Ваше Сиятельство 3 (СИ)
— Я беспокоилась о тебе и мне было одиноко. Мне нужна была поддержка. В чем вопрос, я не понимаю, Саш, — она пристально смотрела на меня своими красивыми карими глазами, в которых всегда было много тепла. Иногда даже казалось, что его слишком много. И сказала: — Сними наконец эту возмутительную одежду! Выглядишь ужасно, точно какой-то мусорщик.
Я снял кожанку и жилет, положил их просто на пол, глядя на голые ноги графини. Если бы она знала, что я большей частью Астерий, то, наверное, не представала передо мной в столь вольных позах и возмутительно легких одеждах. Хотя как знать.
— Так лучше? — спросил я, оставшись в своей вполне приличной рубашке и джанах.
Она кивнула: — Жду, когда ты расскажешь всю правду, что случилось с тобой и Талией. И еще спрошу тебя об очень важном, — последние слова она произнесла, словно приглядываясь ко мне. — Об этом позже спрошу. Рассказывай, где вы были с Евстафьевой и что с вами произошло.
— Мам, Талия уже все рассказала. Она немного преувеличила, но суть произошедшего верна. Все это следствия событий, которые произошли в Шалашах. Помнишь, в среду я пришел поздно и говорил тебе о стычке с Новаковским и некоторыми другими из Резников? Ты тогда еще удивлялась, что я подружился с графом Сухровым, — она кивнула, нахмурившись, и я продолжил: — Вот. В общем, мы еще не со всеми разобрались. Сегодня, вернее уже вчера, как бы случилось очередное разбирательство. До этих ребят доходит с трудом, но после сегодняшнего случая, полагаю, дойдет лучше. Они захватили Талию и увезли в Шалаши. Мне пришлось срочно ехать, ее вызволять. Пришлось сразиться с каким-то магом, которого они наняли. Там пострадала одежда Талии и моя, пришлось надеть то, что подвернулось под руку. В итоге все обернулось хорошо, если не считать ранения руки баронессы. Вот и все. Обо мне не надо волноваться, ты же знаешь, что неприятности, даже если они случаются, всегда заканчиваются в мою пользу, — я налил немного коньяка в рюмку и поднес ко рту, но пить не стал — только втянув ноздрями аромат изысканного напитка Елисеевской коллекции. — Мама, со мной сама Артемида. На этом давай закроем вопрос о всяких неприятностях. Я понимаю, тебе многое не нравится. Не нравится, что я в поздний час исчез из дома, не сказав ни слова. Не нравится, что я пришел с Талией в таком виде. Но мне тоже многое не нравится. Мне очень не нравится Майкл и то, что ты с ним встречаешься. Мне не нравится, что ты готова даже принять его ночью. Поздней ночью в своих покоях и под бутылочку коньяка. Знаешь, мне это особо не нравится.
— Саша! Я взрослая, самостоятельная женщина! Ты не имеешь права об этом рассуждать! — вспыхнула Елена Викторовна и щеки ее порозовели.
— Имею. Мы — самые близкие люди, — я взял ее теплую ладонь, которая дрогнула в моих пальцах. — И я имею право беспокоиться о том, что происходит с тобой. Вспомни, мы уже говорили на эту тему. Ты сама хоть осознаешь, что из-за этого чертова Майкла с тобой происходят странные вещи? Ты ведешь себя слишком легкомысленно, но при этом не упускаешь случая, чтобы воспитывать меня там, где это делать не следует.
Я снова взял рюмку с коньяка со стола и в этот раз отпил из нее несколько глотков, проницательно глядя в глаза графини. Она была сбита с толка, но все же неуверенно сказала:
— Вот ты сейчас специально пьешь передо мной, да?
— Да, — сказал я, наклонился и поцеловал ее в щеку, на которой стало еще больше румянца. — Этим я показываю, что не надо со мной, как с мальчишкой. Ты сказала, что ты взрослая и самостоятельная. Вот и я такой же. Мне приятно, когда ты обо мне заботишься, волнуешься за меня, но лишь до тех пор, пока это в разумных пределах. И я тебя очень прошу еще раз, пересмотри свои отношения с Майклом. Дело не в том, что он слишком молод для тебя, а в том, что ты перестаешь быть собой. И у меня есть подозрения, что его интерес к тебе не во всем настоящий. Позже, я объясню в чем дело, — я подумал, что до тех пор, пока я не получу информацию от Скуратова, говорить более основательно с мамой о Майкле не стоит.
— Как ты можешь так говорить! Ты ничего не знаешь о Майкле! Он очень хороший человек! — графиня оттолкнула мою руку и взяла со столика рюмку с коньяком. — И я вполне подхожу ему возрастом! Все говорят, что я выгляжу на двадцать пять!
— Да, мам. Это чистая правда: ты выглядишь не более чем на двадцать пять. И об этом британце пока не будем говорить. Я пойду — Талия ждет, — сказал я, вставая с дивана.
— Талия подождет. Для тебя кто важнее: Талия или я? — остановила меня графиня. — Вообще в это время ее не должно быть в нашем доме. А ты ее еще ночевать привел, так?
— А где ей ночевать? Домой в таком виде ей нельзя. Поспит сегодня со мной. Тем более она очень перенервничала, ей нужно внимание, — пояснил я.
— Я не хочу, чтобы ты с ней спал! Я вообще не хочу… — она тоже встала, снова налив себе в рюмку коньяк, — не хочу, чтобы возле тебя вертелись такие девушки, как она. Талия тебе не подходит.
— Мам, раньше ты, наоборот, хотела видеть меня с Талией. А теперь нет. Что случилось? — я смотрел как она снова пьет коньяк. Прошлый раз было вино… Как-то часто стала это делать Елена Викторовна.
— Саш, — она провела пальцами по моей щеке. — Ты у меня такой хороший. Я не хочу, чтобы ты достался девушке, которая мне не по душе, — она долго молчала, разглядывая как-то по-особому, придирчиво разглядывая меня. Потом сказала: — Посмотри мне в глаза.
Я посмотрел. Они у нее были похожи на темный янтарь, теплые и чуть рассеянные, беспокойные. И даже после выпитого коньяка проницательные, словно она пыталась рассмотреть во мне нечто невидимое.
— Я ходила к Мериде, гадала на тебя, — сказала графиня, не отпуская меня взглядом.
— Мама, какого черта! — меня это действительно возмутило. — Когда ты уже успокоишься насчет меня?
— Она сказала, что ты теперь не совсем ты. Даже не так, я не помню точно как, но смысл в том, что ты не мой сын, — ее ротик приоткрылся и из глаз, только что испытывающе смотревших на меня, потекли слезы.
Это было так неожиданно, что у меня словно что-то сжалось в солнечном сплетении. Так на эмоции реагировала чакра-манипура.
— Она сказала… — продолжила графиня, замявшись. Румянец вдруг покинул ее щеки: — Сказала, что ты Астерий! А от моего Саши здесь почти ничего нет!
Мне хотелось выматериться, хотя я это делал очень редко. Вот какого ее понесло к Мериде? Мерида — одна из самых известных ворожей в столице. Насколько я знал, в прошлом она была жрицей Геры, и даже какое-то время давала предсказания возле Седьмого Камня Перуна. Значит, Гера… Снова и снова прослеживается ее почти невидимый, но мрачный след.
— Мам, успокойся, — я взял ее обе руки, нужно было срочно активировать «Капли Дождя» — два предыдущих раза шаблон ментального расслабления прекрасно повлиял на нее.
— Я не успокоюсь, Саш! Я уже слышала это имя: Астерий. Слышала несколько раз. Мерида сказала, чтобы я смотрела тебе в глаза и видела там всю правду. В глазах будет написано, сказала она, — произнесла графиня, не отводя от меня взгляда.
— Когда ты была у нее? — попытался я увести в сторону от ее главного вопроса.
— Сегодня. И я ей не поверила. Все думала, что такого не может быть. Я не хотела с тобой даже об этом говорить. А вот ближе к полуночи, жду тебя и вспоминаю, все что случилось тогда, в тот день, когда ты пришел раненый и мы вызывали врача. Все-все вспоминаю, и думаю, что Мерида может быть очень права. Скажи правду, ты Астерий? — Елена Викторовна вскинула голову, готовясь принять ответ.
— Да, я — Астерий. Я уже говорил это. Ты слышала это имя от Артемиды. Слышала его ни один раз. Я его не скрывал. И объяснял, что таково мое магическое имя. У магов несколько имен. Но для тебя я — твой Саша. Прошу, не надо без причин называть меня Астерием, — мне стало тяжело, очень тяжело, от этой полуправды — ведь истина была так важна для нее. Но не могу же я сказать, что того, настоящего Саши — ее сына, больше нет. Его душу давно унесло великим потоком перерождений. Во мне его память, его привычки, его чувства и ощущения, но они лишь фон на котором все-таки гораздо большую реальность занимает Астерий. Да, я сжился с графом Елецким. Я стал им. И в этой жизни считаю себя им. Но для Елены Викторовны это совсем не то, чего желает материнское сердце. Как мне его не разбить? Моя полуправда слишком жестока. Ее может смягчить ложь, но лишь на время. Знаю по опыту: истина все равно проступает, если так угодно богам, и тогда все поворачивается намного хуже для тех, кто позволил ложь, кто ее произнес, и кто впустил в себя. Гера… маленькая подлость богини, которая может иметь большие последствия в нашей семье и за ее пределами.