Алхимики Лума (ЛП)

— Скажи мне, Сибила. — Тона, которым Ивеун Доно мягко умолял Сибил, было бы достаточно, чтобы заставить Леону выполнить его просьбу, и для этого не потребовалось бы никакой магии.
— М-мое право. — Магия победила. Как только она подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом, Ивеун Доно изменил свою магию.
Его глаза, казалось, светились в тускло освещенной комнате, когда они встретились с глазами Сибилы. Слабый вкус ежевики наполнил рот Леоны, вливаясь в нос. Магия Короля обладала сладким вкусом, но почти слишком. Словно что-то, что слишком долго пролежало на лозе и вот-вот сгниет.
— Значит, так, — прошептал Ивеун Доно. — Дай мне свою руку.
Его магия превратила Сибилу в марионетку на невидимых ниточках. Пока взгляд Короля был неотрывен, она принадлежала ему.
Ее правая рука поднялась с колена и протянулась к Королю. Ивеун Доно принял ее с изяществом, не сводя глаз с Сибилы и удерживая магический контроль над ее разумом.
В тот момент, когда его магия сместилась и Сибил вновь обрела контроль над собой, было уже слишком поздно. Ониксовые когти Короля были выпущены, между ними сплелись магия и чистая ярость. Он обрушил их на правую руку Сибилы, и они пробили сухожилия и кости, разрывая мясо, плоть и связки.
Ее сестра вскрикнула от боли, когда Король вывернул запястье. Он превратил пальцы Сибилы в мякоть, а ее ладонь — в клочья, после чего отрубил ей руку у запястья. Леона мрачно смотрела на свою младшую сестру, которая лелеяла огрызок руки. Она чувствовала, как магия Сибилы пытается отрастить отросток, но безрезультатно. Драконы могли отрастить почти все, если их сердца и головы были целы — и если более сильный Дракон не пытался блокировать процесс магического исцеления.
— Доно, Доно, — причитала Сибил. — Прости меня. Пощади мою жизнь.
Ивеун Доно с отвращением посмотрел на окровавленную массу того, кого он считал одним из своих Всадников. Его магия все еще была связана с магией Сибилы, не давая ей исцелить рану. Он вернулся к своему трону.
— Очень хорошо. Я пощажу твою жизнь. — Король сел. — И я поручаю твоему командиру, моему Мастеру-Всаднику, следить за соблюдением дисциплины.
Леона встретилась взглядом с красными глазами Короля, все еще светящимися магией в кромешной тьме комнаты. От него исходила непринужденная властность. Она вглядывалась в его указ, ища в нем хоть крупицу его истинной воли. Если таковая и была, он ее скрывал. Король, похоже, действительно предоставлял ей выбор.
Она встретилась взглядом с Сибилой. Ее сестра все еще сидела, скорчившись, раненая. Жалкие слезы текли по ее щекам и пачкали пол, по которому ступал их Король. Никаких полумер. Сибил дала Королю слово и раз за разом терпела поражение. Теперь ее глаза дерзнули просить прощения в свете ее позора. Ее сестра цеплялась за отчаяние жить больше, чем за славу их дома.
Стыдно.
Леона не стала объяснять свои действия. Если бы в ее сестре оставался хоть какой-то здравый смысл, хоть какая-то гордость за Анх из Дома Рок, она бы знала. Они были единым организмом и служили одному разуму — разуму Ивеун Доно. Все, кто не делал этого, были раковой опухолью, опустошающей систему, высасывающей ресурсы ради собственной эгоистичной выгоды. Когда опухоль разрасталась, действовать можно было только одним способом.
В тот момент, когда рука Леоны погрузилась в ее грудь, глаза Сибил расширились от шока. Острые края ребер полоснули ее по пальцам и запястью. Ее кровь смешалась с кровью сестры в последний раз. Леона зажала в ладони бешено бьющееся сердце Сибил. Золотистая кровь капала из пасти младшего Дракона.
Леона стояла над трупом сестры, и сердце все еще подергивалось в ее пальцах от предсмертных импульсов магии Сибилы. Она предложила орган Королю.
Ивеун Доно медленно, нарочито медленно повернул голову из стороны в сторону.
— Это было твое убийство.
Леона поднесла сердце ко рту и впилась в него зубами. Клыки разделили ткань на тонкие полоски, которые было приятно держать на языке и легко проглотить. Сила захлестнула ее, голова Леоны поплыла. Она поглощала магию и мясо, пока зрение не затуманилось, а живот не стал толстым.
  
— Впитывай ее силу. Возьми ее магию. — Каким-то образом Ивеун Доно оказался прямо перед ней. Она даже не услышала его движения. — Возьми двух своих доверенных — Андрэ и Камилу.
Его рука обвилась вокруг ее руки. Он прикасался к ней. Король прикасался к ней. Все тело Леоны запылало от радости, которой она никогда раньше не испытывала. Магия смешивалась с ее магией, наполняла ее, переполняла.
Золотистая кровь заструилась между их пальцами, и липкая жидкость растворилась в воздухе. Леона посмотрела на своего государя и вдохнула вкус ежевики. Если ей суждено умереть, она хотела бы, чтобы это произошло от его руки; она хотела бы, чтобы именно он пировал на ее сердце и питался ее сущностью. Она хотела бы, чтобы ее магия затуманила его голову и сделала ее тяжелой. Она хотела, чтобы он упивался ею, как она упивалась Сибилой.
— Возьми свой самый быстрый планер и отправляйся в Лум. Он опустил подбородок и встретил ее взгляд.
— Я верну то, что принадлежит тебе по праву, — произнесла Леона.
Другая рука Короля забралась в ее волосы, под косу. Он напрягся, когти царапали кожу головы, волосы путались и защемлялись между пальцами. Съеденное сердце упало на пол с глухим, влажным звуком. Леона закрыла глаза перед Ивеуном Доно, давая ему возможность завладеть ее разумом, если он того пожелает. Он мог взять у нее все, что пожелает. Не было ничего, чего бы она не отдала.
— Не совсем, — прошептал он. Его голос поглотил ее, его магия пронзила ее до костей. Грудь Леоны вздымалась, прижимаясь к его груди, словно она предлагала ему свое сердце — все, чем она когда-либо была и будет. — Ты будешь действовать как моя рука. Ибо только я могу взять то, что принадлежит мне.
Ивеун Доно откинул ее голову назад. Леона зашипела, скорее от восторга, чем от боли. Его клыки задели ее нижнюю губу. Король использовал тело Леоны, чтобы подтвердить каждую истину, которую он вдыхал в ее открытую кожу.
13. Кварех
Флоренс не произнесла ни слова в течение двух часов. Она спорила с Арианной недолго, минут пять, а потом привалилась к стене на своем табурете, уставившись в пустоту. Кварех знал девушку всего четыре дня, но это были долгие четыре дня, проведенные в основном в тесном кругу. Он мог читать ее, хотя бы приблизительно.
Кварех изучал народ Лума всю свою жизнь. Он узнал о пяти Гильдиях и специализации каждой из них. Он изучил Фениш, язык народа. Но само пребывание на земле было сюрреалистичным. Он как будто знал ноты, но не слышал мелодии, которую пели. Он мог сказать «Клепальщик», но не понимал, что это значит на самом деле, и каждый взгляд Арианны за последние несколько дней подтверждал это. Но ничто не говорило об этом яснее, чем выражение лица Флоренс.
Девушка была в беде. Между бровей пролегла морщинка, а юное лицо исказилось в гримасе. Кварех понял план, который изложила Арианна, — более или менее. Он знал о Тер.4.2, и Подземелье казалось ему достаточно логичным выбором, чтобы действовать быстро и не быть обнаруженным. Он понимал слово «тюрьма» в том смысле, что его разум мог придумать определение, эквивалентное слову на Роюке, но почему-то он еще не говорил на их языке. Тяжесть, которую он ощущал при мысли о побеге из тюрьмы, была невесомым облачком по сравнению со свинцом в глазах Арианны и, что было так очевидно, в сердце Флоренс.
Он хотел помочь. Петра тысячи раз заставляла его улыбаться, когда ему было грустно. Его сестра точно знала, что сказать, чтобы ободрить его. Но у него было всего четыре дня знаний, которые он мог почерпнуть, когда дело касалось юной Фентри.
— Флоренс? — Арианна бросила на него предостерегающий взгляд, как только имя ее ученицы прозвучало на его губах. Девушка не обратила внимания на защитные порывы своего мастера, но при звуке ее имени глаза медленно сфокусировались. Кварех отбросил гордость и попросил прощения за свое невежество у того, кто был на двадцать лет младше его. — Можешь ли ты объяснить мне, как работает твой револьвер?