Распутин. Анатомия мифа

Михаил Владимирович Родзянко происходил из старой дворянской семьи, имевшей огромные земельные владения в Екатеринославской губернии. Окончил элитарный дворянский Пажеский корпус в Петербурге, затем служил в гвардии, а в 1900 году был избран председателем Екатеринославской земской управы. С этого времени начинается его общественная деятельность. В 1907-м Родзянко попадает в Думу и становится видным членом тучковского «Союза 17 октября». Весной 1911 года его избирают лидером III Государственной думы, а через полтора года — главой и новой, IV Государственной думы.
Председатель нижней палаты парламента (верхней считался Государственный совет) очень много сделал для того, чтобы превратить это учреждение в то самое «кабаре», где популярные у публики «куплеты» и «скетчи» были направлены прямо или косвенно, но непременно против власти вообще и против царя и царицы в частности. С каким-то мазохистским сладострастием сначала в кулуарах, а затем и в зале заседаний мусолили распутинскую тему, а в числе главных дирижеров неизменно выступал господин председатель.
Монархист, камергер высочайшего двора, потомственный дворянин, благородный отец семейства. По осанке, стати и зычному голосу, по мощи (почти два центнера весу) — барин хоть куда. На поверку же оказался мелким, склочным, недалеким и довольно бессовестным человеком. Ему пришлось играть ту историческую роль, которую он в силу своих личных способностей пристойно сыграть не имел никакой возможности.
«Эта кучка, которая всем управляет, потеряла всякую меру и зарывается все больше и больше. Теперь ясно, что не одна Александра Федоровна виновата во всем, он, как русский царь, еще более преступен». Это выдержка из письма Анны Николаевны, супруги председателя Государственной думы, написанного незадолго до крушения монархии. Взгляды самого Родзянко никогда и ничем не отличались от воззрений жены. Супружеская пара была едина во мнении — «царь преступен».
Подобные убеждения вполне соответствовали тому жалкому калибру монархистов, которые в тот момент играли первые роли на арене политического действия. Клялись «до последней капли крови» служить государю, с дрожью в голосе подпевали проникновенным словам В. А. Жуковского из русского гимна «Боже, царя храни!», но не имели ни желания, ни характера, чтобы совершить хоть какой-нибудь акт самопожертвования.
По причине физической изношенности организма Родзянко буквально еле унес ноги из «дорогого Отечества». В среде покидавших Россию беженцев он пользовался стойким презрением. Этому человеку пришлось преодолеть многие сотни верст пешком, в непогоду, так как с телег его неоднократно скидывали, едва узнавали, что «этот толстопузый» — тот самый, который «свергал государя». Много раз избитого и в прямом смысле этого слова оплеванного дряхлого камергера с его близкими приютил в своей стране сербский король Александр.
Лишь только пришел в себя, Родзянко сразу же начал писать воспоминания. Дорога изгнания оказалась слишком горькой, трудной, похожей на пытку. Ненависть к себе простых мужиков и баб, рядовых казаков, младших офицеров и провинциальных чиновников потрясла. Он ведь всегда болел за Россию, боролся за нее, страдал, а многие его считали чуть ли не главным виновником ее гибели. И бывший председатель Думы решил «рассказать правду».
«Быть объективным в своем изложении — моя цель. Резкого же или пристрастного отношения к рассматриваемой эпохе я буду тщательно избегать», — торжественно заявлял Родзянко в предисловии. Труд увенчался «полным успехом»: он создал книгу тенденциозных политических анекдотов, которая больше говорит об экзальтированном состоянии автора, чем о последнем времени монархической России. По степени лживости опус Родзянко смело можно поставить в один ряд с такими «шедеврами «распутиниады», как «дневник» Вырубовой или «Святой черт» Илиодора.
Главная тема воспоминаний Родзянко — Распутин и все, что было с ним связано. Героем же повествования, конечно же, является автор, его «смертельная борьба со злом». Не имея возможности и желания пересказывать и анализировать это сочинение, остановимся на некоторых узловых фрагментах, дающих представление не столько о самом мемуаристе (эта тема особого интереса не представляет), сколько — что несравненно важнее — о технологии формирования распутинского мифа.
 
Свой рассказ о Распутине Родзянко начинает с характеристики «мистицизма императрицы». По мнению родовитого монархиста, со временем он достиг «религиозной мании, даже религиозного экстаза». Что это означает, не совсем ясно, но у читателя должно возникнуть убеждение, что убитая царица была «явно не в своем уме». Естественно, в таком состоянии она легко сделалась «добычей» всяких проходимцев, в числе которых Распутин занял главное место.
Рисуя образ «искусителя царицы», Родзянко все время ссылается на следственное дело, «бывшее у меня в руках». Отложим до поры разговор об этом досье. Перескажем вкратце умозаключения главного распорядителя «думского кабаре» о личности Распутина: «Из следственного дела о нем видно, что с молодых лет имел склонность к сектантству; его недюжинный, пытливый ум искал какие-то неизведанные религиозные пути. Ясно, что прочных христианских основ в духе православия в его душе заложено не было, и поэтому и не было в его мировоззрении никаких соответствующих моральных качеств. Это был, еще до появления его в Петербурге, субъект, совершенно свободный от всякой нравственной этики, чуждый добросовестности, алчный до материальной наживы, смелый до нахальства и не стесняющийся в выборе средств для достижения намеченной цели. Таков нравственный облик Григория Распутина».
Теперь пора рассказать о том досье, на основании которого Родзянко строит свои убийственные и беспрекословные выводы. Это уже упоминавшееся выше расследование Тобольской духовной консистории. Здесь чрезвычайно интересен вопрос, который мемуарист обходит молчанием: как эти документы оказались у председателя Думы, который никакого касательства до дел духовного ведомства не имел. Подобное умолчание не случайно. Если бы камергер поведал правду об этом, то все его «улики» потеряли бы всякое значение. Дело в том, что материалы консистории попали к Родзянко по распоряжению — кого бы вы думали? Царя!
Когда в начале 1912 года зрел первый думский скандал вокруг личности Распутина, Николай II распорядился, чтобы дворцовый комендант В. А. Дедюлин ознакомил главу Думы с этими материалами. Будучи честным человеком, Николай II был уверен, что и Михаил Владимирович тоже из числа таковых. Царь полагал, что то расследование, которое велось по поводу Распутина и которое доказало полную неосновательность всех облыжных обвинений, раскроет глаза главе Думы на истинное положение вещей и заставит его сдержать наиболее ретивых депутатов от скандальных заявлений. Однако царь ошибся, Родзянко оказался совсем другого нравственного замеса.
Поддавшись общему психозу, Родзянко стал совершать неприличные поступки уже с самого начала. Когда Дедюлин встретился с ним и предложил ознакомиться с указанными материалами, Михаил Владимирович чрезвычайно возбудился, выразил полную готовность «донести до депутатов правду» и попросил дать ему досье на дом. Первоначально это не входило в намерение дворцового коменданта, так как документы носили служебный характер и разглашению не подлежали. Родзянко тут же дал «честное слово» никому ничего не показывать.
Дедюлин был товарищем Родзянко по Пажескому корпусу, воспитанники которого честь ценили превыше жизни. Клятвенное заверение соученика сняло все сомнения. Досье глава Думы получил, но в результате обманул и товарища по корпусу, и царя. Он не только показывал эти материалы множеству лиц, в том числе и Гучкову, но и рассказывал о них направо и налево. Такое поведение — ярчайший показатель моральной деградации, столь характерной для этого «представителя общественности». Он лгал без стеснения, не испытывая никаких угрызений совести.
Родзянко не только читал и афишировал следственное дело, но и снял с некоторых документов копии. Нетрудно догадаться, с каких именно. Как уже говорилось, в этом обширном досье лишь доносы двух сельских священников содержали некие намеки на «неправедное поведение» Распутина. Никаких же реальных, порочащих фактов зафиксировано не было. Однако домыслы завистливых священников и привлекли внимание Родзянко. В его устах они обрели характер непреложных истин. Когда весть о таком беспардонном подлоге дошла до царской четы, то Родзянко потерял в глазах Николая II и Александры Федоровны всякое уважение.