Когда родилась Луна (ЛП)

Я чувствую себя примерно так же.
Я мчусь по эспланаде в развевающемся черном плаще, не заботясь о капюшоне. Солнце скрылось за серыми облаками, надвигающимися на меня, как какой-то рычащий зверь ― горизонт теряется в туманной дымке, которая, кажется, падает из подбрюшья грозовой тучи.
В отличие от прежней суеты, на эспланаде теперь пусто и тихо. Это так резонирует с шумным стуком моих ботинок.
  
Мысли мечутся под порывами ветра, фантомная тяжесть навалилась на грудь, как гора, и каждый вдох дается с трудом.
Вздыхая, я вспоминаю, как глаза Каана утратили всю свою теплоту, когда я вернула его мальмер…
Ему было больно. Я знаю, что ему было больно.
Я увидела это.
Возможно, мне следовало объяснить. Рассказать ему, что последняя фейри, которая спасла мне жизнь, сделала это во вред себе. Что те, кто заботятся обо мне настолько, что подвергают себя опасности, обычно в итоге погибают. Он увернулся от удара в кратере, сражаясь с Хоком. Я не настолько глупа, чтобы верить, что он сможет избежать следующего.
Жизнь не гладит меня по головке и не хвалит за то, что я налаживаю связи. Она вонзает стрелы в сердца. Вспарывает животы. Она делает все, чтобы я не сомневалась, что одиночество ― единственный партнер, который у меня когдалибо будет, и ждет, пока корни связи не проникнут глубже, чем я готова признать, прежде чем разорвать плоть и сломать кости. Пролить кровь.
Остановить сердце.
Ожесточить мое сердце еще одним грубым слоем отстраненности.
Но чтобы объяснить это, мне пришлось бы вылавливать тяжелые, болезненные воспоминания из этого покрытого льдом озера внутри себя, а я этого не делаю. Погружаться в себя и так достаточно жутко. Я сбросила туда кучу всякого дерьма, добавив к тому, что уже скрывалось под поверхностью.
Кто знает, что бы я нашла.
Возможно, мою иллюзорную Иную, а я не в том настроении, чтобы просыпаться с еще большим количеством сухожилий между зубами, подвешенной для очередной порки и совершенно не заботящейся о том, какой кровавый след остался за мной.
Не-а.
Этого не будет.
Именно это и привело меня сюда в первую очередь.
Если Каан хочет, чтобы я оставила его мальмер, он может с таким же успехом просунуть голову в петлю и затянуть ее сам, а потом повиснуть, пока не задохнется. И хотя еще несколько снов назад это было бы бальзамом для моей пылающей ярости, сейчас эта мысль вонзается мне в грудь и разрывает, разрывает, разрывает все самое важное.
Мне нужно убраться отсюда.
Бросив взгляд в сторону плато, где, как я заметила, приземлился молтенмау, я замедляю шаг, нахмурившись. Заказанное мной оснащение ассасина было бы кстати, но к черту. Похоже, я улечу с пустыми руками.
У меня есть кинжал. И Клод. Когда я вернусь в Сумрак, разберусь с остальным.
Я бегу по боковому переулку, который, кажется, ведет в нужном направлении, и останавливаюсь, когда капля дождя пролетает прямо мимо моего уха и шлепается мне на плечо.
Мое сердце замирает.
Схватившись за свою внутреннюю звуковую ловушку, я убеждаюсь, что она правильно натянута. Что я установила сито над отверстием ― то, которое позволяет Клод проскользнуть, но не дает ледяным рыданиям Рейн проникать в мой мозг.
Не подпускает ее.
Я поднимаю глаза, и еще одна капля устремляется ко мне. Я вздрагиваю, когда она с всплеском агонии сталкивается с моей щекой, и рука поднимается, чтобы смахнуть ее плачущий труп с кожи… Что происходит?
Я рассматриваю влагу, покрывшую мои пальцы, как аномалию, и отчаянный стон дождевой капли пронзает мою грудь. Как будто она раскололась на части от удара, с болью осознавая, что больше никогда не будет целой.
Такой, какой она была.
Еще больше тяжелых капель падают с плачем, поют непонятные мне слова, рассыпаясь о мостовую у моих ног. Они стонут от потрясения, вызванного их жестоким разрушением, словно умоляют камень поглотить их. Собрать их обратно в единое целое.
Я стараюсь избежать каждой печальной капли, заставляющей мое сердце страдать самым неправильным образом…
Это…
Это нехорошо.
Широко раскрыв глаза, я смотрю в небо, ловя печальные слезы облаков, которые поют свою роковую песню. Как будто каждая крошечная дождевая капля внутренне осознает, что она попала в ловушку падения, которое может закончиться только одним способом. Что они никогда не будут более цельными, чем сейчас, пока они падают навстречу своей гибели.
Моя рука взлетает к груди и ложится на быстро бьющееся сердце, а душераздирающая мелодия становится все громче по мере того, как дождь усиливается.
Глаза начинает покалывать, и я чувствую, что во мне нарастает тот же приступ рыданий.
Я снова проверяю свою ментальную ловушку. Не нахожу никаких изъянов.
Ни одного.
Значит, песня дождя звучит на другой частоте, чем та, которую я привыкла блокировать… Прекрасно.
Этот дей может прямо сейчас отправиться есть банку с дерьмом спангла.
Бросив опасливый взгляд на размытую стену дождя, надвигающуюся на меня, я понимаю, что у меня нет времени возиться с ней и пытаться придумать, как отгородиться от надвигающегося шума, проклиная себя за то, что бросила этот чертов манжет в Лофф.
Идиотка.
Я сжимаю свою мысленную звуковую ловушку, пока он не захлопывается полностью, и хватаю ртом воздух, когда поток воды настигает меня и начинает хлестать.
Заливает меня.
Моя ловушка дрожит, как сжатые губы, отчаянно пытающиеся открыться. Чтобы сделать вдох и закричать. Я едва успеваю собраться с силами, прежде чем она низвергается с небес ― разрушительная песня Рейн хлещет по мне, как удары плетью с железным наконечником.
По моему незащищенному сердцу.
Рыдание вырывается из моего горла ― уродливый всплеск неприятных звуков.
Я отступаю на шаг, другой, изо всех сил пытаясь затянуть петлю и отключиться. Но это похоже на сокращение мышц, которые никогда не использовались. Не против этой ревущей силы. И Рейн… Она повсюду.
Кричит на меня, заливает волосы, стекает по коже. Она брызжет на меня из луж, образующихся у моих ног… Мелодия, которая сжимает мои истертые сердечные струны в кулаки и рвет их.
Рвет.
Рвет.
Как будто выдергивает перья из моего сердца.
Как будто просовывает пальцы в его трещины.
Как будто сыпет соль в зияющие раны.
Мое лицо искажается, боль в груди скручивает меня в тугой узел.
― П-прекрати…
Зажав уши руками, я, шатаясь, иду к приземистому навесу и прижимаясь лбом к камню, когда что-то внутри меня ломается, словно прорвавшая плотина.
И я плачу.
Так, как никогда раньше не плакала.
По щекам текут теплые слезы, которые только усиливают выворачивающий наизнанку крик, сдирающий с меня кожу маленькими, точными кусочками. И не перестаюший резать.
Как бы сильно я ни прижимала ладони к ушам, я не могу избавиться от пронзительных воплей, которые эхом отдаются внутри меня. Они разрушают мое самообладание с силой упавшей луны, разбрасывая осколки так далеко и широко, что я их даже не вижу.
Не чувствую.
― Остановись, ― всхлипываю я.
Умоляю.
Кричу.
― ПРЕКРАТИ-ПРЕКРАТИ-ПРЕКРАТИ-ПРЕКРАТИ…
Крепкое тепло прижимается ко мне сзади, укрывая от дождя. Отрывает руки от моих ушей и обхватывает ими грудь, заключая в уютные, надежные объятия.
Я понимаю, что это Каан, еще до того, как он что-то произносит, и прижимаюсь к нему всем телом. Я молчаливо ищу убежища в его утешительном присутствии и крепких объятиях его сильных рук.
Из моего горла вырываются еще более уродливые рыдания, которые я не могу удержать.
Неконтролируемые.
Настоящие.
― Когда-то я знал женщину, которая плакала, когда шел дождь, хотя думала, что я этого не замечаю, ― шепчет он мне на ухо, и его отрывистые слова прорываются сквозь поток скорбных рыданий, как раскаты грома. ― Ее звали…