Обреченное начало

В следующую среду перед окончанием вечерних самостоятельных занятий префект зашел в класс раздать штрафные листки тем, кого оставили после уроков. Дени не поднял головы. Он готовился к неприятностям и, не глядя на префекта, листал словарь. Он услышал, как Рамон возмущенно произнес: «Ох!». Рамона наказали. Каждый ученик, кому доставался листок, произносил возмущенное «ох!». Следом Дени услышал голос Лякруа, потом Косонье. Префект приблизился к его парте и прошел мимо. Он не положил перед ним листок. Дени взглянул на часы, не разбирая, какое они показывают время.
— Тебя не наказали? — радостно прошептал Пьеро за спиной.
— А тебя?
— Тоже нет!
— Только бы он не вернулся!
— Нет, — сказал Пьеро, — он никогда не возвращается.
Префект открыл дверь класса для самостоятельных занятий, и ученики встали. Префект вышел, и ученики сели. И, как каждую среду, те, кто не получил листка, издали громкий и долгий вздох облегчения. Затем над склонившимися головами воцарилась тишина.
В дверях больницы никого не было. Пьеро пришлось подняться с остальными. Дени присоединится к ним наверху. Сбоку от аллеи виднелись жалкие голые лужайки. Было холодно, и Дени, чтобы согреться, притопывал на ходу. Он слышал только шум собственных шагов. В большом здании было тихо, все окна залеплены грязью.
В вестибюле в лицо дохнуло теплом. Он закрыл дверь. Заметил, как за стеклом какой-то толстяк разговаривает по телефону. Дени подождал, не появится ли кто-то еще, но никто не появился.
Тогда он двинулся по коридору, в конце которого оказалась комната с приоткрытой дверью. Просторная комната без мебели, явно пребывавшая в запустении. Здесь Дени обнаружил монахиню в белой накидке, которая стояла у окна и смотрела на небо.
Он видел ее со спины. Монахиня была довольно высокой, стояла неподвижно, ее накидка аккуратными прямыми складками спадала на плечи. Дени вошел в комнату и замер в нерешительности, машинально смахнув со лба прядь жестких волос. Под мышкой он держал сверток. Монахиня не слышала, как он вошел, и продолжала смотреть в окно, опираясь бледными пальцами о стекло.
— Сестра…
Она быстро опустила руки, но обернулась не сразу, словно испытывала неловкость оттого, что ее застигли врасплох. Против света лицо ее толком было не разглядеть, но Дени догадался, что она улыбается. Он тоже улыбнулся, и она шагнула ему навстречу.
— Вы ищите своих друзей?
Приятный голос, такие голоса бывают у людей от природы мягких или о чем-то грустящих. Темно-голубые глаза казались огромными. Дени смотрел в ее глаза и не отвечал.
— Вы ищите своих друзей? — повторила монахиня. Она держалась очень прямо.
Дени смешался, пробормотал что-то невразумительное. Она мило нахмурила брови, показывая, что не понимает его.
— Я из католической школы Святого Франциска, — сказал Дени.
— Ваши друзья наверху, в восьмой палате.
— В восьмой палате?
— Идемте, — сказала она, — я вам покажу.
Она прошла вперед, Дени следом за ней. Вернулись в вестибюль. Затем пошли по другому коридору, в конце которого оказалась лестница.
— Ваши друзья на третьем этаже, — сказала монахиня. — Палата восемь, первая справа. Не теряйтесь больше.
Она улыбнулась, опустила голову и ушла.
Дени смотрел, как она исчезает в длинном коридоре. Он чувствовал себя полным дураком. Поднявшись на третий этаж, Дени нашел остальных. Посещение длилось почти два часа. Мальчики разговаривали со стариками, те в ответ брызгали слюной и выпускали клубы табачного дыма. Дени вместе с Пьеро оказался у постели худого человека с запавшими глазами, которого только что прооперировали. Тот рассказывал им про свою болезнь, повторяя то и дело, что у него осталось всего несколько сантиметров кишок. Это была уже четвертая его операция. Курить он больше не мог, так что Пьеро подарил ему коробку шоколадных конфет и детективный роман. Делая вид, что внимательно слушает, Пьеро хрустел пальцами. Дени стоял у окна и думал о том, что сестра, наверное, приняла его за идиота, когда он что-то позорно лепетал.
 
Сколько ей может быть лет? Она выглядела совсем молодой, но Дени всегда ошибался, когда пытался определить чей-то возраст. И потом, почему она стала монахиней? Без сомнения, она набожная и добрая, но почему она стала монахиней, имея такое красивое лицо? Обычно сестры не бывают красивыми. Лица их выглядят добрыми, и думаешь, что они и вправду такие, но на самом деле — нет. Рамон говорил, что только уродины становится монашками, потому что не могут найти себе парня. Если Рамон прав, то эта сестра с красивым лицом обязательно должна была найти себе парня. Дени внезапно подумал, что пусть даже с красивым лицом, но лучше все-таки, чтобы она была монахиней. Он не знал, почему, но неосознанно чувствовал, что предпочел бы, чтобы именно так оно и было.
Ушли из палаты все вместе, когда уже стемнело. С больными прощались за руку. Другая монахиня, гораздо старше той, красивой, поблагодарила их на лестнице, и они сбежали вниз.
В вестибюле «красивое лицо», как назвал про себя молодую монахиню Дени, разговаривала с женщиной, которая держала за руку бедно одетую маленькую девочку.
— Добрый вечер, сестра Клотильда! — закричали мальчики, проходя мимо монахини.
Она повернулась к ним и попросила не шуметь.
Дени пропустил к выходу ребят и на минуту задержался в дверях. «Красивое лицо» снова склонилась над девочкой и о чем-то шепотом говорила с ней. Когда женщина с ребенком отошли, монахиня заметила Дени.
— Ну, нашли?
— Да, спасибо, — ответил Дени.
— Вы здесь в первый раз? Я вас раньше не видела. Других я знаю.
— Да, — ответил Дени, — в первый раз.
Он хотел было добавить, что придет еще, но не мог подобрать слов — все выходило как-то глупо. Он попрощался и открыл дверь. Она улыбалась. Спрятала руки в широкие рукава платья.
— Вы хорошо учитесь в школе? — спросила она.
Дени помрачнел.
— Так себе.
Он понял, что добавить нечего. Поднял воротник куртки. На улице дождь лил на ступени каменной лестницы. Он снова попрощался и, не оглядываясь, вышел. Побежал догонять остальных, опустив под дождем голову и чувствуя странную тяжесть в груди.
  
IV
 
Сначала он попробовал что-то разузнать у Пьеро. Пьеро ничего не знал. Это было на следующий день — или, может быть, через два дня — на уроке, в одиннадцать часов. Дени вернулся к заданию с таким видом, будто оно ему до смерти надоело, тем самым отбивая охоту работать и у остальных. Он думал о ней и раньше, утром, на уроке латыни.
— Почему ты об этом спрашиваешь? — прошептал Пьеро у него за спиной.
Тревиль, сидевший рядом с Пьеро, тоже слушал.
— Чтобы знать.
— А для чего тебе нужно знать?
— Какая разница? Чтобы знать.
— Послушай, — сказал Пьеро, — мне нечего тебе сказать. Я ходил туда до тебя всего один раз. Ее зовут сестра Клотильда. Это все, что я знаю.
— Неважно, — сказал Дени.
Он посмотрел на кафедру. Воспитатель читал, не поднимая от книги глаз. Дени развернулся вполоборота, и Пьеро наклонился над партой, когда увидел, что Дени поворачивается к нему.
— Марионетка не смотрит, — сказал Дени. — Спроси Прифена. Он часто торчит в больнице. Он должен знать.
— Подожди, — сказал Пьеро.
Дени сделал вид, что трудится над заданием, а краем глаза посматривал на воспитателя. Тот не двигался. Дени услышал, как Пьеро тихо поднялся. Прифен сидел на три парты дальше. Когда воспитатель поднял голову, Пьеро уже вернулся на свое место.
— Ну? — прошептал Дени, с отсутствующим видом, чиркая в учебнике карандашом.
— Она приходит в больницу по четвергам. Она преподает в пансионе для девочек.
— Каждый четверг?
— Каждый четверг.
— Хорошо, — сказал Дени.
— Зачем тебе?
— Хорошо, — повторил Дени.
— Ты можешь…
— Хватит. Нас засекут.
— Ну вот еще, — сказал Пьеро. — Это я его сейчас засеку.