Частный детектив Выпуск 3

Вновь напомнил о себе мочевой пузырь. С этим я справился так же, как в прошлый раз. Со временем, думал я, эта проблема отпадет. Кто не пьет, тот не льет. Народная мудрость.
* * *
Явился вечер и спугнул надежду. Вновь надеяться на кого–то я буду через двенадцать часов. Ночь была очень долгой и очень странной.
У меня начались судороги. Я вспомнил, как я и это изображал в «Человеке в автомобиле». Теперь судороги были настоящие. По мере того, как холодало, мышцы сводило болезненное напряжение.
Я попробовал размяться и сломать руль, но только устал. Потом я придумал комплекс статических упражнений, чтобы не окоченеть совсем, но выполнил лишь половину.
Потому что — о чудо! — несмотря ни на что, я заснул.
* * *
Когда я проснулся, кошмар продолжался.
Я дрожал от холода, я деревенел и хотел есть.
Немного подумав, я стал обгрызать карандаш. Не для того, чтобы съесть, а для того, чтобы обнажить графит.
* * *
Уже перед рассветом я подумал о том, что Дэн не мог обойтись без посторонней помощи. Конечно же, он сам надел на меня наручники и захлопнул дверцу, но ведь кто–то должен был забрать его отсюда. Пожалуй, он бы не решился идти пешком, не из–за диких зверей, а не желая привлекать внимание.
Следовательно, у него был помощник.
Но кто?
* * *
Аркнольд…
Он знал о махинациях Дэна и молчал о них. Раскрытие аферы грозило ему, как минимум, потерей лицензии, представило бы в самом невыгодном свете. Но пойти на убийство?
Нет.
Барти? За деньги?
Возможно.
* * *
Кто–то из ван Хуренов? Но зачем? Ерунда.
Родерик. Чтобы создать сенсацию, о которой мечтает каждый журналист?
Катя?
Мелания?
Полный бред.
* * *
Клиффорд Уэнкинс? Ради рекламы?
Если это так, то мне не грозит ничего серьезного, он скоро явится и спасет меня. Ведь не мог же он пойти на это для того, чтобы избавиться от меня. Фирма «Уорлдис» не простит ему уничтожения товара, на котором она делает деньги. Как я хотел надеяться на то, что это рекламный трюк! Но у меня не получилось.
* * *
Эван, Конрад?
Об этом думать не хотелось.
Они были рядом. Они ночевали в соседних домиках. Любой из них мог войти и усыпить меня.
Они могли это сделать вместе. Но зачем?
* * *
Если это сделал Эван, если это сделал Конрад, я погиб, спасти меня могут только они.
* * *
За окном был густой туман. Окна автомобиля были покрыты каплями росы.
Я полизал левое стекло. Это было блаженство для воспаленного языка и пересохшей гортани. Однако я не уставал мечтать о бутылке светлого пива.
За вылизанным стеклом все было по–прежнему. Те же джунгли. Все то же самое.
В полиэтиленовом пакете плескалось примерно пол–ложки воды.
* * *
Так как вся влага осела на окнах, я мог без риска проветрить помещение. Я снял носки, пальцами ноги покрутил ручки и опустил стекло сантиметра на три. Когда взошло солнце, я быстро и без проблем закрыл окно. По мере того, как усиливалась жара, стекла делались прозрачными, так как покрывавшая их роса быстро испарялась. Но я особо не огорчался, я знал — в автомобиле кое–что осталось.
* * *
Я вновь грыз карандаш, который на ночь засунул под ремешок часов, и через некоторое время им уже можно было писать.
В багажнике под лобовым стеклом лежали карты, путеводители и документы на машину. После долгих трудов мне удалось добраться до них пальцами ног. Я потратил на это почти все мои силы. В моем распоряжении оказался довольно большой конверт и дорожный атлас с прекрасными широкими полями.
* * *
Мне было о чем писать.
  
Глава 15
 
Дэн предложил Нериссе послать меня в Африку потому что решил, что там будет легче убить так, чтобы смерть выглядела, как несчастный случай заманил меня на место казни последней просьбой умирающей женщины.
Ему нужно было придумать для меня такую смерть, которая исключала бы мысль об убийстве, потому что подозревали бы в первую очередь его. Другое дело несчастный случай. Например, неисправный микрофон.
Дэн не присутствовал на моей пресс–конференции.
 
Были Родерик, Клиффорд Уэнкинс, Конрад. И еще человек пятьдесят. Даже если микрофон подбросил Дэн, дал его мне другой. Катя взяла микрофон по чистой случайности.
А случай на руднике?
Если бы не бдительность Нембези, от меня бы и следа не осталось.
Однако то, что происходило сейчас, не могло сойти за несчастный случай. Дэн должен был вернуться, чтобы снять с меня наручники. Я заблудился, путешествуя по заповеднику, и побоялся выйти из машины…
Но и в этом был определенный риск.
Нет, цельной картины из этих кусочков у меня никак не получалось.
* * *
Второй день был сущим адом. В сто раз хуже того, что было в Испании. Солнце палило так, что даже думать было мучительно, бесконечные судороги сводили мышцы спины, живота, плеч.
Засунув руки в манжеты и откинув голову, чтобы уберечься от убийственных лучей солнца, я страдал как проклятый.
Я чувствовал, как усыхает мое тело, и понимал, что самое большее, на что я могу рассчитывать, — это день или два.
Глотка была одной сплошной раной, а слюна — трогательным воспоминанием из далекого прошлого.
В холодильнике была вода — литра четыре. Но добраться до нее я не мог, каждый вдох казался уколом ножа. Я решил выпить то, что было в пакете. Я влил его содержимое в рот и постарался подержать подольше, чтобы хоть немного освежить язык, небо, десны и зубы. Когда я, наконец, проглотил эту жалкую каплю, меня охватила смертельная тоска. С этой минуты только приход ночи мог облегчить мои страдания.
Я вывернул пакет и сосал его, как ребенок, а потом вновь наполнил его воздухом из своих легких, дрожащими руками перетянул резинкой и повесил на руль.
* * *
Неожиданно я вспомнил, что у меня в багажнике лежит кое–что из снаряжения Эвана. Может быть, оно уже понадобилось ему, может быть, он уже ищет меня?
Эван, пошевеливайся, ради Бога!
Но Эван уехал на север, к широкой серо–зеленой и мутной реке Лимпопо, гоняться за олифантами.
А я… Я был прикован к раскаленному автомобилю и медленно подыхал из–за золотого рудника, владеть которым не имел ни малейшей охоты.
* * *
И вновь явилась ночь. С ней вернулся голод.
Я знал людей, которые платили большие деньги за то, чтобы сбросить несколько килограммов. Есть люди, которые голодают в знак протеста. Одним словом, голод — это не такая уж страшная вещь, это можно терпеть.
Это можно терпеть. Как боль.
* * *
Ночь была восхитительно холодной. На рассвете я старательно вылизал оконное стекло и продолжил свои записи. Я описывал малейшие подробности, все, что могло пригодиться в расследовании причин моей смерти.
Прежде чем я закончил, вновь началась невыносимая жара, поэтому я сделал приписку для Кейт что люблю ее, и расписался, так как подумал, что к вечеру ослабею настолько, что не смогу шевельнуть ни ногой, ни рукой. Затем я сунул записи под левую ягодицу, чтобы они не упали на пол, сунул карандаш под ремешок часов, выпустил воздух из пластика, чтобы запастись порцией воды, и стал думать о том сколько мне осталось жить.
* * *
К полудню жить уже не хотелось.
Однако я как–то продержался до того момента, когда решил выпить те несколько капель воды. Я обсосал мешочек, причем едва не прогрыз его, надул, завязал и повесил. Это далось мне с огромным трудом. К завтрашнему утру, думал я, к завтрашнему утру вновь наберется наперсток воды, но я его уже не выпью.
Мы мало знали о медленной смерти, когда снимали наш фильм. Мы почти полностью сосредоточились на душевном состоянии умирающего, а не на физических симптомах. Мы ничего не знали о том, что ноги становятся тяжелыми, как свинец, а пальцы распухают, как грибы–дождевики. Мне легче было бы научиться летать, чем вновь надеть носки и туфли.
Мы не знали, что живот раздувается, как воздушный шар, так что ремни безопасности режут воспаленную кожу, как ножи, что глаза жжет, немилосердно печет, так как отказывают слезные железы. Мы не представляли себе, какая страшная вещь пересохшая глотка.