Старшая школа Йокай (СИ)
— Кейтаро-сан, а я правильно понимаю из вашей истории, что мононокэ и аякаси привлекает не каждый живущий? Например, чем сильнее йокай, тем больше у него энергии и, соответственно, тем больше шанс, что он привлечет к себе мононокэ?
— Да, Кощеев-сан, всё верно. Сейчас вам кажется: то, с чем вы столкнулись ночью, является прямым опровержением моих слов. Если вы чуть лучше разберетесь в деле, то поймете, что история — не опровержение, а как раз прямая иллюстрация.
Я поднял бровь. Кейтаро был осведомлен достойно.
— А что до аякаси… Увы, от появления демона такого уровня общество до сих пор не застраховано. Есть территории, где шинигами слабы и не могут патрулировать местность. Есть и мононокэ поумнее, они научились скрывать свое присутствие. Вероятность больше нуля. И тогда приходится мобилизовывать силы не только шинигами, но и вообще сильных кланов. Если аякаси станет чрезмерно мощен, то проблемы будут у всех.
Что-то запиликало. Шикигами откинул рукав кимоно и посмотрел на умные часы.
— Вас ожидают, пойдемте.
Огромный сад рядом с беседкой состоял из пышной сакуры. Еще не наступила ночь, и запах цветущих деревьев был сдержанно-нежным, не взгрызающимся в нос и мысли. Я невольно залюбовался розовыми облачками, которым осталось цвести всего ничего. Местные правы: оценить скоротечность жизни, нестабильность ее существования и текущего статуса можно, если просто оглянуться вокруг и заметить то, чего не замечал раньше. Для обитателей Кощеева царства скоротечным было буквально всё: строения, вещи, продукты… и люди. Любой хомяк, чья задача, по сути, ограничивалась демонстрацией смерти для ребенка, по ощущениям покупался вчера и заканчивался завтра. С домашними растениями то же самое. Существование всего, что живо, было для нас совсем как цветы этих вишневых деревьев: появилось, побыло в Яви недолго, поцвело, подарило нежный запах, засыпало всё памятными розовыми чешуйками и ушло.
— Кощеев-сан, вам нравится сакура?
Вопрос явно был с подвохом.
— Да, мне нравится цветение, оно заставляет задуматься о смысле жизни.
— Я не о цветении, — вокруг глаз Кейтаро собрались веселые морщинки. — Я о сакуре.
— Дерево как дерево, — удивился я. — Как оно может нравиться или не нравиться? Оно ведь растет здесь вне зависимости от моего желания. Будь я на своей земле, я бы мог спилить то, что мне не по душе, или посадить что-то приятное.
— Помните на всякий случай, что мы порой привязываемся к самым неожиданным вещам.
Пока мы в тишине осиливали дорогу, ведущую за храм, я не мог отделаться от мысли: куда он девает свои умные часы, когда становится бабочкой?
Мы пришли в додзё. Я привычно разулся, поклонился и зашел.
Меня ожидали оба Кицуки.
Ну, дисциплинарный комитет так дисциплинарный комитет.
Крошечные чашечки, из которых предлагалось пить зеленый чай, вмещали пару столовых ложек. Самая маленькая чашка, из которой я пил за последние лет десять, стояла у меня в комнате, и ее маркировка гласила: «350 ml». На один зуб здесь были не только порции на обед. Чай-то чем провинился?
Казуя, велеречивый как всегда, рассказывал мне о шинигами. «Раз уж Константин-кун помогает нам с мононокэ, следует хотя бы рассказать ему, по какому принципу мы работаем, иначе нахождение с ним в одном строю может оказаться вредным или даже разрушительным». Я боялся, что меня опять начнет вырубать от его стиля изложения, однако в додзё было приятно прохладно, да и день в целом располагал к нормальной работе мозга. В процессе разговора я собрал еще несколько кусочков недостающей информации.
Мононокэ — не очень устойчивый конструкт, его по сути сдерживает только аура. Если повредить ее или как-то по-другому нарушить целостность, злобного духа распылит в пространстве, и обратно он не соберется. Поэтому для шинигами важно отлавливать мононокэ на ранних стадиях развития. От них быстро можно избавиться. Баланс сил не нарушается, лишних смертей не происходит, все упокаиваются по расписанию, никто никого не ест.
Шинигами получили от Идзанами способность кимэ, посыл повреждающих волн. Для простоты обращения с ними каждый шинигами завел себе некий аналог духовного клинка, которым владел я сам. Для призыва оружия используется магический конструкт в виде короткого заклинания в несколько слогов. Я мысленно продолжил: «в то время как мастерским пробуждением традиционно считается безмолвная активация». Кажется, или Идзанами-сама позаимствовала кое-что у Кощеев, или Кощеи обучились чему-то у Великой матери йокаев. За тенью времен уже и не разберешь. Помимо шинигами, также кимэ обучаются долгоживущие и энергетически сильные йокаи: воители-тэнгу, шикигами храма Хатимана, бога войны, и некоторые ками. (И еще одна пачка русских, торчащих в тайге, где ничью ауру повреждать не надо, сострил я. Шутка получилась так себе.) Также я узнал о способах накопления силы. Выходило, что кланы и ками, практикующие кимэ, могут пользоваться в том числе энергией, которую молящийся в храме отдает добровольно в процессе молитвы. Соответственно, на примере места, в котором мы находились, чем крупнее храм и чем больше в нем молящихся, тем сильнее на его территории шинигами и тем большую физическую площадь они способны покрывать. Сами себе на своей земле полиция, каратели, чистильщики и судьи.
Я поймал момент, когда Казуя сделал секундный перерыв на глоток чая.
— Кицуки-сан…
Он жестом замахал рукой, показывая, что формальности остались ночь назад, до того момента, как мне стало не плевать на раны его сестры.
— Казуя-кун, я знаю, о чем ты говоришь. В моей семье всех молодых кощеев и кощеек учат базовым упражнениям, помогающим управлять внешней энергией. Сейчас ее называют мана на западный манер. Я думал, на Востоке к этому какой-то другой подход.
— Да, ты прав, Константин-кун. Здесь, в Японии, традиционно изучают в первую очередь использование внутренней энергии, ки. У нас изначально разные подходы.
Я заинтересовался.
— А в чем сила внутренней ки?
Казуя рассказал. Я на секунду оторопел, вспоминая, как кэндока Казухиро раскатал меня в блинчик, показавшись очень быстрым. Не показавшись, а став. И не быстрым, а скоростным. Значит, в этом особенность его вида как йокая, наверняка какой-то мелкий хищник. И он такое провернул, не выходя из человеческой формы. Вот это ки. Нас не обучали подобному.
— Константин-кун, а тебя не затруднит показать, каким оружием ты пользуешься?
— Казуя-кун, ты хотел бы только посмотреть, или тебя интересует спарринг? — я уже вставал с татами, мне надоел чай и захотелось движения.
— Предпочту второе. Но сначала экскурсия по оружию.
Совсем недавно я это делал. Сейчас выдохнуть, очистить мысли. Правая рука вытянута параллельно земле, пальцы прямые.
— Карачун.
Большеберцовая кость, отполированная ладонями за годы тренировок. Бледно-зеленые клинки, выходящие с обеих сторон как продолжение рукояти. Мне нравится, хотя сестры называют такой цвет «трупным», их ножи и волшебные палочки совсем короткие и обычно сиреневые. А у меня двухлезвийная глефа, при моем росте оружие очень легкое и маневренное. Мне пытались сосватать косу жнеца смерти, типа мой дед такой пользовался, мой отец такой пользовался, и мне бы тоже неплохо, но я пару раз мрачно пошутил по этому поводу, и от меня отстали.
— Собственно, вот.
— Извини, а как ты его назвал?
Я повторил. Ичика полезла в смартфон, но поисковик отказался выдавать ей результаты. Вот и хорошо.
Казуя встал напротив меня. Ровно таким же жестом вытянул руку и выпрямил пальцы. Надо будет позвонить бабуле, поболтать, в каком веке они с великой Идзанами-ками-сама чаек распивали. Кажется, меня ждут еще открытия.
Из воздуха шинигами схватил полноростный посох бо. А взяв его в правую руку, еле-еле стукнул кончиком посоха по татами.
Стены додзё завибрировали.
— Ну, у нас это выглядит примерно так.
Спарринг не был коротким и не был длинным. Он, разумеется, начинался с «рей», продолжался «рей» и заканчивался тоже им, но я бы не сказал, что мы мерялись силами, как это обычно бывает в спарринге. Просто смотрели, кто на что способен. Посыл волн кимэ был несильным, додзё осталось на положенном месте, а мы особо даже не выдохлись.