Каникулы строгого режима

Накануне родительского дня провели генеральную репетицию возле яхты. Воспитатель построил хор, вожатый вывел танцевальную группу. Пока без костюмов.
– Начали! – Виктор Сергеевич взмахнул руками, словно великий дирижер и строитель Валерий Гергиев.
Хорошо, что здание штаба находилось далеко от шестой яхты и Зинаида Андреевна не услышала песенку. Иначе рисковала впасть в депрессию.
Хор грянул «Таганку».
Цыганка старая, дорога дальняя,
Дорога дальняя, казенный дом…
Быть может, старая тюрьма Центральная
Меня, парнишечку, по новой ждет.
Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня?
Таганка, я твой бессменный арестант,
Пропала юность и талант в твоих стенах…
Девочки перекрикивали мальчиков. Пели серьезно и сосредоточенно. Соскучились по родителям, хотели порадовать. О содержании текста, похоже, не задумывались. Зачем? Воспитателю виднее, он за это деньги получает. Танцевальная группа тоже не дурачилась. Скакали на палках, от души размахивая саблями и рискуя оставить партнеров без глаз.
Вожатый обреченно опустился на траву. Слов у него не было. Воспитатель, наоборот, продолжал дирижировать и улыбаться. У него получилось, он справился! Хорошо поют, молодцы!
Спели не всю песню, а лишь два куплета. Больше не имело смысла – танец не слишком продолжительный.
– Ты чего наделал, дирижер? – устало спросил вожатый, когда смолкли последние слова песни.
– А что? – Воспитатель был явно доволен.
– Правильно в одной песенке поется – фарш невозможно провернуть назад, и мяса из котлет не восстановишь… Ты как был уркой, так уркой и останешься. Я тебе что велел? Про Гражданскую войну выучить! «Тачанку» там или «Шел отряд по берегу». А ты что натворил? Какой казенный дом, какая Таганка?!
– Так я других песен и не знаю, – развел руками Виктор Сергеевич.
– Спросил бы! Языка, что ли, нет? Как чувствовал, нельзя тебя ничего поручать!
– Поучи жену щи варить! – огрызнулся Виктор Сергеевич. – Песня ему не нравится… Нормальная песня. Подумаешь, не про войну. Зато за душу берет!
– А нас теперь за жопу возьмут! Не пойму, ты серьезно говоришь или придуриваешься?.. Короче, делай что хочешь.
Евгений Дмитриевич поднялся с травы, махнул рукой и побрел в каморку.
Воспитатель несколько секунд смотрел ему вслед, потом обернулся на ожидающий команду хор. Блин, а ведь действительно возьмут… Расслабился, однако. Но переучивать поздно. До утра не успеть.
* * *
– Шухер!.. Пожар!..
Евгений Дмитриевич вздрогнул, открыл глаза. Воспитатель ворвался в каморку, присел на раскладушку, посмотрел на напарника, который прилег покемарить после утренней линейки. Виктор Сергеевич, не паниковавший даже в смертельно опасных ситуациях, сейчас выглядел чрезвычайно озабоченно.
– Линять надо! Пакуй «сидора».
– Что случилось? – Вожатый, словно подброшенный пружиной, вскочил с койки.
– Вышкин в лагере!
– Какой Вышкин?
– У нас с тобой один Вышкин. Николай Филиппович. Хозяин зоны.
– Погоди, погоди… Откуда ему здесь взяться? Сдали нас, что ли?
– Родительский день сегодня! Знаешь, к кому он приперся? – Виктор Сергеевич вытащил из-под раскладушки рваный полиэтиленовый пакет и начал складывать туда свои нехитрые пожитки.
– Ну?
– К Косте Жукову! Отчим он его! Повезло еще, что я его первым срисовал. Он не при форме, в костюмчике. Возле плаца сейчас пасется с женушкой. Короче, валить надо, пока не поздно.
– Может, пронесет? Не узнает?
– Тебя, может, и не узнает… А не узнает, так малец сдаст. А меня даже в костюме черта срубит. Сейчас праздник начнется, мы через дырку заборную в тайгу уйдем. Через ворота опасно, там Зинаида родителей встречает. Сбегай пока на камбуз, попроси у Мальвины харчей на пару дней.
– Погоди ты, не гоношись! Сорваться никогда не поздно. Давай отсидимся где-нибудь.
 
– А концерт? Дирижировать кто будет? И кружки еще показывать. По-любому нарвемся.
– Дирижировать не надо, сами споют и спляшут. С кружками разберемся. Не дрейфь.
Воспитатель положил пакет на раскладушку, немного подумал.
– Ладно. Схоронимся пока. Только не вместе.
Виктор Сергеевич всегда помнил про общак. И извлекать его из тайника при вожатом не собирался.
– Я за душевыми отсижусь, там никто не шарится. А ты в тайге пережди. Если не сдадут нас, я в десять на ворота выйду.
– Договорились.
Евгений Дмитриевич осторожно выглянул из каморки. На веранде слушала плеер Леночка. Вожатый подкрался к ней, снял наушники.
– Лена, мы с Виктором Сергеевичем, похоже, отравились кашей. Сходим в санчасть. Через двадцать минут начнется концерт. Отряд надо вывести на плац и построить. Песню они выучили, номер тоже. Тебе только отмашку дать. Сделай, пожалуйста. – Кольцов скривился, взявшись за живот, словно раненый.
– Конечно, конечно, – засуетилась Леночка, – не волнуйтесь, Евгений Дмитриевич, все сделаю!
– Если нас будут искать, мы на больничном до завтрашнего утра.
Вожатый вернулся в каморку, повторил напарнику легенду. Собрав вещички, протянул ему руку:
– На всякий случай, до свидания. Мне было приятно иметь с вами дело, Виктор Сергеевич. Вы хороший педагог, хотя и не идеальный.
– Бывай. – Воспитатель протянул бывшему менту свою руку. Чего, наверное, никогда бы не сделал в прошлой жизни.
Родители и родственники со всех сторон обступили небольшой уютный плац, ожидая встречи со своими чадами. Праздничное настроение витало в воздухе вместе с воздушными шариками, украшавшими капитанский мостик-трибуну. Звенели старые добрые пионерские песни. «Эх, хорошо в стране советской жить…» Привезенные подарки и гостинцы дожидались своего часа.
Николай Филиппович Вышкин вместе с законной супругой заняли места в первом, блатном ряду. Многие, зная социальный статус начальника колонии, пропустили его вперед. (Мало ли пригодится?.. От тюрьмы и от сумы…) Вообще-то сначала он не собирался приезжать на родительский день – других дел выше вышки. Но потом прикинул, что с пасынком надо налаживать отношения, которые пока не складывались. Неродной сын и есть неродной. Но это сын его любимой женщины, и, доставляя радость ему, он доставит радость ей. В универмаге Николай Филиппович купил игрушечный китайский набор американского полицейского – пластмассовые наручники, дубинку, пистолет и серебристый жетон. Пусть воспитывается в правильном, государственном направлении. Жаль, не было набора отечественного милиционера. Могли бы уж сделать. Кругом сплошная американщина.
Ровно в одиннадцать, согласно расписанию торжеств, на трибуну вышла празднично одетая Зинаида Андреевна. С отглаженным галстуком на шее и пилоткой на голове. Она произнесла приветственную речь, заверила, что детям в лагере очень нравится, они прекрасно питаются и подрастают на благо родины. И в подтверждение этому подготовили праздничную программу. Родители зааплодировали.
На плацу появился упитанный пионер из старшего отряда. Белая рубашка, шорты, пилотка, галстук. Ранний волосяной покров на ногах. Пионер вскинул горн, выдул пару визжащих звуков и объявил:
– История государства Российского!
С левой стороны трибуны тут же выскочили гардемарины в картонных треуголках. Тоже в шортах, но со шпагами. Следом показался Петр, роль которого досталась долговязому картежнику Андрюше Мартынову. Фирменного камзола для него не нашлось, он был облачен в ситцевый халат уборщицы. На всякий случай ему, словно спортсмену, на спине написали имя и номер. Петр «1». Приклеили бумажные усы.
– Здесь будет город заложен назло надменному соседу!.. – Андрюша протянул руку в направлении тайги и гордо вскинул голову, увенчанную бумажной треуголкой. Гардемарины тут же приступили к строительству, изображая плотников и каменщиков. Через минуту после их ударного труда двое пионеров выкатили из-за трибуны на плац фанерный силуэт Петропавловской крепости.