Когда родилась Луна (ЛП)

Раздается звук лопающегося стекла, и я зажмуриваюсь, представляя, как одна за другой лопаются баночки с настойками.
Жар усиливается, и я представляю, как горит ковер, а запах горелой плоти доносится до меня слишком быстро.
Чертовски быстро.
Сдавленное рыдание вырывается из моего горла, когда я отшатываюсь от жара. От запаха я зажимаю рот рукой.
Я задеваю что-то ботинком.
  
Открыв глаза, я смотрю на землю, покрытую красными пятнами. На окровавленный клинок, лежащий у моей ноги, и кожаную сумку рядом с ним.
Черную.
Эсси.
Мое сердце вздрагивает, словно что-то ударило меня по ребрам с такой силой, что они чудом не сломались.
Я осторожно наклоняюсь и открываю сумку, чтобы заглянуть внутрь, и вижу книгу и охлаждающую банку. Должно быть, она взяла книгу в библиотеке.
Из Подземного города.
Я не открываю банку, точно зная, что в ней. Последний ингредиент, необходимый ей, чтобы прикрепить алмазную накладку к моему зубу… Накладку, которую она сделала, чтобы защитить меня.
Я перестаю дышать.
Тянусь за кинжалом, который Эсси, должно быть, вытащила из своего живота. Кинжалом, который сделал это с ней.
Забрал ее у меня.
Я уже собираюсь вложить его в ножны рядом со своим собственным, когда что-то привлекает мое внимание ― и я провожу рукой по плоской поверхности лезвия.
Каждая клеточка моего тела замирает, а кровь Эсси превращается в набор кровавых букв:
Послание. Мне.
От Рекка Жароса.
Клинок выскальзывает из моей руки. Падает на землю.
Он нашел меня. Узнал, где я живу. Убил Эсси, чтобы выманить меня.
Каким-то образом.
Значит, это моя вина, что она отправилась в Подземный город. По моей вине она получила ножевое ранение, а затем вернулась домой, вместо того чтобы пойти к целителю плоти, где ей могли бы помочь. Я виновата, что она истекла кровью на диване, пока не перестала двигаться. Я виновата, что она горит… Что она мертва.
Гортанный стон вырывается на свободу, уничтожая меня изнутри. Осознание наваливается мне на грудь, вспарывает меня, затем засовывает свою пасть внутрь и пережевывает мои легкие. Мое сердце.
Мою душу.
Мое лицо разрушается, плечи, позвоночник.
Колени.
Я оседаю на землю, сдуваясь так же быстро, как и моя разрушающаяся решимость, раздавленная тяжестью удушающего чувства вины. Я уверена, что мне разрывают грудную клетку длинными зазубренными лезвиями.
Снова.
Я вздрагиваю от каждого мучительного пореза, мой взгляд падает на залитые кровью руки, которыми я вывела Эсси из темных недр Подземного города ― я была уверена, что смогу подарить ей лучшую жизнь.
Я обещала, что буду оберегать ее. Вместо этого я уложила ее в могилу. И я…
Я…
Я не могу этого сделать. Я, черт возьми, больше так не могу.
Что-то внутри меня ломается, и гулкий звук сотрясает меня изнутри, мои кости смещаются от удара. Оглушительный треск раздается глубоко под ребрами, а затем резкий взрыв пронзает меня насквозь, разбивая внутренности на тысячу ледяных осколков.
Температура тела падает так быстро, что я слышу, как замедляется биение моего сердца, словно оно борется с моей ставшей вязкой кровью, качая ее все медленнее и медленнее.
Я с содроганием вдыхаю воздух, который кажется слишком теплым. Как будто я втягиваю лаву в свои замерзшие легкие.
Оно приближается.
Слеза скатывается по моей щеке, когда я теряю чувствительность в пальцах.
Потом руках и ногах.
Часть меня хочет бороться с этим. Быть сильной ради Эсси, несмотря на то, что я никогда в жизни не чувствовала себя слабее. Разорвать этот гребаный мир в клочья, пока не найду Рекка Жароса и не вздерну его на дыбу. Нанести ему тысячу порезов. Ждать, пока все заживет.
Повторить заново.
Но большая часть меня все еще лежит на диване внутри, прижавшись к моей юной, удивительной, прекрасной подруге, которая только что рассталась с жизнью, потому что я любила ее. Большая часть меня горит рядом с ней. И эта часть… Она устала.
Одинокая.
Потерянная.
Скорбящая.
Более сломленная, чем я когда-либо признаю.
Эта часть меня просто хочет остановиться и больше никогда не начинать.
Ледяной гнев ревет внутри меня, его сущность разрастается с такой яростью, что мне кажется, будто мои органы раздвигаются в стороны. Я теряю чувствительность в груди, и мое лицо искажается, когда я ускользаю, проваливаясь в холодное оцепенение, которое окутывает меня так плотно, что я не могу пошевелиться. Не могу видеть.
Не могу чувствовать.
Прекрасное, блаженное оцепенение. Такое чистое, как холодная, шелковая повязка на моей душе. Такая мягкая, что я почти забываю, что не получу славы, убив Рекка Жароса и отомстив за смерть Эсси, но, погружаясь в это ледяное утешение, я успокаиваюсь.
Решено.
Он заслуживает того, чтобы его разорвали на части. Чтобы ему раздробили позвоночник и измельчили мозг. Чтобы его внутренности были стерты в порошок странной, дикой сущностью, которая живет во мне.
Он заслуживает…
ГЛАВА 15
Иная бродит по Подземному городу ― темному, глубокому подземелью, наполненному паутиной мостов, тянущихся через пустоту, лишь свет нескольких факелов позволяет что-то разглядеть вокруг.
Не то чтобы она нуждалась в свете.
Ее мерцающие искрами чернильные глаза сверкают в темноте, пока она охотится, сжимая в руке клинок, использованный для убийства молодой девушки, которая истекла кровью.
Больше не дышит.
Которой больше нет.
Она подносит рукоять к носу, долго и глубоко вдыхает едва уловимый запах дыма и кожи ее убийцы.
Он будет молить о пощаде, в этом она уверена. Но ему не стоит на это рассчитывать.
С глазами, такими же дикими, как и ее кровавые мысли, Иная крадется по неровной тропе, осматривая глубокую расщелину, пока многочисленные взгляды скользят по ее слишком хрупкой коже. Хищники, рожденные в Тени и пробравшиеся сюда через обвалившиеся шахты. Обладающие исключительным зрением, они зимуют в темных углах, никем не потревоженные, поедают свою добычу в гнездах из костей.
Иная не обращает на них внимания. Она не держит зла на тех, кто убивает, чтобы выжить, прокормиться или защитить свое потомство.
Но те, кто убивает, чтобы причинить боль? Тем, кого она любит и с кем свила гнездо?
Они заслуживают того, чтобы быть разорванными на части. Содрать с них кожу, как полоски коры. Насладиться болью, пока их теплое сердце еще качает кровь…
Однако.
Иная замирает, опустив взгляд на клочок ткани, обмотанный вокруг тонкой, уязвимой шеи ее драгоценной, мягкой хозяйки, размышляя, не прикрыть ли им лицо. Рейв всегда так тщательно маскируется, когда проливает кровь, как бы странно это ни было. Кровь следует носить с честью.
Хвастаться свежим мясом и набитым животом.
Убитых хищников.
Но Иная уважает свою хозяйку, несмотря на слабые руки и крошечные зубы, которые почти бесполезны для пережевывания чего-то действительно стоящего. Она решает придерживаться странной традиции и хмурится, поднимая ткань и завязывая ее вокруг рта и носа.
Вот.
Она устремляется вниз по неровной лестнице, все глубже погружаясь в темноту. Остановившись на середине моста, она смотрит на следующий каменный участок, который пересекает жуткую пропасть прямо под ней, склонив голову набок…
Возможно, солдаты в доспехах, прижавшиеся к стенам ниш на обоих концах моста, считают, что их не видно.
Но не для нее.
Она родилась во тьме. Для нее их тела словно освещены факелами, которые они, должно быть, погасили, когда устраивали свою маленькую ловушку.
Иная впитывает звуки их сердец, осмысливая их почти беззвучный шепот: