Право на жизнь (СИ)

Меня встретила выжженная пустошь, по которой самум гнал колючие шары перекати-поля. На выщербленном ветрами и временем валуне, слегка откинувшись назад, сидела Юнаэтра. Серебристые пряди драгоценными ручейками спускались по плечам и спине, в стеклянных глазах отражалось вылинявшее до бесцветности небо и серое солнце. Просторное платье скрадывало очертания фигуры. В лежащей поперек живота руке испуганно дрожала желтая лилия.
— Я не просила травить меня кровью Оракула. Ты сама решила открыть мне будущее и, видимо, прошлое.
Вестница приподняла белесые брови, словно удивляясь, откуда взялась во мне способность огрызаться.
— Связь получилась слегка глубже, чем я рассчитывала, — пожала она плечами: расстроенной просчетом среброкосая не выглядела. Юнаэтра невесело усмехнулась, приглашая, качнула головой. — Что ж. Смотри дальше, sei-ar.
***
Настоящее имя мальчишки было Синхара, но дворовые ребята звали его Королем крыш, отдавая дань ловкости, с которой приятель покорял кровли и ограды столичных домов. Как беспризорный кот, он часами разгуливал между труб и флюгеров. Белкой взлетал на верхушки елей, быстроногим сайгаком перемахивал через преграды, спасаясь от рассерженных сторожей. Кина, дружка и поводырь Юны, за время пути от особняка до крошечного сквера все уши прожужжала маленькой госпоже про «подвиги» несносного хулигана.
Сегодня Синхара решил превзойти самого себя — влезть на Башню!
Шесть ударов колокола — час пересмены у городских патрулей и время, когда леди Ешар садится в свою карету, чтобы отправиться на поэтический кружок к семье Касаюмед.
— Ты упадешь.
Наверно, Синхара не раз слышал подобное от приятелей, а пуще от родичей и наставников, а потому смело проигнорировал предупреждение слепой десятилетней девчонки с серебристыми косичками, замершей в стороне от прочих восторженных зрителей.
Юна сама не понимала, как оказалась частью свиты Короля крыш, собравшейся у Башни Медведя, чтобы засвидетельствовать очередной триумф. Не понимала, пока не почувствовала, что должно произойти. Ей следовало вцепиться в его одежду, обхватить руками за талию, не пуская, закричать, привлекая внимание взрослых, но кто-то будто предательски шептал в ухо: «Разве ты не хочешь снова… увидеть?»
Сильные мозолистые пальцы покровительственно взлохматили макушку. Рядом, ревнуя, засопела Кина. Юна сердито втянула голову в плечи, злясь на снисходительную ласку, отступила, так ничего не добавив.
— Ты карабкаться-то собираешься или ждешь, пока тебе королевскую лестницу прямо до шпиля построят и красными коврами выстелют? — выкрикнул кто-то. Несколько ребят обидно засмеялись.
— А что мне за это будет? — с веселым нахальством отозвался Король крыш. — Вот если бы меня принцесса поцеловала наверху, дело! А за просто так даже кошки не мяукают. Эй, драгоценные, кто сегодня хочет стать моей принцессой?
Кина с готовностью подалась вперед, но Синхара к злорадству Юны обошел кухаркину дочь вниманием, выбрав кого-то другого. Мальчишка еще немного покочевряжился и, судя по стихшим голосам, наконец-то полез.
Башня выступала как из тумана. Грандиозная, поражающая воображение махина, подпирающая высокое вылинявшее небо. Монолитная кристальная стена, издалека выглядевшая гладкой как лед, вблизи оказалась покрыта щербинками и трещинами, оставленными канувшими столетиями. Подножие опутал плющ. Нависая над окружающей сквер оградой, широко раскинул ветви древний вяз. Дома на другой стороне безлюдной улицы, чудилось, опустели, и никто не спешил вмешаться в опасную затею детей.
Первые сажени три Синхара преодолел как белка. Дальше подъем пошел медленнее. Парень, словно слепой, по десятку секунд скользил чуткими пальцами по поверхности Башни перед тем, как вцепиться в незаметную щель. Худой, невысокий, в черной облегающей одежде он напоминал муху, распластавшуюся на стене.
— Выше! Выше! Выше! — скандировали ребята.
Юна подумала, что городская стража, наверное, оглохла, если не слышит этот ор. Как легко убедить себя, всесильные алые придут вовремя и прекратят игру раньше, чем случится трагедия.
 
Как легко убедить себя, что все это просто ее фантазии!
Миновало минут пять. Десять… Первый азарт спал, зрители устали надрывать глотки, следили за восхождением молча. Кто-то, заскучав, отвернулся, ковырял носком землю. Пара мальчишек спорила о том, чей мастер умелее.
До узкого карниза — цели подъема — оставалось не больше четверти сажени. Девочка представила, как ловкие сильные пальцы вцепляются в край бортика, Синхара подтягивается, садится, прижимаясь спиной к стене и, беззаботно болтая ногами, машет восторженным поклонникам. Улыбается, гордый новым триумфом, а над ним на посеревшем от пыли сиреневом знамени расправляет крылья серебряный дракон.
Вслушиваясь в далекий стук копыт, Юна начала отсчет.
Четыре.
Налетевший порыв ветра растрепал волосы, хлопнул, выбивая пыль, обвислой тряпкой, на которую стал похож пробывший несколько месяцев на стене Башни стяг. Кина, охая, приглаживала вздувшуюся пузырем юбку. У самой Юны сорвало шляпку, но увлеченная девочка не посчитала нужным обращать внимания на подобную мелочь, неотрывно следила за фигурой около карниза. Синхара зажмурился, отвернулся от сыплющегося в глаза мусора.
Три.
В дальнем конце улицы показалась карета. Скрипели несмазанные рессоры. Лошади, закусив удила, дробно цокали по булыжной мостовой — леди Ешар опаздывала в гости, а потому велела гнать быстрее.
Два.
— Эй, вы что это затеяли? А ну слезай немедленно!
Крик бегущих к детям стражей сделал только хуже. Пальцы верхолаза соскочили с выступа. Синхара повис на одной руке. Толкнулся ногами, под дружный вздох раскачиваясь, стремясь махом достичь безопасного карниза.
Один.
Ветер снова хлопнул полотнищем, сбивая остатки некогда прилепившегося к кронштейну гнезда. В воздухе закружилась солома и высохшаяскорлупа.
Сейчас?
Хрупкая человеческая фигурка отделилась от Башни, полетела вниз, удаляясь от стены. Взвизгнула кухаркина дочь, ее крик подхватили прочие девчонки. Незнакомый мальчишка за спиной выругался. Кто-то из алых швырнул заклинание, тщась замедлить падение.
Треснули ветки древнего вяза.
В туче листьев, обрывков одежды и сломанных сучьев Синхара вывалился на дорогу, прямо перед каретой…
Бледное искаженное ужасом лицо Кины и других ребят. Злые окрики стражей, отгоняющих детей прочь. Ошалелые каурые морды лошадей, вцепившийся в поводья кучер. Кружащийся в воздухе мусор — солома, листья и паутина. Трепещущая серыми лентами шляпка самой Юны, прибившаяся к сиреневому кусту.
Хрустальный монолит Башни, взирающий на копошащихся у его подножия смертных с недостижимых высот.
На миг предметы обрели небывалую четкость и яркость.
А затем мир снова поглотила привычная тьма.
***
Юну весь вечер колотило как в лихорадке.
Вызванная из Южного Храма целительница в недоумении развела руками, не в силах определить причину недуга, но на всякий случай дала лекарство от жара и предписала полный покой. Появившийся чуть позже незнакомый мужчина не сказал ничего. Он минут пять ждал у двери и наблюдал за девочкой, выдавая себя только дыханием, затем вышел из детской, позвав за собой родителей. Последней, напоив воспитанницу малиновым компотом и погасив щелчком светильник, удалилась в свой закуток Свен, оставив дверь приоткрытой — девочка слышала, как скрипит лежак под грузным телом ворочающейся няни.
 
Во влажной от кислого пота тьме придавленная тяжелым ватным одеялом Юна, бредя, не могла решить, что лучше: шумная толпа взрослых, встревоженных состоянием ее здоровья, или давящая тишина, в которой ничто не отвлекало от крутящегося в воспаленном разуме вопроса.
Она увидела, как Синхара упал или… Синхара упал, потому что она это увидела?!
Девочка всхлипнула, тихо позвала: