Когда родилась Луна (ЛП)

Рыча, мне, наконец, удается подняться на ноги и повернуться.
Земля уходит из-под ног.
Я чувствую себя тяжелее, чем когда-либо, и спотыкаюсь из-за сильного наклона земли, едва удерживаясь на ногах.
Хок шагает ко мне, мышцы перекатываются при каждом шаге, на шее у него глубокие красные борозды под цвет глаз ― белки теперь покраснели от напряжения, вызванного удушьем. Он выглядит диким.
  
Бешеным.
― Gúide, ― рычит он, что, должно быть, означает «покорись», потому что Саиза кричит это со стороны. ― Gúide, Kholu.
― Пошел ты, ― невнятно бормочу я, сплевывая кровь на землю, и мои веки грозят сомкнуться. ― И меня зовут Рейв, ты, продажный кусок дерьма.
Он рычит и делает выпад. Кулак врезается мне в челюсть так быстро, что я едва осознаю, что падаю, наблюдая, как черепа проносятся мимо, пока не сталкиваюсь с землей. Весь воздух выбивает из моих легких, и я кашляю, хватая ртом воздух. Пытаюсь снова подняться на ноги…
Он садится на меня верхом, его вес прижимает мои бедра.
Я провожу рукой по его правому бедру и засовываю пальцы в длинный разрез, который Заран сделал ранее своим изогнутым мечом.
Хок рычит, хватая меня за запястье, затем за другое. Он прижимает их к земле над моей головой, и бьющий гонг каким-то образом наполняет воздух душераздирающей пульсацией, засыпая песком мои глаза.
Тыльная сторона ладони Хока ударяет меня по щеке с такой силой, что весь мир разлетается на части, моя голова откидывается назад, рот приоткрывается и в него набивается песок..
Мое тело отключается от боли.
Теряет способность двигаться.
― Gúide!
Лучше умереть, чем быть связанной с ним против моей воли. Судьбоносец наверняка знает об этом.
Это существо привело меня сюда, ― к этому самому моменту, ― зная, что я никогда не подчинюсь. Значит, это…
Это убийство.
Меня.
Определенно следовало поклониться.
― Gúide! ― повторяет он резкую команду, рассекающую воздух.
― Пошел… ты, ― выдыхаю я сквозь кровавые комья песка.
К черту судьбоносца.
К черту все.
Смех подкатывает к моему горлу, когда он сжимает мои волосы в кулаке с такой силой, что я уверена, он вот-вот оторвет их от моей головы. Снова приподнимая мою голову, он хмуро смотрит на меня. У меня перед глазами все расплывается, сливается воедино.
Снова расплывается.
Гонг продолжает бить, все сильнее и сильнее, пока вся арена не превращается в вихрь из ветра и песка.
Я продолжаю смеяться в лицо Хоку, даже когда он поднимает другую руку.
Тень закрывает солнце.
Рев сотрясает воздух.
Хок задирает голову к небу, его рука все еще занесена для удара, и тут в поле зрения появляется саберсайт, который цепляет своим чудовищным когтем веревки, усеянных черепами, и рвет их.
Черепа дождем падают на песок, словно лунопад.
Толпа кричит, но мой пульс бьется еще громче.
Я уверена, что мне это мерещится, когда Райган садится на дно кратера. Каан спускается, используя веревки, он без рубашки, если не считать висящего на шее мальмера, его прекрасное лицо искажено яростью миллиона обезумевших мужчин.
Я уверена, что мне это мерещится, когда ботинки Каана стучат по земле. Когда он сжимает руки в кулаки, направляясь ко мне шагами, от которых, кажется, сотрясается весь мир, а с его губ срываются слова, которые я узнаю, сухожилия на шее напрягаются, когда он борется с диалектом Булдера.
Я уверена, что мне это мерещится, когда кратер начинает сотрясаться, и чувство облегчения почти разрывает меня надвое, несмотря на огромную трещину, протянувшуюся по земле. Несмотря на то, что эти пылающие глаза прикованы ко мне ― едва одетую, распростертую на песке под другим мужчиной, намеревающимся заявить о своем праве на связывание со мной…
Наверное, не самое подходящее время хвалить его за навыки охотника, но, черт возьми, так и тянет.
ГЛАВА 42
Каан возвышается над кратером, каждый его длинный шаг сопровождается очередным сотрясением земли, его тело ― гора рельефных мускулов, покрытая капельками пота, блестящими на солнце, потом, его шрамы выглядят светлыми на фоне смуглой кожи.
Его волосы собраны сзади, черные как смоль брови сошлись над его диким взглядом, прикованным ко мне. Он как будто забрасывает веревку между моих ребер, погружая в глубины ледяного внутреннего озера, где оно цепляется за что-то тяжелое и бьющееся, чего я не могу разглядеть.
Я начинаю дрожать, зубы клацают с такой силой, что я удивляюсь, как они не рассыпаются. Я виню в этом тот факт, что мой череп, вероятно, вотвот расколется. Причина точно не в чем-то другом. Я дрожу, как яйцо, которое сейчас вылупится, не от всепоглощающего чувства облегчения, заполнившего мою грудь. Облегчения от того, что он здесь. Со мной. Это…
Это определенно не так.
Все остальные члены клана, кроме Хока, четыре раза ударяют себя кулаками в грудь, и гулкий звук наполняет кратер гулом уважения. Каан делает это один раз ― видение разрушения и ярости.
Его взгляд переключается на воина, все еще сидящего на мне, его глаза пылают таким пламенем, что я должна испугаться.
Но я не боюсь.
― Dagh ata te roskr nei. Ueh! ― Его низкий, хриплый голос произносит незнакомые слова с такой животной свирепостью, что я чувствую, как каждый слог царапает мою кожу. Он снова ударяет кулаком по груди и, раздвинув пальцы, проводит ногтями по диагонали торса. Четыре отчетливые царапины расцветают на его груди ― яростные и злые. ― Gagh de mi dat nan ta … aghtáma.
Слова режут, как лезвия, заставляя меня вздрогнуть. Мне не нужно понимать язык, чтобы понять, что король… ну… Взбешен.
Хок поднимается ― Каан не уступает ему в размерах.
― Agath aygh te nei dahl Tookah atah. Agath dein … vah! Lui te hah mát tuin. ― Он повторяет движение Каана, царапая свою кожу, затем другой рукой, рисуя на груди крест.
Каан рычит.
― Heil deg Zaran dah ta réidi. Heil deg dah ta réidi!
Хок сплевывает на землю, повторяет движение когтями и бросается на него. Каан делает то же самое ― как будто две огромные горы сливаются друг с другом.
Сталкиваются.
Я ощущаю это движение, как удар булыжником по ребрам.
Головы упираются друг в друга, руки крепко сжаты в кулаки, они рычат. В их почти объятии такая неистовая энергия, что я уверена, она способна вызвать еще одну трещину в земле.
Саиза внезапно оказывается рядом со мной вместе с другой женщиной, обе подхватывают меня, закидывают мои руки на свои шеи и тащат к палатке.
― Что они сказали? ― хриплю я сквозь клацающие зубы, пытаясь сморгнуть дымку, начинающую застилать мое зрение.
― Хок заявил о победе в вашей битве, несмотря на то, что ты не покорилась, ― говорит Саиза, когда меня проносят мимо Сол, которая покачивая бедрами, направляется к Хоку и Каану. ― Каан ответил, что ты несвободна, что на тебя никто не может претендовать. Что ты не воспитывалась в нашем мире и не привыкла к таким традициям. Он требует признать испытание недействительным. Как роскр Хока ― «его великий», на вашем языке, ― он требует, чтобы Хок признал свою великую победу над Зараном и вышел из боевого кольца, чтобы добавить точку к своему рейди. Хок, в свою очередь, оспаривает приказ роскра и хочет сразиться с Кааном. Если он победит, то заработает много точек для своего рейди.
У меня замирает сердце ― мысль о том, что Каан сразится с Хоком насмерть, вызывает в груди колючее и болезненное чувство.
― Каан ― король Пекла, ― выдавливаю я из себя. ― Хок осмелится бросить вызов короне?
― Ваши короны здесь мало что значат. Мы не претендуем ни на одно королевство. Только рейди имеют значение. Мы четыре раза бьем в грудь, чтобы приветствовать роскра-эх. Величайшего.
Я хмурюсь и оглядываюсь через плечо на рычащих воинов, продолжающих спорить друг с другом.