Проклятие сублейтенанта Замфира
— Как знаете, как знаете. Очень жаль, скажу откровенно: замечательного лётчика авиация в вашем лице потеряла. Ну, добро. Пришлю шофёра. Опись у него будет.
Через пару минут прибежал запыхавшийся денщик, приволок два овечьих тулупа. Потом появился шофёр из вольноопределяющихся, по виду студент, худой и нескладный. Неуклюже приложил руку к непокрытой голове, сразу занырнул в кабину и вытащил кривую ручку.
— Вы одевайтесь, господин штабс-капитан, — сказал он, крутя стартер. — Ехать далеко.
Сабуров залез в машину, обнаружил под ногами пару валенок, накрытых тряпицей, чтоб снег не заметало. Сорговым веничком вымел с пола снег и сунул ноги в голенища.
С Инкерманских высот зло дул плотный ветер с востока. Он пах выстуженной степью. Сырым кладбищенским снегом лез под овчину. Сабуров поднял высокий воротник. Шофёр крутил лакированную баранку, из меха, стянутого шерстяным шарфом, торчал только хрящеватый красный нос. К въезду в авиашколу Константин порядком задрог, не смотря на тулуп, будто не по Южному Крыму они ехали. Будто отвечая на его мысли, шофёр сказал с усмешкой:
— В Иркутске так не мёрз зимой, как здесь, а всё сырость. Никакая шуба не спасает.
Сабуров согласно кивнул. Говорить ничего не стал, побоялся — стоит разжать сведённые зубы, как выдадут они барабанную дробь. Незнакомый поручик принял по описи парашюты, оба поставили подтверждающие подписи. Второй листок Сабуров отдал шофёру. Того увели на кухню отпаивать горячим чаем, а поручик всё стоял, разглядывая факсимиле, потом вскинул на штабс-капитана испытующий взгляд.
— Сабуров… Господин штабс-капитан, а не тот ли вы Сабуров, которого частенько поминал зауряд-прапорщик Вахламич? Константин Григорьевич?
— Георгиевич, — поправил он. — Возможно… А что Вахламич тут?
— Нет, после Покрова со своими выпускниками на Северо-Западный отбыл. Харлампий Фёдорович долго его увещевал, карами грозил, а тот ни в какую. Смену, мол, себе подготовил, отпустите и всё. Не отпустите — до великого князя дойду. А что? Надеялись на встречу?
— Да, было дело. Думал задержаться, распить бутылочку по старой памяти.
— Ну что ж, Константин Георгиевич, постараюсь вам его заменить. Позвольте представиться: поручик Акулов, Пётр Никитич. В отсутствие Арсения Тихоновича готовлю новый выпуск военлётов. Пойдёмте в офицерскую столовую, напою вас чаем и похлопочу насчёт комнаты для ночлега, а вы через час подходите на лётное поле, если любопытно. Буду моим кадетам объяснять устройство ранцевого парашюта. Как отсюда выйдете — и направо, на самый край, до привязного аэростата.
* * *
В указанное время Сабуров, влекомый любопытством, вышел на лётное поле. В дальнем конце стояла большая армейская палатка, над её куполом дугой выгнулась серая вершина притянутого к земле аэростата. Из казармы в ту сторону тянулась жидкая цепочка кадетов. Сабуров шагал поодаль, ветер доносил обрывки разговоров.
— Я, господа, не вижу никакого практического смыла в сегодняшнем занятии, — с юношеской надменностью сказал один из учеников.
— Отчего же? — удивился другой.
— Покидать кабину падающего аэроплана считаю трусостью. Прав был Его Императорское Высочество: изобретение господина Котельникова разжижает нравы военлётов.
— Вы так судите, потому что сами в такую переделку не попадали.
— Никогда труса не праздновал, и тут бы слабину не дал. Сомневаетесь в моей смелости?
— Упаси Бог!
Храбрец свысока взглянул на своего товарища, на верхней губе топорщились ещё жидковатые печоринские усики. Сабуров подотстал, чтоб не быть уличённым в недостойном подслушивании.
Под брезентовый полог он вошёл последним. Внутри горела чугунная жаровня, но толку от неё было немного. Снежная стылость гасила угольный жар в сажени от огня. Пахло мокрым брезентом. По центру палатки лежала открытая алюминиевая фляга, одна из тех, что привёз Сабуров. Поручик Акулов вытащил сложенный купол, стропы разложил по полу аккуратным зигзагом. Кадеты стояли под одной из стен. Они с интересом посмотрели на незнакомого штабс-капитана. Заметив штабс-капитана, поручик кивнул ему и объявил:
— Знакомьтесь, господа — выпускник нашей авиашколы, штабс-капитан Сабуров. Военлёт, герой войны и георгиевский кавалер.
Кадеты, молодые и не очень, зашептались. Один, тот, что с жиденькими усиками, несколько развязно сказал:
— А я читал про вас, господин штабс-капитан, в “Инвалиде”. Расскажете нам о своём приключении?
— Кадет Тышкевич! — одёрнул его Акулов. — За “приключение” георгия не дают!
— Ничего, Пётр Никитич, — сказал Сабуров, пристально глядя в глаза не по чину дерзкому юноше. Тот гордо вздёрнул подбородок, но через пару мгновений не выдержал и отвёл взгляд. — Про “приключение”, как изволил выразиться господин Тышкевич, извольте, почему б и не рассказать: презабавный анекдот вышел. Но не здесь и не сейчас. Вы тут, господа, кажется, не фронтовые байки собрались слушать?
— Великий князь Александр Михайлович не одобряет… — начал Тышкевич.
— Его Императорское Высочество изменил своё мнение о парашютах в авиации, иначе мы бы тут с вами не стояли, — перебил его Акулов. — Кадеты! — повысил он голос. — Вы все мечтаете стать военлётами, но большинство из вас выйдет из школы со снисходительной пометкой “учился летать”. Диплома военного лётчика окажутся достойны единицы. Вот вас, кадет Тышкевич, может миновать чаша сия. Единственная дисциплина к которой я вижу в вас несомненные способности — это словесная дерзость, но, если память мне не изменяет, на выпускном экзамене её не будет.
По шеренге прокатились приглушённый смешки. Акулов выждал немного и сказал:
— Отставить смех!
Тышкевич стоял, выпятив, кадык и рассматривал потолок над головой Акулова. На бледных скулах его разгорелись пунцовые кляксы.
— Господа! — невозмутимо продолжил Акулов. — Подготовка военлёта обходится казне очень дорого. Если спасти аэроплан невозможно, нет никакой доблести в том, чтобы погибнуть вместе с ним. Учебные прыжки с парашютом не входят в обязательную программу вашей подготовки. Однако я настоятельно рекомендую каждому из вас освоить эту науку. Возможно когда-нибудь это умение спасёт вам жизнь и сохранит Отчизне опытного лётчика. Добровольцы есть?
Акулов обвёл взглядом строй кадетов. Они стояли молча, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну что же, отважные авиаторы, покорители неба. Неужели никто из вас не готов испытать себя?
— Может быть, господин штабс-капитан покажет нам пример? Для героя войны прыгнуть с парашютом — сущий пустяк, — подал голос Тышкевич. — После такой демонстрации и добровольцы сыщутся.
Глава 16
хПосле этих слов наступила тишина, и Сабуров почувствовал слабость в коленях. Он поймал торжествующий взгляд Тышкевича, и услышал, как заговорил Акулов — тихо и плоско, едва слышно за шумом в ушах и биением сердца.
— Господин штабс-капитан находится в отпуске по ранению после аэрокрушения. Состояние его здоровья не позволяет участвовать в таких испытаниях.
— Понимаю, — с плохо скрываемым ехидством протянул Тышкевич, — такое нервическое происшествие.
— Кадет Тышкевич! — вскричал Акулов. — Вы, кажется, забыли, где находитесь?!
— Пётр Никитич, оставьте! — Сабуров, как мог, загасил первый приступ паники. — Моё здоровье, спасибо докторам, полностью восстановлено. — Он подошёл к шеренге и встал перед дерзким кадетом. — Я смотрю, вы пользуетесь авторитетом у товарищей. Давайте вместе поможем господину поручику с честью закончить это занятие. Я готов прыгнуть первым, а вас приглашаю последовать моему примеру. Судя по речам, юноша вы отважный, и не откажете мне в этой чести. После вашего прыжка, уверен, решатся на прыжок и остальные.
Деревянной походкой Сабуров прошёл в угол палатки и поднял один из заготовленных парашютов. Всё ещё не веря, что поддался на такую примитивную манипуляцию, он натянул алюминиевый ранец на плечи и застегнул ремни,