Лорды Белого замка
Жан тронул струны лютни:
– Верно, однако это скоро изменится. Бьюсь об заклад, что через пару лет Мод войдет в силу и будет как та колдунья, соблазнившая графа Анжуйского.
– Улетит из окна часовни, словно летучая мышь? – Фульк намеренно говорил непринужденным и саркастическим тоном.
– Нет, – закатил глаза Жан. – При чем тут летучая мышь?! Я хочу сказать, что она заберет твою душу, а ты и рад будешь ее отдать.
Неизвестно, что ответил бы на это Фульк (и, возможно, не только на словах), но тут, к счастью, их разговор был прерван появлением слуг, несущих бадьи с водой, и нескольких служанок с чистыми тюфяками и бельем. А следом за ними появилась леди Фицуорин. Так что волей-неволей на некоторое время все насмешки, как фривольные, так и невинные, прекратились.
Вечером свадебные празднества продолжились, хотя и не с таким размахом, как накануне. Фульку пришлось танцевать с невестой: если бы он отказался, его бы сочли невоспитанным.
– Наверное, теперь, без кольчуги, вам гораздо удобнее, – сказала Мод, когда они встали на исходную позицию на открытом пространстве, образованном прямоугольником из обеденных столов.
– И намного легче, миледи, – с улыбкой ответил он.
Они стиснули друг другу запястья и медленно повернулись, исполняя фигуру под названием «восьмерка». Это был традиционный кароль, который всегда танцевали на свадьбах: он символизировал вечную связь между мужчиной и женщиной. В свете свечей зрачки Мод так расширились, что почти скрыли яркую зелень ее глаз. «Господи Боже, – говорил себе Фульк. – Поверить не могу, что этот ребенок – жена Теобальда». Ребенок ли? Нет, вовсе не детское тело поворачивалось и с гибкой грацией двигалось под его руками. Восхитительно тонкая талия. Пышные косы, задевавшие лицо партнера, когда она скользила рядом или вокруг него.
– Я помню, как вы стащили у моего брата мячик, потому что мальчишки не брали вас играть, – сказал Фульк, еще раз попытавшись привязать нынешний облик Мод к образу ребенка, которого он помнил.
Мод наморщила нос. Когда она была маленькой девочкой, эта манера казалась трогательной. Сейчас у Фулька по позвоночнику пробежала дрожь откровенного вожделения.
– Бабушка была тогда в ярости, – сказала она, – но я не обращала на нее внимания.
– Вы все такая же?
– Только внутри, – ответила Мод, скромно опустив ресницы. – Внешне я учусь быть леди.
Танец окончился. Поклонившись даме, Фульк удалился, с облегчением позволив занять свое место другому рыцарю. Однако ему не стало легче, даже когда в танцах был объявлен перерыв. Жан взял лютню и спел балладу, которую однажды снежным декабрьским вечером сочинил на кухне Вестминстерского дворца. Жан долго шлифовал эту песню, пока не превратил ее в подлинное произведение искусства. Слушатели словно воочию видели ведьму, стоящую перед ними с мерцающими серебряными волосами и горящими глазами.
– Тебе нездоровится, сынок? – заботливо спросила Хависа, тихонько положив ладонь Фульку на рукав.
Он выдавил из себя улыбку:
– Ничуть, мама, просто Жан исполняет эту проклятую балладу так часто, что я ее уже просто слышать не могу.
Он резко встал и вышел из зала. Хависа испуганно смотрела вслед старшему сыну.
На улице Фульк несколько раз глубоко вдохнул и потряс головой, прогоняя назойливый дым, не менее назойливую песню и винные пары. На дворе горели костры, скрашивающие часовым службу. От группы стражников отделилась женщина, разговаривавшая с ними, и не спеша подошла к Фульку. На ней было платье с клиньями, как у богатой, и с такими длинными рукавами, что они чуть не волочились по земле. Зато низкий вырез не был целомудренно защищен нижней рубашкой и не скрывал ложбинки между грудей, а блестящие черные волосы были беззастенчиво открыты всем взорам.
Фульк сразу узнал эту женщину. Гунильда, куртизанка, с которой он когда-то давно – чего уж греха таить – был знаком достаточно тесно. Уже не первой молодости и не сказать, чтобы красавица, Гунильда тем не менее выгодно отличалась от прочих дворцовых шлюх каким-то грубоватым обаянием, которое неудержимо влекло к ней представителей сильного пола. Имелось у Гунильды и еще одно бесспорное достоинство: все знали, что она бесплодна. Любой мужчина – или юноша вроде Фулька – мог лечь с ней, не опасаясь, что случайная подружка постучится потом к нему в дверь с большим животом или с младенцем на руках.
– А, Фульк Фицуорин! Давненько я тебя не видела! – сказала она, уперев руки в бока и послав ему испытующий взгляд раскосых черных глаз. – Где пропадал?
– Был на рыцарских турнирах, – отмахнулся он. – А ты разве не уехала со свитой Иоанна?
– Вот еще не хватало! – сверкнула улыбкой Гунильда. – Знаешь, что я тебе скажу, парень: на праздниках можно заработать больше, чем на похоронах. – И пояснила: – Когда принц Иоанн пребывает в скверном настроении, он вымещает его на своем окружении, а они, в свою очередь, – на мне. Ну и с какой стати мне это терпеть, а? Я предпочитаю зарабатывать себе на жизнь, предаваясь удовольствиям. – Голос шлюхи стал нежным, словно мурлыканье кошки. Она придвинулась поближе и посмотрела на него, наклонив голову. – А ты, часом, не знаешь, почему Иоанн так на всех злится?
– Понятия не имею, – соврал Фульк. – Я приехал сюда лишь для того, чтобы сопроводить мать домой, ну и, разумеется, почтить присутствием свадебную церемонию лорда Уолтера.
– Ну вот, не повезло мне, – огорчилась Гунильда, которая по опыту знала, что мужчины стараются избегать ее общества, если поблизости находятся уважаемые женщины из их семейств.
– Но мама сейчас в зале. – Фульк взял Гунильду за руку, не дав ей уйти. – И я… Я хочу…
Она учащенно задышала. Продажная любовь была ее ремеслом, способом зарабатывать деньги. В редких случаях, как сейчас, она получала от этого истинное удовольствие. Гунильда улыбнулась.
– Я знаю, чего ты хочешь, – грудным голосом сказала она. – И впрямь, большая удача, что я не уехала с Иоанном!
Чтобы попасть в свои покои, Мод надо было пройти мимо торцевой комнаты, которую прежде занимал принц Иоанн и в которой теперь разместился Фульк Фицуорин со своим отрядом. Весь вечер она не видела Фулька и подумала, что тот, возможно, решил лечь спать пораньше. Юноша казался рассеянным, и когда они танцевали, в нем чувствовалось какое-то напряжение.
Дверь комнаты была плотно закрыта. Мод представила Фицуорина спящим на тюфяке и почувствовала в животе трепет. Ей не следует думать о Фульке. Она должна идти в спальню и приготовиться исполнить свой супружеский долг перед Теобальдом.
Внезапно через деревянную дверь она услышала, как Фульк что-то проговорил, а какая-то женщина ответила ему и хрипло рассмеялась. Не успела Мод двинуться дальше, как дверь отворилась и на пороге оказалась та, которая издавала этот смех. Незнакомка заплетала в косу распущенные темные волосы, а на лице у нее разлилось выражение томной усталости.
Увидев Мод, женщина разом остановилась и сделала книксен:
– Миледи.
– Боюсь, сударыня, я вас не знаю, – сухо сказала Мод.
– Я… Меня зовут Гунильда де Бруж. Я прибыла со свитой принца Иоанна.
– Но не уехали вместе с ним.
Сообразив, что эта женщина, должно быть, одна из дворцовых проституток, Мод почувствовала себя униженной. И одновременно почему-то испытала робость: Гунильда была очень высокой и возвышалась над юной Мод, которая еще не закончила расти. От тела Гунильды исходил резкий мускусный запах.
Край двери обхватила мужская рука, и показался Фульк Фицуорин, одетый лишь в рубашку и шоссы. После обряда инициации, пройденного прошлой ночью, Мод прекрасно поняла, что означает этот подернутый пеленой взгляд.
– Госпожа Гунильда – мой старый друг, – невозмутимо сказал Фульк. – Я пригласил ее, дабы побеседовать.
Он отпустил дверь и ободряюще положил руку на плечо проститутки.
Лицо Мод вспыхнуло. Было совершенно ясно, что беседа – это последнее, чем они занимались. Мод хотела было резко заявить, что ее дом не бордель и что со стороны Фулька просто отвратительно привести проститутку в свою комнату, но вовремя сдержалась. В конце концов, он гость. Кроме того, его растрепанный вид, с затуманенными от недавнего наслаждения глазами, странно тревожил ее.