Великая перезагрузка. Война за мировое господство

Харари явно восхищен Мировым правительством «Дивного нового мира». Думаю, читателю необходимо понимать, что глобалисты не хотят участвовать в видимых проявлениях насилия в отношении своих оппонентов.
И тем не менее, с учетом всего того, что они пишут, я ни на секунду не сомневаюсь, что в рамках глобалистской идеологии насилие, которого общественность не видит, более чем приемлемо.
Но потом Харари пустился в длинное отступление, заставив меня удивиться, почему же так поменялся его подход.
В последней части книги предпринята достойная восхищения попытка защитить поиск правды во всем происходящем. И одновременно с ней излагаются опасения, что такие поиски могут в ближайшее время полностью прекратиться:
 
С развитием технологий произошли две вещи. Во-первых, по мере того как кремниевые топоры постепенно превратились в ядерные боеголовки, дестабилизация мирового порядка стала намного опаснее. Во-вторых, по мере того как наскальная живопись постепенно развилась в систему телевещания, стало намного проще обманывать людей. В будущем алгоритмы могут довести этот процесс до логического конца, практически полностью лишив людей возможности наблюдать объективную реальность вокруг себя и знать правду о себе. Алгоритмы будут решать, кто мы и что должны знать.
 
Пока (в ближайшие годы или десятилетия) у нас еще есть выбор. Если мы приложим усилия, то докопаемся до правды о себе самих. Но если мы хотим успеть это сделать, то пора начинать прямо сейчас156.
 
В последнем абзаце мне слышится плач об уходящем мире, который был так дорог автору.
Как христианин я понимаю и принимаю раскаявшегося в своих прошлых поступках грешника. Это одна из суперспособностей христиан. Мы радуемся возвращению блудного сына и раскаянию грешника даже больше, чем добродетельной жизни прилежного верующего.
В конце «21 урока для XXI века» приводится длинное интервью с Харари, которое все больше укрепляет меня в идее о смене взглядов. Если один человек так незначителен и неважен, как он писал в первых двух книгах, зачем столь подробно и пространно рассказывать о себе? Вот несколько цитат:
 
В XXI веке цена, которую мы платим за невежество относительно самих себя, будет резко расти, потому что правительства и корпорации получили беспрецедентные возможности влиять на наш выбор во всем. И легче всего манипулировать теми, кто верит в свободу выбора – потому что они отказываются признавать, что ими манипулируют157.
 
Я не согласен с Харари в полном отсутствии свободного выбора, однако соглашусь, что нынешняя информационная среда – прекрасный проводник для манипуляций, которым многие заинтересованные стороны постоянно пользуются. На самом деле в этом интервью и Харари уже признает существование свободы выбора, однако говорит, что в большинстве случаев мы делаем что-то, опираясь не на свою свободную волю, а по причине манипуляции со стороны медиа. Впрочем, это уже скорее разногласия в степени влияния, нежели принципиальная противоположность позиций.
Опять же, когда Харари описывает недостатки Кремниевой долины, я склонен согласиться со многими из его мыслей, а расходимся мы лишь в представлениях о том, что на самом деле на уме лидеров хай-тек-компаний. Однако определение личных мотивов людей – занятие неблагодарное. Мы пытаемся выявлять чужие мотивы, основываясь на рациональной интерпретации того, что люди говорят вслух. Можно смело утверждать, что и я, и Харари лишь догадываемся о настоящих намерениях боссов Кремниевой долины, но догадки – это максимум того, что нам доступно. Вот как Харари отвечает на вопрос, являются ли эти боссы злом:
 
Я думаю, что, хотя лидеры Кремниевой долины вполне бывают наивными и иногда неискренними, они все же редко злы. Они искренне верят, что их корпорации работают на благо человечества. Однако часто они не осознают или не интересуются, какие более широкие экономические, социальные и политические последствия влекут их действия. Отчасти проблема заключается в том, что Кремниевой долиной управляют гениальные инженеры, которые прекрасно разбираются в компьютерных технологиях и математике, но имеют весьма наивное представление об истории, философии и политике. Вот поэтому историки, философы и социальные критики так важны для общества158.
   
Возможно, я вижу в словах Харари то, чего там нет, но мне кажется, что он начал подмечать недостатки руководства технологических корпораций. Оказалось, что они вовсе не источник всей земной мудрости. Мне кажется, что он опасно приблизился к мысли, что раз уж никому нельзя верить, то максимум, что мы можем сделать, – это дать каждому право голоса в определении, каким должно быть будущее, и насколько это возможно в функционирующем обществе, обеспечить людям свободу.
На вопрос, что для него значит любовь, Харари ответил чрезвычайно эмоционально:
 
Любовь – это чувство связи. Любить – значит освободиться от постоянной навязчивой зацикленности на собственных мыслях, эмоциях и желаниях, возникающих каждую секунду у тебя в голове, и вместо этого слушать других, видеть, что с ними происходит. Любовь начинается с простых вещей – умения услышать другого человека. Если ты разговариваешь с кем-то, но тебя занимает только то, что хочешь сказать ты сам, то собеседника ты просто не услышишь. Ты просто ждешь, когда он на секунду замолкнет, чтобы наконец вставить свое слово. Но вот когда ты отпустишь собственные мысли, тогда сможешь слушать159.
 
Я нахожусь в искреннем замешательстве, как кто-то, кто писал о будущем, где идеальный человек будет «вечно молодым киборгом» без пола и влечения, может испытывать такие чувства.
В написании этой книги я исходил из предпосылки, что глобалисты уверены, будто лучше среднего человека знают, как люди должны строить свою жизнь. Поскольку они считают себя высшей кастой человеческого общества, то не видят ценности в общении с нами, представителями низшей касты. Говорят, что противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Глобалисты испытывают к человечеству невероятное безразличие, хотя утверждают, что все свои планы строят как раз во имя блага человечества.
Я не понимаю, как человек, хладнокровно писавший о кастрации мальчиков для получения приятных голосов или для набора евнухов в гарем султана, может говорить с такой нежностью о личных отношениях.
Я начал эту главу, назвав Харари «робокопом империи», созданием из плоти и металла, которое служит коррумпированному и диктаторскому правлению корпорации. И я думаю, что привел достаточно доказательств такой точки зрения.
Однако христианин также верит, что у каждого святого было прошлое, а у каждого грешника есть будущее. Вот почему мы всегда молимся за своих врагов и чутко следим за малейшим признаком готовности отвернуться от зла и повернуться к добру.
Хоть я и уверен, что Харари сейчас действует как «робокоп империи», которую хотят создать Клаус Шваб и глобалисты, но все же вижу признаки человечности и угрызений совести, которые его беспокоят.
Величайшая победа заключается не в уничтожении врага, а в принятии его, когда он осознал свои ошибки.
Я думаю, что последнее слово в споре о том, на стороне добра находится Юваль Ной Харари или на стороне зла, еще не сказано.
Я буду жить с надеждой, что рано или поздно он обернется к свету.
Этот выбор, однако, ему придется сделать самостоятельно. В отличие от глобалистов, Бог не заставляет вас ничего делать. Чтобы решения имели хоть какой-то смысл, человек должен прийти к ним добровольно и без принуждения.
Добровольное принятие решений – это один из важнейших аспектов жизни свободного человека и становления в спокойствии и гармонии с миром.
  
Глава шестая
 
Может быть не расстреляют, но отправят в цифровой ГУЛАГ
 
Мы тщательно изучили работы Клауса Шваба и других глобалистов, но есть ли свидетельства того, что они приступили к воплощению своих планов?