Олегархат им. тов. Сталина (СИ)
Причем пассажиров в поезде тоже прибавилось: во Владивостоке нас уже ожидала «встречающая группа» корейских товарищей. Или, все же, «подруг»: вероятно людям Кима сообщили состав нашей делегации и он отправил нас встречать тоже «девичью команду» из двадцати человек, по одной девушке, которая должна была помогать каждой нашей во время визита. Официально их нам представили как сотрудниц местной «службы переводчиц», но Лена их очень просто «вывела на чистую воду»: все же мастерство не пропьешь. Взаимное знакомство она устроила в вагоне-салоне, уже после того, как состав из Владика выехал, и представилась «своей» помощнице просто: «Генерал-майор КГБ Суворина Елена Николаевна» — а та, что ли от растерянности, то ли просто ради «соблюдения субординации» сообщила, что она — капитан госбезопасности Ри Минчжон. Вероятно, Лена что-то специально для своей работы выучить успела, так что она уточнила, как правильно: Минчжон или Мин Чжон: оказывается, это «совершенно разные имена». А я этого и не знала…
Остальные «переводчицы» тоже представились «по званиям», и все остались довольны. Хотя из госбезопасности оказалось только четверо девушек, еще десять были именно военными переводчицами, а остальные служили офицерами Народной милиции. И капитан Ри была в группе старшей по званию, остальные числились лейтенантами.
Я тоже была довольна: все же и про имена кое-что «из прежней жизни» помнила, ведь уже успела в Северной Корее побывать, хотя и «сильно позже» — и меня тогдашний «сопровождающий» специально инструктировал, как «правильно имена записывать буквами». Правда, он особо подчеркнул, что корейцам относительно безразлично, как их имена пишутся на кириллице, ведь все равно «получается хотя и похоже, но все равно не точно», а вот к написанию имен латиницей они очень трепетно относились.
Я вообще очень много про Корею знала, и даже корейский язык немного успела изучить — главным образом по популярной литературе. Знала слово «чучхе» и понимала, что оно означает, знала, что старушек там называют «аджума», еще знала слова «чоболь» и «ханыль» — правда, что последнее означает, я если и знала когда-то, то давно уже забыла. Но не очень-то и хотелось: все предоставленные нам помощницы по-русски говорили вообще без акцента, так что с корейцами проблем в общении не предвиделось…
От Владивостока до станции Хасан поезд шел не спеша, часов пять. А там буквально за пятнадцать минут под вагонами поменяли тележки — и мы въехали в Корею. Я с огромным любопытством смотрела при переезде через Туманную в окошко: оказывается, сейчас «мост Дружбы» был выстроен двухпутным (или даже «четрыехпутным»): в каждом направлении на путях были обе колеи — и «советская», и «европейская», и корейская «переводчица» мне сказала, что пассажирским поездам тележки меняют в Хасане, а товарным — уже на корейской станции Туманган. Причем о причинах такой «дискриминации» она ничего не знала, сказала, что «вероятно, так сложилось исторически». Ну да, древнейшая история, мосту-то уже больше десяти лет!
Но поначалу сама Корея мне показалась такой же, как и Советский Союз — то есть вид за окном поезда особо не отличался от того, что я рассматривала по пути из Владивостока до Хасана. Такие же горы, такие же деревья. Но скоро я прочувствовала, что попала именно в другую страну, сразу после того прочувствовала, как мимо вагона проскочил небольшой поселок. То есть поселок выглядел ухоженным, но он был не таким! Совсем «не таким»…
До позднего вечера (и, вроде бы, даже ночью) поезд неторопливо полз вдоль берега моря, причем большей частью его тянули паровозы. А когда я проснулась, то увидела в окнах горы, и «моя» переводчица Магай Хён, которая была единственной в группе «без погон», а представляла корейский МИД, с гордостью сообщила, что мы едем по новой, всего лишь этим летом выстроенной дороге, соединяющей восточное и западное побережья страны — и было видно, что гордость эта не показная и не напускная, девушка действительно гордится тем, что в стране выстроили эту дорогу. Одноколейную, и настолько горную, что — я в окне это увидела на очередном крутом повороте — поезд тянул паровоз и вместе с ним дизельный локомотив, очень напоминающий советские маневренные тепловозы. Но все же поезд ехал — и спустя еще часа четыре приехал в Пхеньян, где на вокзале нас встретил лично товарищ Ким Ирсен…
Конечно, это великая честь быть встреченным самим товарищем Кимом — но мы все так за дорогу измотались… Впрочем, товарищ Ким это и сам понял — то ли по моему виду, то ли по собственному опыту знал, каково это прокатиться от Москвы до Пхеньяна, так что он всего лишь произнес приветственную речь (слава богу, очень краткую), рассадил нас по автомобилям (нам подали чуть ли не десяток больших лимузинов, причем для меня вообще «Чайку» откуда-то пригнали) — и мы отправились «в выделенную мне резиденцию». Совсем недалеко от столицы выделенную — и все мы, с огромным удовольствием быстро поужинав, отправились отсыпаться «на твердой земле». Потому что уже завтра с утра всем предстояло приступить к работе, и работа ожидалась очень непростой. Вот только я не ожидала, насколько мои ожидания оказались приуменьшенными…
Глава 9
Десятое сентября выпало на пятницу, и всем нам (я имею в виду и советской делегации, и переводчицам) пришлось в этот день впахивать по полной: утром привезли два грузовика с нашим багажом, а потом эти грузовики еще по четыре рейса со станции проделали. Все же барахла мы с собой захватили очень немало, если даже не считать ручную кладь (то есть по четыре-пять немаленьких чемоданов на человеко-рыло), то им были полностью забиты два багажных вагона. И все это нужно было правильно разместить — так что особо отдохнуть ни у кого не получилось. Но уже то, что мы теперь не тряслись запертыми в тесных вагонах, все воспринимали как маленькое счастье.
От тяжелой физической работы были освобождены всего двое: Вася и Ника, и мне показалось, что у Ники работенка была даже потруднее, чем у всех остальных. Потому что сын мой тут же бросился изучать дом и окрестности, а его шустрость все же была заметно выше, чем у не самой молодой учительницы на пенсии. Впрочем, все закончилось достаточно мирно, к вечеру все вещи были распиханы по местам — то есть мы перестали о них спотыкаться на каждом шагу, и в целом все были готовы уже в субботу приступать к «настоящей работе», хотя в чем будет состоять их работа, ясно представляли лишь Лена и три ее сотрудницы. И даже я представляла это весьма смутно: у меня в Москве был, конечно, определенный инструктаж — но он состоял в основном из «благих пожеланий», а детали мне было поручено «прояснить на месте».
Дом нам выделили замечательный. Я думаю, что это было чье-то поместье, которое случайно во время войны не разбомбили, и не разбомбили в том числе и потому, что стоял он на отшибк и вокруг, кроме небольшого сада с яблонями и грушами, ничего на пару километров вообще не было. То есть имелась деревушка в полукилометре, но ее даже видно не было, поскольку дом с трех сторон окружался горами — но даже эту небольшую деревушку в войну, как мне сказала Магай Хён, в войну полностью снесли: янки вообще бомбили все, что видели, а южане, захватив какую-то территорию, тоже сносили на ней все строения. Но этот дом не тронули, а недавно (что было хорошо заметно) в него провели электричество, доставшееся заодно и деревушке, на заднем дворе поставили большую цистерну…
Потому что на днях должны были еще подъехать наши машины из Союза, причем исключительно «Камы» (мне — отдельно везли «Каму-Яхонт»), а они работали минимум на восемьдесят восьмом бензине. В Корее же, хотя и имелся небольшой нефтеперерабатывающий завод, производился бензин максимум семьдесят второй, так что для нас была устроена небольшая «бесплатная заправка» во дворе, бензин для которой тоже должны были из СССР возить…
А пока автомобилей не было, нам предоставили «казенные», две «Победы» и четыре «газика». Но машины пока просто во дворе стояли: ехать было некуда да и разрешений на вождение нам пока не дали. То есть какие-то корейские разрешения, аналог наших прав — а без них даже за руль садиться «не рекомендовалось». И я обратила внимание, что кореянки к этому относились исключительно серьезно.