Когда родилась Луна (ЛП)

Золотые монеты рассыпаются передо мной. ― Закончите свою игру, а потом сдайте мне.
Воцаряется тишина, пока мои руки заняты, складывая монеты Пирока в аккуратные стопки, несколько меньшие, чем те, что насыпаны перед каждым из ухмыляющихся мужчин.
Тот, что сидит справа от меня, кладет руку мне на плечо, и я замираю, глядя через его маску в смелые карие глаза.
― Сладкая штучка, хотя я и восхищен твоим энтузиазмом, твоей крошечной кучки денег хватит только на то, чтобы включиться в игру, ― проникновенно говорит он, и одно из щупалец октимара вытягивается и обвивает мое золото, с грохотом подтягивая его к себе. ― Что будет твоей ставкой?
  
Я сжимаю кончик одного из его пальцев, отрывая от себя руку.
― Я не сладкая, и уж точно не вещь. ― Я возвращаю руку мужчины обратно в его личное пространство, затем смотрю на октимара, и протягиваю руку ладонью вверх. ― Услуга. Каждому из остальных игроков.
― Рейв…
Пирок бросается вперед, но не успевает дотянуться до меня, как щупальце существа касается моей кожи, оставляя щекочущий след.
― Гребаный… черт! ― Он швыряет свой бокал в ледяной столб, стекло разлетается вдребезги, голубая жидкость стекает по бокам клубами тумана. Следующим по воздуху проносится его яйцо с закусками, скорлупа раскалывается, усыпая пол кусочками жареного лакомства, быстро исчезающими под вновь сгущающимся туманом. ― Мне нужно пойти и найти…
― Подожди, ― говорю я, и в моем уверенном взгляде читается просьба остаться здесь.
Чтобы он посмотрел, что будет.
Я произношу безмолвное «пожалуйста», и он замирает, глядя на мужчин, доигрывающих свою партию, на октимара, раздающего выигрыш и собирающего карты.
Сжав губы, Пирок прочищает горло, затем прислоняется к столбу, скрещивает руки на груди и кивает.
― Как мило, что ты остался, ― говорит мужчина с трубкой и бросает на Пирока скользкий взгляд, от которого у меня волосы встают дыбом. ― Не терпится продемонстрировать тебе, как настоящие мужчины играют с хорошенькими женщинами, у которых слишком много уверенности в себе и недостаточно здравого смысла.
Я смеюсь, разглядывая своих противников поверх веера нарисованных существ, смотрящих на меня.
Щупальца октимара вытягиваются, вонзаясь в стопки золота перед каждым из моих противников, отсчитывая внушительную сумму, которая заставляет меня удивленно приподнять брови.
Похоже, мои услуги ― весьма достойная ставка.
Круто.
― Не хочет ли симпатичная штучка открыть первую карту? ― говорит другой мужчина, растягивая слова, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы не заставить его подавиться этими словами, гадая, как бы он себя чувствовал, если бы я назвала его уничижительным именем, превратившим его не более чем в кусок мяса.
― Конечно, нет. — Бросив взгляд на свои карты, я меняю их местами. ―
Тогда ты спишешь мою победу на волю случая, а мы не можем этого допустить.
Он усмехается, не сводя с меня глаз, берет хрустальный стаканчик и встряхивает его так, что содержимое дребезжит.
― Твоя уверенность в себе очаровательна, жаль, что направлена не туда,
― выплевывает он, а затем бросает кости.
ГЛАВА 73
Я выкладываю своего мунплюма последним, одаривая четырех разъяренных мужчин такой широкой улыбкой, что у меня болят щеки.
― Я вам всем еще не надоела?
Октимар обхватывает своими щупальцами гору золота, которая весит больше, чем я, и подтаскивает ее ко мне.
Курительная трубка пересекает стол, заставляя разлететься мою последнюю выигрышную партию во всем ее великолепии. Бросивший ее мужчина вскакивает на ноги и с рычанием выбегает из-за стола в развевающемся черно-золотом облаке ткани.
― Продолжай тренироваться! ― кричу я ему вслед, складывая свои стопки монет и одаривая трех оставшихся самцов еще одной улыбкой, которая мало помогает смягчить их враждебные взгляды. ― Еще раздачу? Я приму услуги, если у вас не осталось золота. Или ваши маски. Они выглядят тяжелыми.
Не говоря уже о том, как бы мне понравилось увидеть лица тех, с кого я сбила спесь несколькими блестяще сыгранными партиями, заработав достаточно золота, чтобы не только немедленно расплатиться с Пироком ― с процентами ― но и купить небольшую деревню. А может, и владение очарованным молтенмау до конца жизни. Или на достаточное время, чтобы поохотиться на Рекка Жароса, пока у меня не появится возможность скормить ему его собственные внутренности.
― Если только вам не нужно время, чтобы укрепить ваше пошатнувшееся эго? ― спрашиваю я, хлопая ресницами.
Воздух становится плотным.
Нагревается.
Мужчины за столом встают так резко, что их стулья скользят по льду, все трое поворачиваются к выходу и кланяются в пояс, задерживаясь в этой позе на долгий, напряженный момент.
Достаточно долгий, чтобы я поняла, что у нас гость.
Посмотрев налево, я вижу внушительного мужчину, загородившего выход, на которого мое тело немедленно реагирует ― сердце начинает биться учащенно, в животе взлетает стайка этих трепещущих существ.
Каан ― воплощение мужественности в коричневых штанах и кожаной тунике, украшенной бронзовыми чешуйками саберсайта, подчеркивающими его широкие плечи. Его обнаженные руки скрещены, бледные шрамы резко выделяются на фоне смуглой кожи.
Губы сложены в суровую линию, простая бронзовая маска скрывает верхнюю половину лица, но, несмотря на это, пронзительный взгляд его пылающих глаз притягивает меня.
Лишает дыхания.
Он увенчан бронзовой короной, похожей на металлический венок, который, возможно, когда-то тянулся к небу восемью острыми пиками, а теперь местами оплавлен, словно попал в пламя дракона, которое едва не уничтожило его. Его маска почти сливается с короной.
Подчеркивает ее.
Он идет к столу, его мускулистые бедра напрягаются при каждом мощном движении вперед, стук его ботинок повторяет ритм моего бешено колотящегося сердца. Он удерживает мой взгляд, и мне кажется, что это Райган пробирается сквозь пещеру, словно сдвигая горный хребет. Все мышцы моего тела напрягаются, готовые противостоять его огромному присутствию, которое давит на меня.
Наконец прервав наш зрительный контакт, Каан обводит взглядом всех присутствующих.
― Вон, ― рычит он, и его голос звучит как приказ.
Оставшиеся трое мужчин спешно направляются к выходу с пустыми руками и еще более пустыми карманами, еще раз склонив головы в сторону короля Пекла.
Оторвав взгляд, я смотрю туда, где стоял Пирок, и с удивлением обнаруживаю, что его там нет.
Проклятье.
Должно быть, он сбежал во время последней раздачи, пока я била саберсайта и молтенмау своим мунплюмом под недовольное ворчание остальных игроков. Жаль, ведь большую часть своего удовольствия я черпала из того, что эти засранцы каким-то образом причинили ему зло в прошлом.
Последний мужчина исчезает на узкой дорожке, оставляя только меня, Каана и октимара, все еще сидящего в кресле дилера, ― очевидно, свирепый приказ короля его не касается.
Каан обходит стол и хватается за спинку кресла напротив моего, костяшки его пальцев такие белые, что я представляю, как этот предмет мебели вот-вот разлетится на куски. Все в нем огромное, как тень, которая затмевает все источники света, лишая меня возможности видеть что-либо, кроме него.
Мое недолгое пребывание наедине с воспоминаниями о нас втянуло меня в его притяжение. Теперь я падаю ― слишком сильно.
Слишком быстро.
Такое падение заканчивается кратером, достаточно большим, чтобы поглотить половину мира.
― Я не это имел в виду, когда приглашал тебя потанцевать, ― говорит он, опуская взгляд на кучу золота передо мной.
Я вдыхаю его одурманивающий запах, вспышки воспоминаний режут мою грудь, как лезвия бритвы:
Я покрываю поцелуями шрамы на его спине и руках, притворяясь, что могу залечить их своими губами, пока он нарезает овощи для нашего супа.