Возвращение (СИ)

И Устя побежала обратно, не чуя под собой ног.
Пореза на руке и не чувствовалось. И шрама. Как и не было его.
***
До вала Устя почти долетела. И через ров перепрыгнула, и на вал почти взлетела.
И с вала ссыпалась.
А вот потом... по городу-то пройти надо! А время - самый разбойничий час, первые петухи уж пропели, а вторых ждать надобно. Темнота, чернота, хоть ты глаз выколи.
Устя не спотыкалась.
То ли пожелание Богини действовало, то ли зрение у нее обострилось - по темным улицам она летела лётом.
И добежала бы до дома невозбранно, да вновь крутанулось колесо судеб.
На темной улице сталь зазвенела.
Пятеро мужчин в иноземном платье, в широких шляпах, отбивались от десятка татей. Хорошо отбивались. Умело.
Двое татей уже лежали ничком, кажется, еще кто-то... Устя прищурилась. Пробежать бы мимо, да не получится. Ей по этой улице возвращаться! Круг сделать?
Так она бы сейчас пробежала, за угол завернула, еще одну улицу прошла - и дома. А обходить...
Страшно.
Может, подождать чуток? Сейчас передерутся они, тела ограбят, да и уйдут? А она уж тогда домой? Все одно ее не видно, она в проулке, к стене прижалась...
На схватку Устя даже и не смотрела. Еще не хватает, чтобы ее заметили!
Так... выглядывала краем глаза.
Бросит взгляд, опять спрячется, опять бросит взгляд.
В этот раз татям не повезло.
Первый раз она выглянула - их было уже восемь. Потом шесть.
Потом осталось двое мужчин в иноземном платье, а татей не осталось вовсе. Устя скрипнула зубами. Это плохо. Если б тати верх взяли, они бы сейчас тела с собой утащили, обобрали, да и в ров скинули. К примеру.
А иноземцы сейчас стражу еще кликнут... это надолго!
А и ладно! Битва закончена, она сейчас пробежит по заборчику, протиснется - и домой.
Один из иноземцев стоял на коленях перед другим. Устя прислушалась. Тут и не желаешь, а чужие слова сами змеями в уши ползут.
- Я никт доу, мин жель, я никт доу...
Не умирай, душа моя, не умирай...
Перевелось оно словно бы само собой. Устя невольно замедлила шаг. Ну и что - иноземцы! Тоже ведь люди.
Потяжелело под ключицей, там, куда пришлась боль от соловья. Снова вспыхнул черный огонек.
Словно во сне, Устя отлепилась от забора, по которому протискивалась мимо иноземцев, подошла ближе.
Раненый мужчина лежал ничком, голова запрокинулась, второй загораживал его и шептал что-то невнятное, просил не умирать. Хоть Устя лембергский и выучила в монастыре, а все одно, половину слов не понимала.
Помочь?
Она ничего не умеет. А как не справится? Хуже будет!
Хотя - нет. Тут уже не будет. Если она сейчас не поможет, только домовину заказывать и останется. И мужчине, опять же, плохо...
Попробовать?
Устя прислушалась к черному огоньку у себя под сердцем, и словно что-то толкнуло ее вперед, завертело-закрутило...
***
Сорок раз себя Рудольфус проклял за глупую затею.
Но - как иначе-то?
Что может понравиться молодому парню? То и может. Кутежи, вино, женщины, развлечения. Вот и уговорил он юного царевича Теодора сходить с ним к блудницам. В новый, недавно открытый бордель.
Говорят, девочки там действительно из Франконии, и такое вытворяют, что местным простушкам и во сне не приснится. А еще можно там покурить опиум. И вино там настоящее, с виноградников Лауроны.
Это стоило проверить.
И вот, Рудольфус, царевич Теодор, и еще несколько молодых лембергцев, отправились в бордель. Выпили, конечно.
И откуда взялись разбойники?
О, эта дикая варварская Росса! Здесь могут зарезать кого угодно!
В Лемберге могли сделать все то же самое, и даже средь бела дня, но Рудольфусу сейчас было не до сравнений.
Конечно, они победили, что такое десяток глупых 'мюжихоффф' против лембергских дворян! Тем более, у них даже оружие было плохое, а у Рудольфуса, у Дрейве, у Малиста - кольчуги под камзолами! Правда, Малисту досталось дубиной по голове, но это не страшно, ему и чем покрепче перепадало.
  
А вот царевич...
Зачем этот юный глупец полез в драку?
Но вот ведь... и полез, и поймал нож в живот, и лежит теперь...
Если он умрет, Рудольфусу придется бежать из Россы. А ему здесь так хорошо... было?
Руди попытался определить рану, и понял, что все плохо. От раны явственно несло нечистотами, то есть проживет цесаревич дня три. В лучшем случае.
Отчаяние накатывало волнами, и бедно одетую девушку Руди заметил не сразу. А потом и поздно было. Даже двигаться - поздно.
Откуда она взялась?
Вышла из тени, словно по лунному лучу пришла, опустилась рядом с раненым на колени, решительно отстранила Руди. Убрала его руки от раны.
Дрейве как продолжал поддерживать Теодора под плечи, так и оставался, а женщина тем временем действовала.
Узенькие ладошки легли на живот Теодора.
И с них полился свет.
Теплый, ласковый, золотистый, он впитывался в кожу, он проникал внутрь, и Руди ЗНАЛ. Каким-то внутренним чутьем он понимал, ЧТО происходит сейчас.
Затягивается страшная рана.
Соединяется разрезанный кишечник. И зловоние пропадает...
Сколько это длилось?
У кого другого спросите, Руди бы век не ответил...
Час? Секунду?
Не понять.
Было - и закончилось.
Теодор протяжно выдохнул, и открыл глаза. И увидел над собой светлое женское лицо.
- Ангел?
Девушка отскочила от него так, словно он был прокаженным.
- НЕТ!!!
Взвизгнула - и кинулась в темноту, быстрее лани. Только юбка за углом мелькнула.
Теодор опять глаза прикрыл и кажется, сознание потерял.
- Что это было? - очнулся Дрейве.
Вместо ответа Руди показал ему кулак.
- Что было, что было... ничего не было, ты понял?! Или за рану царевича отвечать хочешь?
Дураком Якоб отродясь не был, сообразил быстро.
Ага, поди, расскажи кому.
Винища нажрались до изумления, царевича Теодора споили, потом потащились все вместе к непотребным девкам, по дороге тати напали, но татей порезали. Правда, царевича не уберегли.
Но тут мимо проходила - кто?
А правда, кто это может быть?
Неизвестно кто, которая царевича вылечила золотистым светом... да что уж там! Святая, которая сотворила божественное чудо, не иначе!
Сотворила она его - и убежала. Благодарностей не захотела, видать.
А потом расскажите все это государю Борису. И вдовой государыне Любаве, ага.
Вот вам благодарность-то выразят! Вот за вас порадуются-то! Костей не соберете на дыбе!
Якоб это понял быстро.
- Теодора не надо оставлять здесь. Надо перенести его... куда?
Рудольфус огляделся.
Куда-куда... о, в этой ужасной Ладоге везде заборы! И везде замки! То ли дело в его родном Лемберге, можно спокойно постучать в дверь любого дома, и тебе откроют, или хотя бы выломать ту дверь...*
*- кстати - да. В Европе дома строились в ряд, вдоль улицы. А на Руси предпочитали оградить свое домовладение забором, а дом поставить в глубине двора. Прим. авт.
А тут...
И все темно, и глухо... а попробуй, на чужое подворье зайди! Тут тебе и собаки обрадуются, и холопы с дубьем... сначала вломят, а уж потом будут спрашивать, кто ты таков.
Или нет?
Откуда доносится этот лязг? И шум?
О, слава Богу!
- Стража!!! СТРАЖА!!! СЮДА!!!
***
Устя летела домой быстрее лани. И ругательски ругала себя.
Дура!
Устя, ты дура!
Ладно, ты не узнала Истермана! В широкополых шляпах, в плащах, они сами на себя не были похожи! Но ты хоть могла посмотреть, кого ты начинаешь лечить?!
Как, КАК можно было не узнать Фёдора?!
Как внутри тебя ничего не толкнулось?
КАК?!
Хотя все оказалось просто. Иноземная одежда, лембергцы рядом, опять же, второй из лембергцев поддерживал раненого за плечи, не давал опустить голову в грязь. И лицо Фёдора оказалось в тени.