Бунт на «Баунти»
– Именно так, сэр, – ответил капитан. – Нам предстоит долгое плавание. Вокруг Австралии, затем вверх, к Отэити. Я бы сказал, на пару месяцев.
– В таком случае желаю вам благополучия и доброго пути, – сказал сэр Роберт и протянул капитану руку. – Жаль, что наше знакомство завершилось столь неутешительным образом.
– Как и мне, сэр Роберт, но будьте уверены, я предприму все шаги, какие необходимы для искупления нашего пребывания здесь, и напишу вам, как только получу результаты расследования.
Сэр Роберт кивнул, а капитан повернулся ко мне.
– Тернстайл, – сказал он с ноткой сарказма в голосе, – поскольку ты совершенно случайно и неожиданно оказался у меня под рукой, может быть, ты проводишь нашего гостя до палубы?
– Конечно, сэр, – ответил я, не решаясь взглянуть ему в глаза.
– А вы, мистер Фрейер, будьте любезны, пошлите ко мне мистера Хейвуда и мистера Кристиана.
– Да, сэр, – сказал мистер Фрейер.
Через несколько минут я, молча сопроводив сэра Роберта до палубы, вернулся в трюм; на сей раз капитан забыл плотно прикрыть дверь каюты, и это позволило мне ясно слышать проводившееся внутри следствие. На мое счастье, пропустил я совсем немногое, поскольку, что бы ни наговорил в мое отсутствие мистер Кристиан, капитан этого и слышать не желал.
– Я призвал вас не для того, чтобы обсуждать это, – резко произнес он. – Я попросил вас присоединиться к мистеру Хейвуду, потому что вы были с ним на балу и знаете его лучше, возможно, чем кто-либо другой из членов команды.
– Сэр, – начал паскудник, – мне неизвестно, что вам наговорили, но…
– А вы, сэр, – закричал капитан голосом, какого я никогда у него не слышал – ни во время перепалки с мистером Фрейером, ни даже после порки Мэттью Квинталя, – держите рот закрытым, и накрепко, пока я не обращусь к вам, не задам вопрос и не потребую от вас ответа. Вы покрыли позором меня, сэр, мой корабль, да заодно уж и военный флот Его Величества, вы понимаете это? Вы сознаете, что теперь говорят о нас в поселении сэра Роберта? А потому помалкивайте, пока я не прикажу вам говорить, или, Богом клянусь, я выпорю вас собственноручно, вы поняли?
Молчание. Затем «так точно, сэр» – тонким, дрожащим голосом.
Некоторое время никто не произносил ни слова, я слышал только, как капитан расхаживает по каюте.
Наконец он произнес голосом более спокойным, но тем не менее полным тревоги:
– Скажите, мистер Кристиан, ведь вы провели в обществе мистера Хейвуда значительную часть вечера?
– Значительную, сэр, – ответил мистер Кристиан. – Но не весь вечер.
– И вы знакомы с мисс Уилтон? Признаюсь, я не помню, чтобы меня ей представляли.
– Да, сэр. Я свел знакомство с ней как раз во время вечера.
– Теперь вы, мой-дорогой-юный-друг, – сказал мистер Блай. – Известно вам, в чем вас обвиняют?
Никакого ответа.
– Можете говорить, – рявкнул капитан.
– Неизвестно, сэр, честное слово, неизвестно. Я был на палубе, думал о своем, работал вместе с матросами, и тут приходит сэр Фрейер и говорит, что вы желаете меня видеть, а я не знаю, что я такого сделал, клянусь вам.
– Ха! – усмехнулся капитан. – Вы хотите уверить меня, что пребываете в полном неведении относительно выдвинутых против вас сэром Робертом обвинений?
– Да, сэр.
– В таком случае вы либо невиновны и тяжко оклеветаны, либо виновны и в дополнение ко всему прочему нагло лжете командующему вами офицеру.
– Я не виновен, сэр.
– Не виновны в чем?
– В том, в чем меня обвиняют, сэр.
– Да, ответ всеобъемлющий, – помолчав, сердито произнес капитан. – А вы, мистер Кристиан, вы столь же несведущи по части обвинения?
– Должен признаться, сэр, – тихо и спокойно ответил мистер Кристиан, – у меня нет никаких сведений относительно того, в чем сэр Роберт обвиняет мистера Хейвуда. Я сохранил о том вечере воспоминания самые приятные.
– Как и я, сэр, как и я! – воскликнул капитан. – Но теперь меня уведомили, что присутствующий здесь мистер Хейвуд, которому выпала честь несколько раз танцевать с мисс Уилтон, подопечной, кстати сказать, сэра Роберта…
– Я танцевал с ней, – поспешил сказать мистер Хейвуд, – не отрицаю. Танцевал два вальса и польку, но я думал, что это позволительно.
– Два вальса и польку, вот как? – осведомился капитан. – А почему, позвольте спросить, вы сочли уместным уделить этой девушке столь чрезмерное внимание?
– Ну, сэр, – поколебавшись немного, ответил мистер Хейвуд, – я могу сказать лишь, что она хороша собой. И превосходно танцует. Я думал, что моя благосклонность покажется ей лестной.
– Думали, стало быть? И что вы сделали по окончании танцев?
– Я самым смиренным образом поблагодарил ее за доброту, сэр, и вернулся к мистеру Кристиану.
– Это правда, мистер Кристиан?
– Ночь была долгой, сэр, – сказал мистер Кристиан. – И мы, каждый из нас, танцевали, разговаривали с другими гостями. Я не могу в точности припомнить тот миг – у меня не было причин как-то отметить его для себя, – но после множества бесед с мистером Хейвудом я хорошо узнал его как джентльмена и уверен, что он говорит правду.
– В таком случае, сэр, мы пришли к расхождению во мнениях, – сердито заявил капитан. – И расхождению весьма серьезному. Ибо мисс Уилтон утверждает, что вы, мистер Хейвуд, пригласили ее пройтись по парку, дабы подкрепиться в тамошнем буфете, а во время прогулки обратились к ней с чрезвычайно бесстыдным, непристойным предложением.
– Ни за что на свете, сэр! – вскричал мистер Хейвуд, и, должен признать, голосом столь уязвленным, что я наполовину поверил ему.
– Ах, ни за что на свете? То есть вы утверждаете, что не приглашали мисс Уилтон на прогулку?
– Не приглашал, сэр!
– И что не хватали ее во время прогулки за руку, не прижимали к дереву и не пытались поцеловать?
– Сэр, я… я должен протестовать, – ответил он. – Протестовать в самых сильных, какие только возможны, выражениях. Ничего такого я не делал. Все это ложь.
– Ложь, вот как? Она говорит иное. Говорит, что вы дали волю рукам, попытались прибегнуть к силе и, не будь она выше и сильнее, что позволило ей вас оттолкнуть, вы могли бы скомпрометировать ее навсегда, погубить ее жизнь. В добавление к этому, сэр, еще до появления на судне сэра Роберта я получил из надежного источника сведения, что вы были пьяны и запятнали себя непристойной остротой касательно покойной русской императрицы и ее жеребца.
Мистер Хейвуд немного помолчал, а после заговорил – самым тихим, какой я когда-либо слышал, голосом.
– Капитан Блай, – сказал он, – даю вам слово джентльмена, слово офицера короля Георга, да благословит Бог его священное имя, слово христианина и к тому же христианина-англичанина, ничто из названного вами места не имело. По крайней мере, со мной в главной роли. Это безумие. Если мисс Уилтон поставила себя на балу в неловкое положение с каким-то джентльменом и теперь сожалеет об этом, пусть изберет для своих фантазий другой предмет и подумает еще раз о том, участвовал ли я в ее сомнительных похождениях, ибо я в них не участвовал, сэр. То был не я, сэр, клянусь.
Последовало долгое молчание, но когда капитан наконец заговорил, тон его был менее гневным, чем прежде, растерянным и раздраженным.
– Что скажете вы, Флетчер? Я, вынужден признаться, совершенно сбит с толку этой разноголосицей мнений.
– У нас ведь мужской разговор, сэр? И ничто из сказанного мной не покинет пределов этой каюты?
– Разумеется, Флетчер, – сказал капитан, на сей раз заинтригованный. – Вы можете говорить совершенно свободно.
– В таком случае, сэр, я скажу следующее – и скажу не как человек, бывший свидетелем событий, о которых говорит сэр Роберт, но опираясь лишь на мои представления о характерах двух действующих лиц. Я знаю мистера Хейвуда с его отроческих лет, и знаю как самого здравомыслящего из всех тех, кого мне довелось до сей поры повстречать, человека. Он принадлежит к семье людей родовитых и наидостойнейших, и я скорее поверил бы в то, что юный Турнепс прыгнул за борт и сплясал на гребнях волн джигу, чем в способность мистера Хейвуда приставать к леди.