриотизм Росаса привлекал к нему патриотов, а постоянно демонстрируемое уважение к религии обеспечило диктатору симпатии клерикалов. Недовольны были только либералы, а также конкуренты Росаса в борьбе за власть. Но Росас сметал со своего пути все препятствия…
   
Хуан Мануэль Хосе Доминго Ортис де Росас-и-Лопес-де-Осорнио
 
Хуан Росас был внуком знатного севильского дворянина Доминго Ортиса де Росаса (впрочем, есть ли в Севилье незнатные дворяне?), начинавшего военную карьеру в Корпусе гвардии короля Фердинанда VI. В 1742 году Доминго де Росас прибыл в Буэнос-Айрес для продолжения офицерской службы, которую закончил в звании капитана. А вот его дядя по отцу Доминго Ортис де Росас-и-Гарсиа-де-Вильясусо, приехавший в Новый Свет вместе с ним, в 1746 году стал губернатором Чили… Можно сказать, что склонность к правлению была у Хуана Росаса в крови.
Отец Хуана, Леон Ортис де Росас, был старшим сыном капитана Доминго Ортиса де Росаса и первым из Росасов, родившимся в Буэнос-Айресе, иначе говоря – первым портеньо в роду. Пойдя по стопам отца, Леон прослужил в армии более сорока лет и тоже завершил службу в капитанском звании. Но был в жизни Леона и недолгий период политической деятельности – с 1811 по 1814 год он входил в кабильдо Буэнос-Айреса.
Женился Леон крайне удачно – на Агустине Лопес де Осорнио, дочери одного из богатейших землевладельцев провинции Буэнос-Айрес. Принято считать, что властный характер Хуан унаследовал от матери.
Хуан Росас родился 30 марта 1793 года, как сказали бы портеньос: «с тремя золотыми ложками во рту» – семейство было знатным, богатым, и к тому же он стал первенцем, основным наследником состояния.
Во время британского вторжения 1806 года тринадцатилетний Хуан Росас вступил в ополчение. По малолетству он не воевал, а только занимался доставкой боеприпасов на передовую, но все равно эта деятельность требовала большого мужества.
После того как интервенты были изгнаны, семейство Росасов переехало в свою эстансию [81], где Хуан получил первые уроки управления. Крупные эстансии в то время были не просто обширным частным владением, а почти государством в миниатюре. Землевладельцы контролировали не только свою территорию, но и сопредельные земли, на которых жили их работники или люди, так или иначе зависимые от них. У каждой семьи была собственная служба охраны, следившая за порядком, а в случае необходимости все пеоны брали в руки оружие.
Помещики не считали своих работников за людей и не понимали (до поры до времени), какую силу могут представлять гаучо. Росас же понял это практически сразу и постарался стать для гаучо своим, в то же время не позволяя им забывать, кто здесь хозяин. Людям это нравилось, а еще больше нравилось то, что Росас не обманывал своих работников при расчете и вообще платил больше, чем другие помещики. Это делалось не столько в популистских, сколько в экономических целях – относительно щедрая оплата труда позволяла иметь лучших работников.
Леон де Росас, как было сказано выше, с 1811 года стал членом кабильдо и жил в Буэнос-Айресе, так что управление эстансией легло на плечи юного Хуана, и надо сказать, что он превосходно справлялся с этой задачей. В 1813 году двадцатилетний Хуан Росас женился на восемнадцатилетней Марии де ла Энкарнасьон Эзкурра, которая стала ему не только женой, но и верной помощницей в делах. Деньги пришли к деньгам – Эзкурра были такими же богачами, как и Росасы. Другой бы на месте Хуана начал жить в свое удовольствие, но он был из тех, кто не привык довольствоваться тем, что имел, – ему всегда нужно было больше: больше денег, больше власти. Хуан Росас начал расширять свои владения, скупая прилегающие земли. Его хозяйство считалось образцовым. Не в смысле передовых новшеств, которых в то время и быть не могло, а в смысле постановки дела – хорошая организация и старание работников могут творить чудеса. Скорее всего, отсюда и берет начало консерватизм Росаса, который на своем собственном примере убедился, что хороших результатов можно достигать и без новшеств, достаточно только хорошо все наладить и держать под неусыпным контролем.