Сливово-лиловый (ЛП)

— А из-за Роберта?
— Подобный вопрос не возникнет. А если бы и возник, ответ был бы «нет».
— Лучшая новость дня. Если она верна…
Теперь моя очередь пренебрежительно фыркать. Рассказываю о появлении Марека на празднике, о том, что он наблюдал за нами у карусели, о том, как неоднократно появлялся в нашем поле зрения.
— Но он к нам не подошел. По крайней мере, хотя бы так.
— А эта новая подружка — она ничего об этом не говорит? Когда он шпионит за своей бывшей, да к тому же тащит ее с собой? — спрашивает мама, и Роберт качает головой.
— Нет, — объясняю, — она ничего не говорит. Не ее дело подвергать сомнению или критиковать планы и решения Марека.
— Так, как ты не имеешь права с Робертом. Я не вижу разницы, Аллегра. Между ним и Мареком. Марек — чертов мудак, а Роберт — своего рода бог, которому ты поклоняешься. Почему? Если они оба одной породы? — спрашивает Барбара с торжествующим видом «вот-я-тебя-и-поймала».
— Так может показаться постороннему вроде тебя, Барбара. Но это заблуждение. Я могу подвергнуть сомнению или раскритиковать планы и решения Роберта в любое время. Он позволяет это, слушает меня и воспринимает всерьез. Единственное, о чем просит Роберт, это чтобы я излагала свою критику фактологически и уважительно. Марек не слушает, не поддается влиянию и очень злится, если его статус не признают с трепетом и молчанием. Кроме того, Барбара, Роберт делает то, что я хочу. Марек делает только то, что хочет сам. Но, боюсь, ты никогда этого не поймешь.
— Я поняла, дорогая, — улыбается мама, и я благодарно смотрю на нее.
— Марек предпочитает бить женщин так долго и так сильно, что они в конечном итоге истекают кровью. Есть женщины, которым это нравится, например, его новая подруга. Аллегре это не нравится. Мне тоже не нужно видеть кровь, чтобы жить своей жизнью. Это тонкости, которые имеют серьезное значение. Как посторонний человек, ты не понимаешь этих тонкостей.
— Что ты думаешь о том, что она пойдет в женский клуб в субботу и займется там волонтерской работой? — провокационно спрашивает Барбара, и Роберт задумчиво постукивает указательным пальцем по подбородку.
— Что вы делаете в этом клубе? — спрашивает он, притворяясь, что ничего не знает.
— Мы помогаем угнетенным женщинам, особенно тем, кто находится в отношениях с насилием. Мы поддерживаем в осмыслении прошлых, жестоких отношений, пытаемся восстановить уверенность и самооценку. Мы предлагаем беседы и практическую помощь.
— Мне это нравится. Это важно и необходимо. Делала ли Аллегра это раньше?
— Да. Только когда была с Мареком, она сделала перерыв.
— Мне было запрещено. Марек запретил это.
— Можешь ли ты сказать, Аллегра, что отношения с Мареком были насильственными? — спрашивает меня Роберт, и я киваю, бормоча в знак согласия. — Ты отработала те отношения, снова обрела уверенность в себе?
— Да, я это сделала. Благодаря тебе, Роберт. И я не хочу сейчас углубляться в эту тему. Мы достаточно поговорили о Мареке. Сейчас мы возьмем ревень и поедем домой.
Я спрыгиваю со стойки и целую маму в щеку.
— Так точно, шеф, — усмехается он, вставая, беря принесенную нами корзину и наполняя ее.
— Достаточно, — говорю я, когда он кладет столько, что хватит на три противня.
— Ты собираешься приготовить пирог сегодня, дорогая? — спрашивает он, выпрямляясь и беря корзину.
— Нет. Завтра. Сегодня нет больше желания печь. К тому времени, когда пирог будет в духовке, будет половина девятого, для меня это слишком поздно.
Роберт следит за моим взглядом на часах и затем говорит:
— Если поторопимся, мы еще сможем быстро закупиться.
— Что ты хочешь купить? У меня дома есть все для приготовления пирога.
— У нас нет сливок. И они незаменимы. Кроме того, у нас закончился имбирь.
Я прикусываю губу, изо всех сил стараясь не покраснеть.
— Ты добавляешь имбирь в пирог с ревенем? — спрашивает мама, и Барбара тоже удивленно поднимает брови. — Никогда не слышала о подобном.
— Э-э, нет, — отвечаю я, краснея, к величайшему удовольствию Роберта. — Имбирь не для пирога.
  
— Меня бы это тоже удивило… — говорит Барбара и тоже прощается, берет немного ревеня и снова напоминает мне о субботнем утре.
— После того как обработаешь имбирь, принеси Мони что-нибудь попробовать. Она очень любит имбирь, — говорит Барбара, и Роберт улыбается.
— А кто не любит? — спрашивает он и, протиснувшись мимо меня, несет корзину к входной двери и там оборачивается. — Ты идешь, Аллегра?
— Да я… — Я едва могу говорить (проклятье, мои колени превратились в желе), — …я иду…
Он галантно придерживает входную дверь для меня. Когда я прохожу мимо него, бормочет:
— Сегодня я бы на это не поставил, Джинджер.
Тут же между ног распространяется томительное покалывание, и я чувствую, как теку. На площадке Роберт снова останавливает меня. Он стоит позади меня, свободной рукой сжимает мое плечо, и я чувствую его дыхание у уха.
— Твои трусики мокрые, Аллегра?
— Да, Роберт.
— Хорошая девочка, — хвалит он, — так держать. Мне нравится идея, что ты сможешь попробовать свое возбуждение, когда я потом заткну тебе рот твоими трусиками.
***
Вскоре после этого, когда Роберт подъезжает к парковке супермаркета, я тихо говорю:
— Роберт, можно кое-что попросить?
— Естественно. Говори. Что ты хочешь?
— Если я буду плакать позже, и мне будет очень плохо, не мог бы ты снять кляп и трахнуть меня в рот?
Он какое-то время смотрит на меня, потом кладет руку на мое бедро и слегка сжимает.
— Клуб исполнения желаний, м-м-м?
— Пожалуйста, Роберт.
— Хочешь проглотить мою сперму?
— Да, пожалуйста.
— Ты заслужила это, сука?
— Не знаю, я надеюсь.
Роберт насмешливо приподнимает бровь.
— Остаешься здесь и думаешь об этом. Мне нужен четкий ответ с обоснованием. А я пошел закупаться.
С этими словами он выходит и оставляет меня сидеть в машине. «Я люблю его, — думаю я, — люблю так сильно!».
Глава 53
В следующую субботу в весьма плохом настроении иду от центрального автовокзала по еще довольно пустому центру города, едва слыша симфонию машин-дворников, работающих кофемашин и щебетания птиц. И думаю о выспавшемся, а потом наслаждающемся на балконе под ярким солнцем чашкой кофе Роберте, из объятий которого выбралась часом ранее. Я же напротив, буду сидеть в душном, тесном, пахнущем ароматическими палочками помещении, и мне будет ужасно скучно. Просто потому, что Мони не хочет работать в одиночку. «Почему именно Мони? — думаю я, — была бы это хотя бы Марайка, с которой я всегда хорошо ладила». Мы с Мони совершенно не на одной волне. Её разговоры — помимо феминистских тем — в основном вращаются вокруг красивых интерьеров, очаровательных пластиковых эльфов, маленьких фарфоровых зверюшек на подоконниках и вязаных крючком салфеток. Последнее ее увлечение — это странные вязаные шапочки, которые сейчас в тренде. Боши или как там это называется. Мони будет вязать и надоедать болтовней. Я вздыхаю и останавливаюсь у пекарни. Мне нужна чашка приличного кофе, прямо сейчас у меня нет ни малейшего желания пить сублимированный кофе с Мони. Пока нет особого наплыва посетителей, так что мне не приходится ждать своей очереди и трех минут.
— Большой кофе с молоком с собой, пожалуйста, — говорю я, ища́ кошелек.
Пока жду заказа, слышу, как открывается и закрывается входная дверь.
— Доброе утро, — приветствует голос, который кажется смутно знакомым. — Латте, пожалуйста.
Я с благодарностью принимаю свой стаканчик, оборачиваюсь и направляюсь к выходу.
— Привет, Аллегра, — звучит тот же голос, и я поднимаю голову.
Дэвид. Коллега Сары и Фрэнка, который напоил меня на дне рождения Сары. Которого я встретила на кинофестивале три-четыре недели назад.
— Привет.
— Все хорошо? Ты мне не позвонила.
— Эм, да. Я… у меня…
— …не было времени? — подсказывает он и усмехается.