Вопреки, или Ты меня не купишь (СИ)

— Не сильнее, чем я сам себя, поверь. Жив, и прекрасно, — я сменил холодный тон на более теплый: — Ты сам как?
— Валяюсь, катаюсь, читаю всякую ерунду и раздаю нелепые указания моим мучительницам. А что старому бездельнику еще делать? Лучше расскажи, как свадьба прошла? — старик с напряжением усмехнулся. Помолчал, ожидая моей реакции, а мне не хотелось отвечать. Я устал от переживаний и упоминание свадьбы разворошило осиное гнездо в груди — стало жарко и неприятно от мысли, во что ввязался.
Я все еще считаю, что эта затея с женитьбой — голый номер, ничего не получится, но уже процесс запустился. Не отказываться же от призрачного шанса все сохранить?
— Внучек, ты тут? — дед хрустяще откашлялся.
— Да. Куда я денусь?
— Сбежишь. Мне ли тебя не знать.
— Интересная мысль, — я посмотрел на кольцо на пальце — сжал руку в кулак. — Да только от себя не сбежать. Так ведь?
Оглянулся на самолет — Есении все не было. Охранник топтался наверху ступенек и показал мне, что все в порядке. Ладно, пусть жена прихорашивается, сколько пожелает. Сегодня я позволю ей больше, чем она заслуживает.
— Чувствуешь себя, как? — зашелестело в трубке.
— Бодро, хотя… — я отмахнулся и, отвернувшись от самолета, запрокинул голову, чтобы позволить ночному небу Франции пролить на себя мрак. — Не важно, переживу.
— Как она тебе? Есения. Красивая, правда?
— Дед… перестань, это ведь не имеет значения.
— Еще как имеет. И я не просто так тебе предложил эту семью. Есения тебя покорит, уверен. Только выключи хоть на время своего внутреннего дровосека, Рен.
— Прекрати. Ты ведь знаешь, что я… — налетевший ветер ударил в грудь, распахнул полы черного пальто и пустил по телу колючий холод.
— Валери… опять она, — разочарованно выдохнул дед. — Сколько можно, внучек? Ее ведь не вернешь, а тебе нужно жить дальше. Придется.
— Не придется, — буркнул я.
— Ренат, что ты мелешь? У тебя новая жена, новая жизнь. Очнись, наконец, хватит терзаться. Мы для чего все затеяли, чтобы ты сейчас на попятную? А дальше, что? Все похеришь?
— Дед, я позвонил тебе не для того, чтобы выслушивать нотации. Да и никто не собирается отступать, просто я еще не осознал, что все уже случилось, и не отступить назад. Мне нужно пару дней привыкнуть.
Дедушка вдруг закашлялся, гортанно, страшно. Я выждал время, пока он снова сможет меня слушать, только потом продолжил:
— Напомни, пожалуйста, Славке, чтобы собрал документы к нашему возвращению. Я уже не буду ему звонить сегодня, а завтра он будет занят. И проследи, чтобы конюшни подготовили к зимовке. Там много работы.
— Да Слава твой и сам ничего не забудет, меня хоть в это не впутывай. Мне своих забот хватает. Вот приедешь и все сам сделаешь, вместе с молодой женой. Никуда твои кони и поля не разбегутся. Ты просил жену тебе выбрать — я сделал это, теперь бери и наслаждайся. Отдыхай, попробуй жить заново. Рен, влюбись, в конце концов! Один раз живем на белом свете.
— Ты всегда говорил, что любить по-настоящему можно лишь раз. Не думаю, что я далеко от этой мысли укатился.
— Не путай, — дед засмеялся. — Мы с бабулей пятьдесят лет вместе душа в душу, а ты с Валери сколько лет прожил? Парочку? Пф… панты.
— Я уже это слышал: любовь крепнет с годами, за пару лет можно разве что привыкнуть друг к другу…
— Так и есть. Ты привык к мысли, что она всегда будет рядом, но жизнь быстротечна, переменчива, у нее на каждого свои планы. И мы не представляем, что шаг сегодня — обязательно влияет на нашу жизнь в будущем. Сейчас я вижу, что ты заживо себя закапываешь, вместо того, чтобы жить одним днем. Борешься за то, что не имеет значения, но бросаешь на самотек самое важное.
Я горько рассмеялся и сдавил пальцами переносицу. В голове гудело, справа пульсировал болезненный ток, захотелось присесть и отдышаться, но я взял себя в руки и, выпрямившись, сказал деду:
— Я и так живу одним днем. И ради будущего, — хотел добавить «только не моего», но промолчал.
— Вот и славно, — отозвался родной с благодушием. — Знаю, что сложно, но ты справишься. Я после смерти бабули тоже думал, что никогда не посмотрю на другую, но все раны заживают, даже самые глубокие. Если они, конечно, не приводят к смерти.
 
— Тебе не хотелось тогда… — я запнулся, а дед все понял.
— Умереть? Еще как. Я думал в гроб с ней лягу, усну и очнусь в обнимку со своей старушкой на небесах, а оно вон как… еще десять лет без нее прожил. Тебя поднял на ноги. Разве это не стоило того, чтобы жить дальше?
Я задумался. Если бы не дед, неизвестно, что было бы дальше. Да и смерть бабушки ударила и по мне тоже — она мне маму заменила, которой у меня никогда не было. Если бы не ответственность за больного деда, который таял на глазах, я бы тоже тогда сломался, но это дало мне пинка под зад. Я научился терпеть боль и идти дальше. Вот только смерть Валери буквально умертвила во мне все живое…
— Я вряд ли проживу такую долгую и качественную жизнь, как ты, — сжал губы и поменял положение тела — спина затекла, а под ребрами заныли старые раны. — Свадьба — просто выгодный проект. Ты прекрасно это знаешь. На любовь и счастье я давно не рассчитываю.
— Что-то ты не договариваешь, Рен, — голос деда понизился.
— Мы все что-то скрываем.
— Согласен, — он снова откашлялся, не так долго, как в первый раз, но я успел несколько раз глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Дед продолжал: — Значит, дай девочке то, что нужно любой женщине, а она подарит тебе то, что принесет тебе облегчение.
— Дед! Хватит! Сам знаю, что делать.
Он сухо рассмеялся в трубку.
— Не натвори делов, Ренат. Не вздумай Есению силой брать, а то по голосу чувствую, что ты что-то задумал. Слышишь меня? Мы с тобой договаривались, что все будет по-правде.
Я жевал губы и молчал, давясь своей никчемностью и беспомощностью. Знал бы он, что времени у меня почти нет, не топтался бы по самому больному.
— Слышу, — буркнул и, услышав наверху голоса, повернулся.
Есения замерла около охранника, будто боялась идти дальше. Она окинула взглядом ночное небо, задержала взгляд на городских щедрых огнях, приглушенных сейчас непогодой и, заметно дернув плечом, стала осторожно спускаться. Девушка переоделась в белое пальто до колен. Высокие сапожки из темно-коричневой кожи подчеркивали ее стройные ноги. Порывистый ветер подхватил светлые кудри, что выглядывали из-под голубого берета.
Пока она спускалась, я, кажется, не дышал. Выглядела жена потрясающе. Нежная, рослая, не приторно разодетая, а скромная — глаз не отвести. А зная, что под изысканной одеждой прячется идеальное тело, я судорожно сглотнул.
— Рен?
— Дед, мне пора. Завтра перезвоню, — я быстро отключил связь и подошел ближе к трапу. Есения как раз почти спустилась. Она смотрела под ноги, а когда ступила на последнюю ступеньку, подняла голову и столкнулась с моим взглядом.
— Извини, что заставила ждать, — прошептала, подрагивая от холода, и, соприкоснувшись в моей протянутой ладонью своей перебинтованной рукой, слабо улыбнулась. Я старался не сжимать, но девушка все равно поморщилась от боли. — Не могла второй чулок найти в чемодане.
Находясь выше меня, Есения немного выставила ногу и приоткрыла пальто. Платье-футляр сочного бордового цвета обнимало и подчеркивало узкую талию и приподнимало налитую грудь. Жена отодвинула край юбки свободной рукой и немного потянула его вверх. Показался кружевной край черных чулок, а меня качнуло назад.
Такие же чулочки носила Валери. Я их срывал зубами в порыве страсти, чтобы после хорошего секса, заехать в магазин и купить с десяток новых.
  
Глава 14
 
Есения
— Андрэ, помоги, — я встала подальше от окон и приложила на всякий случай ладонь к трубке. Не хотела, чтобы меня слушал весь самолет, если в нем кто-то еще остался. Говорила на французском, так как мой друг русского не знает. Разве что пару матов и несколько услышанных от меня ярких выражений.