Право на жизнь (СИ)

— А первая?
Вмешиваясь в разговор, в повозку на ходу запрыгнул Крис. Охотник изобразил подобие усмешки.
— Если верить моей матери, когда вступил в Братство. Бескомпромиссная, волевая женщина. Привыкла добиваться своего и все за всех решать сама. Нас у нее было двое сыновей, и каждому она расписала карьеру и семейную жизнь от и до. Приготовила теплое местечко сначала в городском магистрате, а затем и в родне градоправителя с прицелом впоследствии стать его преемником.
Йорк ненадолго замолчал, собираясь с силами и мыслями.
— Я сбежал сразу, а братишка виновато тянул эту лямку двадцать с лишним лет. Представьте, эсса: главный судья, один из богатейших и влиятельнейших людей города, едва похоронив матушку, скрывается в неизвестном направлении, оставив в утешение супруге львиную долю имущества. Говорят, в последний раз его видели на восточном тракте: брат с детства грезил о Великой Библиотеке.
Болтовня утомляла Йорка. Но прерывать раненого я не спешила. Жара и монотонная дорога навевали уныние даже на меня, хотя я в любой момент могла одолжить у сопровождающих лошадь или пройтись пешком. А спелёнатый, точно кукла, человек не был способен толком пошевелиться.
— Да уж, отличная вышла шутка. В итоге мы оба не оправдали ожиданий. А ведь мог бы сейчас дремать в бархатном кресле, покрикивая на нерасторопных помощников, по вторникам и четвергам посещать деловые обеды местного начальства, по средам и субботам — любовниц, а в воскресенье выгуливать на званых приемах опостылевшую еще до брачной церемонии жену.
— Жалеете?
— О чём? Что не потратил кучу лет, прежде чем понять, что жизнь слита в выгребную яму? Нет. Но мы так и не помирились. Представляю, как матушка злорадствовала бы, увидев меня сейчас, — в тусклых больных глазах отразилось выжженное солнцем небо. — Отсутствие смысла убивает, эсса… а еще бесполезность. Угроза не устранена. Главный бой впереди, и я привык работать, а не изображать полено.
— Что они искали? — снова вмешался Крис.
— Ключ.
— Тот древний артефакт, который вы забрали из Подковка? — уточнил рыжик. — Неужели он так важен?
Оказывается, в отдельные тайны везде сующего нос карателя не посвящали. Йорк, а вслед за ним и друг, посмотрели на меня. Но почему-то вместо злорадства, что в кои-то веки я оказалась более осведомлена, чем Крис, я почувствовала смущение.
— Понимаешь… это…
Пальцы непроизвольно принялись теребить отцовский перстень. Молчать о такой ерунде после того, как я разоткровенничалась про Гайю, глупо. Ладно, не ерунде. Но судя по всему, Крис пользуется доверием Альтэссы, а значит, сестра не сильно рассердится, если я поведаю другу самый страшный секрет Пределов. Покая придумывала, как начать долгую и мутную историю про битвы Древних, Ключ и Завет, рыжика неожиданно заинтересовало кое-что другое.
— Ланка, дай-ка мне твою игрушку.
Я спешно, радуясь перемене темы, протянула украшение. Крис задумчиво поднял его к глазам. Покрутил. Провел подушечкой пальца по внутренней стороне.
— «Ж», «О», «Ф». Жозеф? Тут шифр, — пояснил Крис, после нового короткого осмотра возвращая мне перстень. — Кроме имени ничего нет. Похоже, важное, раз Котофей рискнул сообщить его нам. Но кому оно может принадлежать?
— Возможно, одному из старших членов Братства, — неохотно признал напрягшийся Йорк. Замолчал, не вдаваясь в пояснения, то ли утомившись долгой беседой, то ли, скорее, что-то обдумывая. — Эсса, вы можете передать послание? Не обязательно лично, меня устроит любой гонец, в чьей надежности вы уверены. Я объясню, кого надо найти и что сказать.
— Хорошо.
Крис понятливо спрыгнул, отправившись договориться с Харилом, чтобы он выделил одного из подчиненных ему алых.
— Благодарю, — Йорк закрыл глаза, на этот раз и впрямь собираясь отдохнуть. Сонно пробормотал. — Похоже, мир сошел с ума, если охотник начал доверять драконам больше, чем людям.
Оставшись в мнимом одиночестве, я снова взялась за перстень. Какой шанс, что украшение попадет ко мне в руки, а не потеряется или станет добычей мародером? Что рядом окажется кто-то, способный прочитать спрятанный в царапинах шифр? Что егерь вообще выживет и поймет послание? Один к тысячи? К ста тысячам? Меньше?
 
Какой шанс, что среди миллиона смертей существует единственный путь, где никто не погибнет?
«Надейся на чудо!»
Иногда действительно приходится уповать на чудо. Потому что иначе остается сложить лапки и сдаться.
***
Перед командирским шатром я непроизвольно остановилась, собираясь с духом. Ей-же-ей, проще войти в клетку с крикунами. Но Харатэль, несомненно, уже доложили о присоединении отряда Харила к основному крылу и, соответственно, моем прибытии в ставку. Сколько бы я не мялась у порога, разговора не избежать, а значит, и оттягивать нет смысла. Смелее, эсса, минута позора и… ты рискуешь отправиться на длительный отдых в казематы Южного Храма, может быть, даже в ту камеру, где, по твоему приказу, заперли Рика.
Не глупи. Порталы не работают, а значит, и до Храма неразумно долго добираться, поэтому максимум, на что можно рассчитывать, тюрьма в ближайшем городе, если вообще не грубо сколоченная клетка в обозе. Подбодрила сама себя, ничего не скажешь.
За спиной шумело и гудело, располагаясь на ночлег, войско. Распрягали и чистили лошадей. Шли к реке за водой. Зажигали костры в сгущающих сумерках, и тысячи теплых «звезд» рассыпались по окрестным лугам и холмам, превращая их в отражение ночного неба. У сиреневого горизонта, отблеском закатного солнца, горел красным золотом купол древнего храма — зловещее колдовское око, выискивающее жертву. Последнее являлось причудой разыгравшегося воображения: до Гайи еще слишком далеко, чтобы ее можно было увидеть невооруженным глазом.
Отбросив сомнения вместе с закрывающим вход пологом, я прошла внутрь и, мельком заметив сидящую подле Повелительницы белую кошку, преклонила колено.
— Al’iav’el’, Haratel’ al't tel' Ra. Laanara tia Lankarra e’ssa ‘est r'essembl'e e marant’e slav’e tel’ Ra.[1]
Почтительно уткнувшись взглядом в земляной пол, я могла только догадываться о выражении лица Альтэссы. Что я сама чувствовала бы на ее месте? Смесь недоумения и восхищения чужой наглостью: и эта еще вламывается на совещание как ни в чем не бывало?! Недовольство глупой выходкой с порталом, нарушившей все планы? Хотелось бы надеяться, облегчение от того, что я вернулась невредимой.
— Оставьте нас, — разбил тишину приказ.
Когти покинули шатер даже слишком быстро. Зябко передернула плечами, хребтом прочувствовав раздражение, прозвучавшее в сухом тоне. Невесомые шаги я не слышала — ощущала каждым дюймом обнаженной кожи, поэтому упавшая рядом тень, когда Харатэль приблизилась вплотную, не оказалась сюрпризом.
— Встань.
Подчинилась, по-прежнему не поднимая головы, изображая искреннее раскаяние и за прошлые грехи, и за будущие. Однажды, когда я отреклась от долга, сестра ударила меня. Но сейчас я вернулась затем, чтобы исполнить его.
— И какое оправдание ты приготовила на этот раз?
Повелительница Юга поняла, что бесполезно ловить мой взгляд, и отступила на шаг.
— Прежде чем сошлете меня в башню Синскай или еще куда-то, вспомните, пожалуйста, слова, что вы сказали, отправляя нас на задание в Подковок.
— Многообещающее начало, — протянула сестра.
— Через неделю, когда Альянс пойдет на штурм Гайи, я должна находиться на поле боя… — я пересказала то, что узнала из разговора с Селеной, Веронаром и, частично, своих пророческих снов. — Сила «ножен» сдержит «меч», иначе битва закончится гибелью сотен алых из южного клана. И вашей тоже.
 
Я наконец-то осмелилась поднять взгляд. Харатэль, по-прежнему держа Алис на руках, задумчиво, словно незнакомку, рассматривала меня. Спутница зло щурила желтые от гнева глаза. Я не могла сказать, кто из двух «женщин» выглядит более сердито.
— Полагаю, о «ножнах» и «мече» ты узнала не вчера? — вкрадчиво уточнила Альтэсса. — Полагаю также, прежний рассказ о тех днях, что ты провела в плену у Матери-Спасительницы, если и не ложь от первого до последнего слова, то и до правды далек. А вся та чушь, что творилась полгода, результат ваших разговоров или… договоров? Если ты вдруг забыла, обман Повелительницы — серьезное преступление, Лаанара.