Раскрепощение (ЛП)

Раскрепощение: горячий роман с разницей в возрасте
элоди харт
Для моих прекрасных фанатов
СПАСИБО
что прикрываете мою спину,
излучаете свой свет
и заставляете меня улыбаться
каждый день.
xx
Эта книга полна пикантных моментов! И предназначена только для лиц достигших 18-ти лет.
Главная героиня, Белль, одновременно получает внимание от нескольких мужчин (хотя в финале её сердце принадлежит только Рейфу). Рейф занимался сексом с другими женщинами, и одна из таких сцен описана на страницах книги, прежде чем их судьбы с Белль переплетутся. Если это вам не по вкусу, смело пролистывайте дальше.
ГЛАВА 1
Белль
Когда вам всю жизнь твердят, что что-то не правильно — и под «не правильно» я подразумеваю зло, порок, грех, — есть два очевидных способа отреагировать на это.
Первый — воздержаться от порочного пути. Избегать его, как чумы. Бояться, словно у него есть сила разорвать вас на части и разрушить все, что вы знали о добре и чистоте.
Даже убить.
Второй — стать одержимым им. Разве не запретная природа яблока так жестоко мучила Еву? Сильнее, чем скрытые под спелой кожицей качества. В конечном счете, можно стать настолько поглощённым этой идеей, что желание испытать этот греховный путь, познать его, заставит вас шагнуть в бездну.
Лично я, честно говоря, выбираю оба варианта. Не скажу, что это разумно. Постоянное противоречие между искушением и страхом, навязчивым желанием и смертельным трепетом — это крайне изнурительно. Когда боишься чего-то так же сильно, как стремишься это пережить, может разорвать на части.
Так произошло и со мной.
И я покончила с мучениями.
Теперь хочу только экстаза.
Хочу откусить кусочек яблока.
Не просто откусить. Хочу вонзить в него зубы. Прокусить спелую кожуру, пока не достигну мякоти, чтобы сок каскадом стекал по моему подбородку.
Я хочу проглотить его.
Узнать все способы, которыми я никогда не стану прежней после того, как попробую.
Хочу, чтобы сладкий сок яблока уничтожил меня. Преобразил.
И под яблоком я, конечно, подразумеваю секс.
Очевидно.
Мои волосы прямые. Ухоженные. Блестящие.
Платье — классическое белое, приталенное, с расклешенной юбкой от Alaia, выполненное с безупречным вкусом.
Макияж свежий. Сияющий. Безупречный.
Неудивительно, что маме нравится демонстрировать меня, как куклу. Трофей.
Она и папа любят, когда на меня смотрят. Восхищаются.
Но не трогают.
Не то чтобы я когда-либо бросала им вызов на эти правила.
В этом нет смысла.
Я провожу кончиком пальца с идеальным маникюром нюдового оттенка и овальной формы, по безупречной поверхности комода в квартире родителей. Хотя называть это квартирой — все равно что называть "Тайную вечерю" да Винчи рисунком. Их апартаменты с видом на Гайд-парк — настоящая жемчужина лондонской недвижимости, даже до того, как они провели свой последующий семизначный "ремонт" (восьмизначный, если учесть их последние приобретения в мире искусства).
Это зрелище захватывает дух. И только поэтому я готова выдержать мамин званый вечер сегодня вечером. Могу переварить знакомство с древними обитателями этого места, зная, что мне выпадет невероятная награда — целых три божественных месяца в этом шикарном доме этим летом. Родители отправляются в турне по Европе, а я буду наслаждаться жизнью в их безумной квартире.
Не скажу, что моя собственная квартира не прекрасна. Это замечательный дуплекс в Южном Кене1. Она просто не… такая. Там нет ни великолепной террасы с видом на Гайд-парк, ни мраморной кухни, ни впечатляющей высоты потолков, ни богато украшенной белой лепнины2, ни новых изысканных полностью белых картин, которые папа подарил маме на день рождения, чьи необычные текстуры напоминают сливочные шарики мороженого прямо из настоящей итальянской джелатерии3.
  
Так что да. Пара часов светской болтовни — достаточно приемлемая цена за три месяца свободы в апартаментах родителей. Уже представляю себе вечера, которые могу устроить в их светлой столовой, с напитками на террасе и видом на парк. У других двадцатидвухлетних может возникнуть соблазн устроить рейв. Но не у меня. Я бы предпочла притвориться взрослой, потрясающей хозяйкой, развлекающей близких друзей в своей роскошной квартире, за которую можно умереть.
— Напомни еще раз, кто придет? — спрашиваю у мамы, стараясь вложить в голос хоть каплю энтузиазма, которого не чувствую. Я всегда говорю родителям то, что они хотят услышать. Показываю то, что они хотят. Гораздо проще позволить им думать, что я именно та, кем они хотят меня видеть. Кем они меня вырастили.
Мама дарит мне широкую улыбку, в которой читается: «Вот моя дочь», и по спине пробегает холодная волна вины. Поймите меня правильно. Моя мама — настоящее золото. Она восхитительна. Только вот живет она в пузыре, причем большую часть которого создал мой отец.
И поскольку я не могу изменить ее, я успокаиваю. Нет смысла нарушать тщательно отточенное равновесие в нашей семье.
Как я уже говорила, оно того не стоит.
Кроме того, я не могу винить ее. Когда живешь с человеком, чье эмоциональное состояние доминирует над всем, человеком, которому никогда не говорили, что мнение — не факт или что он не имеет права указывать другим взрослым (или детям), как мыслить, то учишься мириться и молчать.
Что касается меня, то я слишком поздно осознала, что могу думать одно, а говорить другое, но не уверена, что мама вообще понимает, что и она может делать так же. Мой брат Декс понял это много лет назад — и сразу же перебрался через Атлантику, чтобы дистанцироваться от отца.
— Питер и Джойс с первого этажа, — говорит мама.
— Ну конечно. — я с ними уже виделась. Милая парочка, примерно одного возраста с моими родителями.
— МакПартлины. Без детей. — она вздрагивает.
Как-то мама упоминала, что дети МакПартлинов прекрасно ведут себя у себя дома и становятся полной катастрофой, когда оказываются где-то еще. Квартира родителей слишком хороша, чтобы впускать их.
Она перечисляет имена ещё трех или четырех пар, а затем подмигивает мне с озорной улыбкой.
— И Рейф Чарлтон. Мужчина, купивший пентхаус. Он переехал сюда всего пару недель назад. Очень привлекательный. Конечно, слишком стар для тебя, но довольно обаятелен, когда встречаю его в лифте. Учился в Лойоле.
Я улыбаюсь, мысленно закатывая глаза. Ну конечно. Колледж Святого Игнатия Лойолы — самая элитная и строгая католическая школа для мальчиков в стране. Если подумать, он, вероятно, даже строже ирландских школ. Назван в честь основателя ордена иезуитов, известен своими консервативными учениями и ошеломляющим успехом своих выпускников в бизнесе и правительстве.
Что означает, если этот Рейф учился там, он либо монах, либо девиант.
Не то чтобы я могла позволить себе клеветать на одну из этих позиций, потому что, хоть внешне я могу быть похожей на монашку, подозреваю, что мысли, которые я лелею, когда остаюсь одна в своей постели, на самом деле ведут к другому.
Неважно. В прошлом я была на школьных танцах с достаточным количеством парней из Лойолы, чтобы понимать, что от них стоит держаться подальше. А если он попал на радар мамочки, то, вероятно, скучен до безобразия. Я улыбаюсь про себя, представляя высокого, долговязого, социально неловкого мужчину с католическими моральными принципами и нулевым пониманием того, как работают центры женского удовольствия.
Нет.
Он совсем не подходит для моих целей.
Полчаса спустя я вовсю беседую с Питером и Джойс с первого этажа о цветовой гамме бордюров в Гайд-парке этой весной (хотя мой вклад сводится к автоматическим улыбкам, скрывающим глубокую скуку, и нескольким вежливым кивкам). Вдруг ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд.