Тебя мне подарили звёзды (СИ)

— Когда собираешься въехать? — спрашиваю, опираясь о перегородку возле барной стойки. Сводная пожимает плечами. Её больше интересует обстановка вокруг. Хмурится. Отвлекаюсь на вибрацию телефона. Мама. — Слушаю, — отвечаю и выпрямляюсь, потому что слышу, как мама всхлипывает. — Мам? Что случилось?
Волоски на коже дыбом встают. Любимова переключается на меня. Прикладываю указательный палец к губам, прося тишины. Кивает.
  
— Илья…. Какой ужас… Марат… Он… — срывается на плач.
— Мам, выдохни и скажи нормально, что с Маратом?
— Плохо ему стало… Можешь приехать?
— Куда?
— В больницу центральную.
— Сейчас буду, — отключаю вызов. Ксюша смотрит на меня с немым вопросом в глазах. С собой брать? Мама итак в слезах. Если притащу дочку мачехи, то усугублю положение. Между предками только мирное положение установилось. — Мне нужно уехать.
— Я слышала. Не глухая, — дерзит в ответ. Хмурюсь. Сейчас мне не до войнушки с ней.
— Держи ключи, — протягиваю связку от нашего логова. — Побудь здесь. Кинчик посмотри. Я скоро вернусь и отвезу тебя домой.
— Ладно, — равнодушно отворачивается. Бесит.
Ок.
Потом разберусь со сводной.
Иду к выходу. К тачке практически бегу. До больницы недалеко. Доезжаю быстро. Мама встречает на улице около входа. В пальцах зажата сигарета. Веки припухли от слез. Сердце тут же заходится. Я её такую видел после того, как они с батей приняли решение развестись. Не спешит сообщать, что случилось. Смотрю, как она глубоко затягивается. Руки мелко дрожат.
— Сердечный приступ, — хрипло произносит и гасит всхлип очередной затяжкой. — Сказали, если повторится, то уже не успеют спасти.
Сглатываю. Я их связи, конечно, не особо рад, но Марата жалко. Мать тем более. Заслужила счастья. Запихиваю руки в карманы штанов и хмурюсь. Что в таких случаях принято говорить? Все типо будет хорошо. Не переживай. Хрень это полная! Маму вряд ли сейчас чем-то утешишь. Делаю то, что могу в этой ситуации, — обнимаю. Прижимается ко мне. Хреновая расстановка фигур на доске получается. У матери горе, а отец женится. Мне что делать? Разорваться?!
Пока Марат отдыхает, мама просит отвезти её за вещами, и я напрочь забываю про Ксюшу в суете. Когда отправляю мать к её ненаглядному в палату, вспоминаю. Фак. Трескаю себе по лбу ладонью. Номера телефона Любимовой у меня до сих пор нет. Еду на снятую хату. Конечно, заразы там нет. У нее в связке все дубликаты ключей.
Свалилась же на мою голову!
С триггером в конечностях еду домой. Уже вечер. Темно. Надеюсь, феечке хватило ума соврать что-то путное. Если она на квартире… Бля…
С такой скоростью я домой никогда не летел. Уже с порога понимаю, что встрял, потому что встречает меня отец со злой рожей. Без всяких объяснений толкает к себе в кабинет и закрывает дверь.
— Скажи, Илья, я много у тебя попросил? — хреновое начало.
— Чем я провинился?
Лучшая защита — нападение. Мне вряд ли поможет, но тактику попробовать нужно.
— Ты должен был присматривать за Ксенией, а ты что?
— А я что?
— Не делай вид, что не в курсе, — выплевывает слова, расстегивает пуговицы на воротничке рубашки и отходит к шкафу. У него там коллекционный коньяк. Наливает себе в стакан. Стою, как дебил, и наблюдаю за ним. Понятно, что Любимова спалилась, но в чем моя вина? Сами привезли её сюда. Сами пусть и наслаждаются последствиями. — Ксения вещи собрала.
— М-м-м, и?
— Ты знал, что она уже поступила в колледж? — прищуривается, вертит в руках стакан. Янтарная жидкость красиво переливается. Развожу руки в стороны. — Знал. Мог бы мне сказать. Я сейчас выгляжу идиотом, который навязывает чужому ребенку свои планы на будущее.
— Я пока не понимаю, причем тут я?
— Присматривать, сынок, значит говорить обо всем, если возникают сложности, а не сплавлять девчонку, которой необходима поддержка и помощь.
По-моему, феечке нужно крылья расправить, но меня по ходу никто слушать не будет.
— Я не шестерка. Ты просил присмотреть, чтобы ничего не случилось. Я присмотрел. Какие ещё претензии?
— А куда она пошла с баулом вещей?!
— Без понятия.
— И откуда у нее ключи от квартиры?
Попадос…
— Чего вы с ней как с пятилеткой обращаетесь? — хмыкаю. Батя скрипит зубами, тычет мне в грудь пальцем.
— Ты… — мнется. Дальше местоимения не идет. Допивает коньяк и наливает себе еще порцию. Не припомню, когда такое было в последний раз. — Наказан. Карты и ключи от машины, — протягивает руку под мою усмешку.
— Ты издеваешься? Девочка хочет жить своей жизнью, а я крайний?
Не издевается и на мой выпад никак не реагирует.
— Отлично, — шарю по карманам, выгребая содержимое. — Подавись, — не забываю ключи от квартиры тоже запихать ему в ладонь.
— Это еще что?
— Прощание славянки, — бросаю небрежно, хотя внутренности все кипятком ошпаривает.
— Илья, не дури. Куда ты пойдешь?
Уже в спину мне кричит.
— Не твое дело. Не маленький уже.
Не кстати сталкиваюсь с Ингой Константиновной в коридоре. Прохожу мимо, а она растерянно хлопает ресницами. Плакала. Что, бля, за день такой?!
— Что случилось, Саша? Куда Илья уходит? Мы не будем Ксюшу искать?
Ой, блядь… Заебали… Хлопаю дверью, сбегаю по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. По дороге достаю телефон и захожу в профиль к Любимовой. Давно не выходила. Стучу айфоном по ладони. Я-то найду, куда пойти, а она?
Не спеша иду в сторону остановки. Там обычно таксисты ошиваются. И, вот удача, на лавочке соседней площадки во дворе сидит Ксюша. Перед ней сумка и рюкзак. Забрала только свои старые вещи. Подхожу со спины. Сажусь рядом. Вздрагивает. Зарёванная. Шумно выдыхаю, пока она пытается незаметно вытереть влажные щеки. Пиздец, как меня корежит от ее слез… Молчим. Достаю вейп, предлагаю ей. Принимает. Делает тяжку и закашливается. Протягивает обратно.
— Я так понимаю, вопрос с твоей дальнейшей судьбой решен, — констатирую факт. То, что она сидит близко, а не истерит где-то в неизвестности, радует. Незнакомое чувство, но приятное.
— Ага.
— Что Инга сказала?
— Ничего хорошего. И… — скашивает на меня взгляд. — Я не могу сейчас с тобой кусаться, Илья. Мне…
— Забей. Они тебя искать собираются.
— Пусть.
Замолкаем. Ксюша окончательно успокаивается. Я дымлю.
— Ключи от хаты у тебя? — кивает. — Погнали. Я теперь тоже бездомный.
  
20
 
Ильяс Максимов
И вот о чем с ней разговаривать? Зареванная, потухшая, совсем не дерзкая. Мне бы сейчас отчаянно ликовать, но я почему-то сам превращаюсь в дряблый лимон. Видок не очень, а если надкусить, то ещё и кислятиной траванешься. Из имущества у меня только телефон, который вот-вот разрядится. Зарядное устройство осталось в моей детке. Заебись че… Приплыли…
Пока Ксюша возится с сумкой и рюкзаком, захожу на сайт и заказываю нам пожрать. Подумав, решаю остатки бабла с карты пустить на шмот и зарядку для айфона. Домой пока возвращаться не намерен. Видимо, вот так начинается самостоятельная жизнь.
— Чего грустная такая? Ты же вроде хотела жить отдельно, — разваливаюсь на полу около дивана. Зеваю. Не первый мой конфликт с батей. Жду, когда заблокирует карту. На самом деле подозревал, чем может закончиться помощь Любимовой, но все равно неприятно. Такое ощущение, что отец всех идиотами мелкими считает. Мы же не пятилетние дети. Ксюша на дурочку не похожа, чтобы по тупости влипать в дерьмо на пример того, о котором он мне рассказал. Всякое, конечно, бывает, только представить феечку среди пьяной толпы не могу. Не вписывается как-то.
— Будто тебе не пофиг.
— Допустим, что не пофиг, — снова зеваю. Денек выдался не алё. — Так, почему загрустила? Жизнь начинает играть яркими красками, или как там говорится.
— Не знаю. Не думала, что мама так отреагирует.
Моя бровь вопросительно взлетает вверх. Ксюша шумно выдыхает, садится рядом, упираясь спиной в край дивана.