Распутин. Анатомия мифа
Она жила интересами и заботами монаршей семьи. Приведем несколько ее телеграмм Распутину. «Посылаю тебе, дорогой отец Григорий, письмо от старшей (речь идет о письме Ольги Николаевны. — А. Б.). У нас маленький все очень болен, говорят, от жары и кашля лопнул внутренний сосуд и кровоизлияние, опухоль на боку, боль и жар. Молись о нас. Твоя Анна» (июнь 1912 года). «Мама (царица. — А. Б.) обрадована телеграммой, у маленького нога болит, тоскую по тебе, верю: все так же о всех молишься. Анна» (9 июня 1913 года). «Ножка болит. Папа (Николай II. — А. Б.) также расшиб ногу больно, помолись. Другие ничего, часто вспоминаю. Анна» (29 ноября 1913 года).
«Дорогая Анечка» настолько стала близка царской семье, что уже не всегда считала возможным слушаться императрицу и проявляла признаки своеволия, что у Александры Федоровны начинало вызывать раздражение. В 1914 году наступил кризис отношений. Помимо мелких неудовольствий от повседневного поведения Анны царицу стали мучить приступы ревности. Ее возмущало поведение «коровы» (так царь и царица называли ее между собой) в отношении Николая II, которому та постоянно писала пространные послания, полные объяснений в глубоких симпатиях, отнимая у того «драгоценное время» и не понимая, по словам царицы, что «ее письма не представляют для тебя интереса». Хотя эту корреспонденцию Вырубова всегда давала читать царице, но тем не менее у той возникали какие-то тревожные опасения.
Вот выдержка из письма Александры Федоровны от 27 октября 1914 года: «Утром она опять была со мной очень нелюбезна, вернее, даже груба, а вечером явилась гораздо позже, чем ей было позволено прийти, и странно вела себя со мной. Она сильно флиртует с молодым украинцем (речь идет о раненом из царскосельского госпиталя. — А. Б.), тоскует и жаждет тебя и по временам чрезвычайно весела… Конечно, это нехорошо, что я на нее ворчу, но тебе хорошо известно, как она может раздражать. Увидишь, когда вернешься, она будет тебе говорить о том, что как ужасно она без тебя страдала, хотя она вполне наслаждается обществом своего друга, которому кружит голову, но не настолько, чтобы позабыть о тебе. Будь мил и тверд, когда вернешься, не позволяй ей грубо заигрывать с тобой, иначе она становится еще хуже — ее постоянно следует охлаждать».
Все время призывая царя к твердости, к проявлению воли, сама Александра Федоровна не нашла в себе силы объясниться с подругой — духу не хватило. Однако отношения между ними явно затухали, и если бы не события начала 1915 года, то вряд Ли Вырубова продолжала оставаться особо доверенным лицом. Однако страшная железнодорожная катастрофа, жертвой которой стала подруга царицы, изменила ход событий.
Согласно сводке тогдашнего товарища (заместителя) министра внутренних дел, 2 января 1915 года «на 6-й версте на Царскосельской дороге от Петрограда произошла железнодорожная катастрофа. Это было во второй половине дня, в 5 час. 43 мин. вечера. Убито было 4 человека, тяжело ранено 10 и легко около 40. Среди тяжелораненых оказалась А. А. Вырубова, которую отнесли в ближайшую будку стрелочника. У нее были переломаны обе ноги, черепная травма. Она страшно кричала… Императрица прислала врача-женщину княгиню Гедройц — главного врача Царскосельского лазарета императрицы. Осмотрев А. А. Вырубову, она нашла ее состояние настолько тяжелым, что просила немедленно вызвать ее родителей, так как ей оставалось жить несколько часов… На поезде императрицы Вырубову отвезли в госпиталь в Царском Селе».
Вечером того рокового дня у постели бредившей больной появился Распутин. Он поднял руки, обратился к умирающей: «Аннушка, открой глаза». Неожиданно для всех Вырубова вернулась из забытья и обвела взглядом присутствующих. С этого момента ее состояние удивительным образом стало улучшаться. Несмотря на многочисленные переломы ног, тазобедренных костей и другие травмы, Анна Александровна выжила, но навсегда осталась хромой. Царица же, забыв все свои обиды и недовольства, часами сидела рядом, ухаживала за ней во время болезни.
Железнодорожная катастрофа и связанные с ней тяжелые потрясения вызвали в душе у Вырубовой еще большую симпатию к Распутину, молитве которого она приписывала свое спасение. Частое общение с ним стало потребностью ее души. В ноябре 1915 года, говоря о ней, императрица с удивлением воскликнула: «Как она вынослива, хотя и жалуется, что калека! Почти ежедневно трясется в автомобиле в город и взбирается на третий этаж к нашему Другу».
В результате аварии характер «коровы» ухудшился, и она стала часто вести себя как капризный ребенок, что Александра Федоровна выносила молча. В письмах же мужу постоянно жаловалась на ее поведение. «Она думает только о себе, — писала императрица в марте 1915 года, — и злится, что я так много времени провожу с ранеными… Если бы она хоть раз соблаговолила вспомнить, кто я, она поняла бы, что у меня есть другие обязанности, кроме нее. Мы ее слишком избаловали, но я серьезно нахожу, что она, как дочь наших друзей, должна была бы лучше понимать вещи, меня изводит ее эгоизм».
Однако ничего уже больше не изменилось. Александре Федоровне и Вырубовой суждено было еще пережить многое. До окончательного крушения их мира они остались неразлучными, и царица смирилась со всеми причудами и неудобными привычками Ани, у которой никого ближе на свете не было и которая доверяла царице все. Старшая дочь Николая II, великая княжна Ольга Николаевна, сообщала отцу в августе 1916 года: «Аня получила длинное, интересное письмо от Н. Н. Родионова (старший лейтенант гвардейского экипажа. — А. Б.), которое она сама не читала, но в ее отсутствие Мама получает всю ее почту и разрешается такие письма читать».
После Февральской революции для Вырубовой началась полоса арестов и гонений. Анне Александровне, как и ее развенчанной покровительнице, пришлось испытать много унижений и оскорблений; эту личность воспринимали как олицетворение всего самого темного и грязного, что было в свергнутом режиме. Находясь в заточении в Свеаборгской крепости, она писала одной своей знакомой в сентябре 1917 года: «Боже, что я переживаю и пережила и часто думаю, за что Богу угодно было так снова испытать меня после всех уже пережитых страданий… Я в руках черни — то, чего боялась, и Вы сами знаете, что эта толпа матросов не рассуждает, они как дикие звери».
Примерно так же воспринимала окружающий мир и арестованная царица, которая не могла понять, чем прогневила Господа. Однако она никогда не теряла надежды на Его милость. Послефевральская судьба Александры Федоровны уже не была связана с «дорогой Анечкой», которая наверняка по своей воле никогда бы не оставила императора и императрицу. Потерпев множество крушений, разочарований и предательств, опальная царица могла быть уверена, что в искренней верности А. А. Вырубовой она не ошиблась. По крайней мере одна «подданная» у нее оставалась.
«Исчадие ада» выводят на арену
Предметом оживленных разговоров в светских и политических салонах Петербурга Распутин становится с конца 1909 года. В последующие год-два тема выходит далеко за рамки сплетен о семейном времяпрепровождении царской семьи и все больше и больше приобретает политический характер.
Именно в этот период враги монархической системы вообще и личные недоброжелатели Николая II в частности начали публично «размахивать» этим именем. Как справедливо заметил лейб-медик Е. С. Боткин, «если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь».
Настроение умов «просвещенной публики» было готово к восприятию любой антицарской клеветы, принятию самых невероятных суждений о государе и его близких. Как уже говорилось, истинное положение вещей, реальные факты и события мало кого интересовали. В тон общественных представлений попадало лишь то, что соответствовало двухмерной системе политических координат: все, что связано с властью, есть зло, темнота и невежество. В то же время все и всё, что этой власти противостоит, вызывало если и не умиление, то уж сочувственное снисхождение обязательно. Чтобы пояснить читателю, какие конкретные формы приобретало умопомешательство «передовых кругов общества», сошлемся лишь на один случай, далеко не самый известный, но чрезвычайно показательный.