Сливово-лиловый (ЛП)

— Ты же ушла.
— Да. Но я боролась, и это отняло у меня много сил.
— Будет ли Роберт стоить столько сил?
Я на мгновение задумываюсь и тихо говорю:
— Даже еще больше, чем стоил мне Марек.
— Ого. Кто-то очень сильно влюблен. — Мелинда улыбается, поглаживая мою руку.
— Я думаю, что да.
— Что сказал Марек, когда вы встретились? Или он с тобой не разговаривал?
— Да, он говорил. Он сказал два предложения, и Роберт сразу же возненавидел его. Марек полностью опустился в его глазах.
— Какой милашка, этот Роберт. Придется пересмотреть свое мнение о нем.
— Я прошу об этом, Мел. Он делает меня счастливой. Когда будет та свадьба?
— В следующую субботу, кажется. Марек пригрозил, что она пойдет одна. Полностью закрытая. Что бы это ни значило.
Я знаю, что это значит. Свадьба ее сестры не будет веселой для Сары. Если она не изменит ситуацию и не уйдет от него. Или не откроет в себе собственную волю. Поймет, что она устанавливает границы.
— Во вторник Сара снова придет на примерку. Нам пришлось кое-что перешить. Марек не пойдет с ней, он сказал это ясно. У него нет желания участвовать в этом цирке.
— Ох… — выдыхаю я, — во сколько примерка?
— Сара последняя клиентка во вторник. Она сказала, что работает, когда мы договаривались о встрече. В понедельник выходит на новую работу. Я думаю, что к большому неудовольствию Марека, так как он презрительно насмехался, когда она упомянула это.
— Время, Мелинда!
— В половине шестого.
— Вторник, пять тридцать. Хорошо. Запомнила.
— Зачем? Что ты планируешь делать? Ты что-то замышляешь, курочка моя… Я же вижу.
— Ничего особенного. Но я думаю, что не мешало бы поговорить с Сарой. Как саба с сабой, так сказать.
Глава 18
Роберт закрывает глаза, проводит рукой по лицу и дышит. Медленно. Глубоко. Вдох, затем выдох.
«Черт, — думаю я, — это явно была не очень хорошая идея».
— Ты сделала что?
— Я с Сарой…
Мой голос становится тише, а затем совсем затихает под взглядом Роберта.
— О чем ты при этом думала?
Тихо, абсолютно спокойно. В конце концов, мы находимся в баре, и Роберт проглатывает свою очевидную злость на мое поведение.
«Отлично, — думаю я, — раздражать его — действительно умный ход. Идиотка».
— Я хотела ей помочь и…
— …а если бы Марек пришел? Что тогда?
— Тогда я бы ушла. Мне не нужно открытое противостояние.
— Рад слышать.
— Ты злишься.
— Да, я зол. Он не достоин тебя. Никогда не был. Я не хочу, чтобы он приближался к тебе и протягивал свои грязные ручонки. В конце концов он тебе снова, так сказать, «промоет мозги», и ты побежишь к нему назад, развевая флагами.
— Конечно, нет. Ты думаешь, я настолько глупа, Роберт?
Мой тон прозвучал насмешливее, острее, чем хотелось, и я прикусываю губу. Закрываю глаза и опускаю голову. Автоматически. Роберт ничего не говорит. Он наслаждается моим покаянным видом и ждет. Когда снова открываю глаза, я вижу руку Роберта, покоящуюся на его бедре, спокойную и расслабленную. Он дает мне столько времени, сколько мне необходимо, чтобы почувствовать, что он думает о моем поведении, позволяет самой бороться с моим независимым «я». Я знаю, что должна извиниться. Нет причин это откладывать. Было действительно неуместно так наезжать на него. Я поднимаю взгляд и смотрю прямо в зеленые глаза. Его взгляд выражает то, что он от меня ожидает: откровенную просьбу о прощении.
— Пожалуйста, прости. Это было неуместно и ненужно. Мне очень жаль.
Роберт приподнимает бровь и жестом показывает, чтобы я продолжала. Я сглатываю и подбираю слова.
— Мое поведение было неуместным. Ты беспокоился обо мне, и моя неблагодарная реакция на это не приемлема. Пожалуйста, прости меня.
Он медленно кивает.
— И? Все еще кое-чего не хватает.
Я украдкой оглядываюсь, но момент благоприятный. В пределах слышимости никого нет.
— Язаслуживаюнаказанияипрошуурок, — бормочу я, глядя вниз. Быстро, едва слышно. Просить о наказании на публике мне сложно. Извинение само по себе похоже на потряхивание «забора», легкое потряхивание. Просьба же о наказании, о коррекции моего отношения — более ощутима. Несмотря на то, что никого нет рядом, чтобы услышать нас, я чувствую, как краснею, как волны стыда накатывают на меня, будто надвигающаяся волна прилива. Унижение протягивает мне руку и помогает забраться в свою лодку, на дне которой я сжимаюсь калачиком, пережидая захлестывающие волны стыда, ожидая, когда Роберт протянет мне руку или толкнет лодку еще дальше.
  
— Что, прости?
Я мысленно вздыхаю. Было бы удивительно, если бы мне сошло с рук. Он толкает лодку дальше. Я набираюсь смелости, смотрю ему прямо в глаза и говорю:
— Я заслуживаю наказания и прошу преподать мне урок.
Роберт улыбается, притягивает меня ближе и целует, положив ладонь мне на затылок.
— Двадцать. Хлыстом. И что бы я ни делал с тобой потом, ты не кончаешь. Ты это поняла?
— Да, Роберт.
— Запомни одно, Аллегра: я всегда реагирую на неуважение. Все равно где.
— Пожалуйста, прости.
— Я прощу после того, как ты получишь свое наказание.
Я киваю, прикусываю губу и желаю, чтобы это было уже позади.
— Возвращаясь к теме. Итак, ты говорила с этой Сарой.
— Да, — отвечаю я, уже не так уверенно, — я представилась, кратко рассказала ей свою историю и настоятельно посоветовала оторваться от Марека. Потому что есть и другой способ испытывать это. Потому что она заслуживает мужчину, который… который будет носить ее на руках.
— Она тебя узнала?
— Да, узнала.
— А если она сейчас сидит у Марека и признается ему, в чем ты мне сейчас исповедываешься?
— Будет ли она отшлепана по заднице так же, как я? Конечно, только она получит сто ударов. По другим причинам. И оргазм будет отменен на три недели.
— И ты думаешь, Марек позволит, чтобы это сошло тебе с рук? Это вмешательство в его отношения? То, что ты посоветовала Саре расстаться с ним? Как я оцениваю Марека, он не закроет на это глаза. Тем более, что это исходило от тебя.
— Что он сможет сделать после того, как потерял власть надо мной? Заявит на меня в полицию?
Вызывающе. Обиженно. Я — взрослая женщина, черт возьми. Я хотела помочь Саре, и что получаю за это? Двадцать ударов хлыстом и раздраженного Роберта, который беспокоится за меня совершенно напрасно.
— Следи за своим тоном, Аллегра, иначе ты тоже получишь сто ударов, даже быстрее, чем сможешь произнести по буквам слово «неуважение».
Я глубоко вздыхаю. Роберт улыбается мне и берет меня за руки. Он воспитывает меня публично, и я знаю, что наслаждается этим. Как всегда, когда меня отчитывают, воспитывают, унижают и стыдят, мое тело реагирует всепоглощающей похотью. Я не могу выключить это. Я действительно много раз пыталась, но всегда терпела поражение.
— Ты тоже это сделал…
— Да, сделал. Но у меня совсем другие исходные условия, верно?
— Да, они другие.
Я становлюсь все более смущенной, и вдруг мой блестящий план начинает казаться мне совершенно глупым. Роберт прав: если Марек узнает, он взбеленится. Он будет бесконечно зол на меня.
— Я бы пошел с тобой, если бы ты доверилась мне. Я бы поговорил с ней. Почему ты не рассказала мне, Аллегра?
— Я не знаю. Мне так жаль.
Я пожимаю плечами и смотрю на него. Все во мне, кажется, молит о прощении.
— Он знает, где ты живешь?
— Да. Я уже жила в своей нынешней квартире, когда была еще с ним.
— Я опасался этого. А если он вдруг припрется к тебе?
— …тогда никто не откроет ему, потому что ты будешь настаивать на том, чтобы я ночевала у тебя, верно?
— Хорошая идея. Спасибо, Аллегра. А теперь снова с самого начала. Мелинда подслушала что?
Я рассказываю ему еще раз медленно и упорядоченно, а не смущенно и сумбурно, как раньше.
— Он хочет отправить ее на свадьбу сестры с этим уродливым ожерельем и полностью закрытой? А она — подружка невесты?