Распутин. Анатомия мифа

Долгими неделями и месяцами идти пешком в любую погоду, преодолевать сотни и тысячи верст, терпеть холод и голод, чтобы потом у алтаря, у очередной христианской святыни обрести радость и новые силы. Питался чем придется, что подадут, порой и просто травой, а несколько раз чуть не пал жертвой «лихих людей», еле ноги унес. Это был подвиг смирения и самопожертвования, на который способны лишь по-настоящему верующие люди. Никаких выгод — а Распутину часто облыжно приписывали хитрую расчетливость — такие паломничества принести не могли.
Близкая знакомая последней царицы Юлия (Лили) Ден, прожив много лет после революции в Англии, в книге своих воспоминаний пыталась объяснить английскому читателю духовную атмосферу России: «Если бы какой-то пилигрим решил совершить такое же путешествие из Эдинбурга в Лондон, его бы осудили за бродяжничество и, вероятнее всего, отправили в сумасшедший дом. Случаи такого рода в Англии — неслыханное явление, но в России подобное происходило сплошь и рядом. Мы так привыкли ко всему необычному, что, полагаю, русский обыватель ничуть бы не удивился, если бы встретил на улице Архангела Гавриила!»
У Распутина при всей его духовной ориентированности оставались земные интересы: дом, жена, дети, заботы по хозяйству. Когда сын стал регулярно отправляться странствовать, отец не одобрял, бранил, но Григория это не останавливало. Ефим Федорович смирился, тем более что постепенно в хозяйстве появлялись добровольные помощницы (мужчин в услужение не брали), за кров и стол выполнявшие различные работы.
Вполне возможно, что Распутин со своими способностями и молитвенным усердием так бы и остался в лучшем случае знаменитостью своего края, если бы Провидению не было угодно свести его с лицами, обитавшими на невероятной высоте.
Здесь необходимо сделать важное пояснение. Распутин сам специально никогда и никуда «не лез»; ему везде помогали многочисленные покровители и почитатели его, как казалось, природной естественности и необычных дарований. Григорию на своем веку удалось очаровать и покорить души нескольких крупных церковных деятелей, имевших и глубокую веру, и кругозор, и разносторонние знания. Именно они выводили в свет этого человека, давая ему наилучшие аттестации.
С начала XX века в биографии Григория Распутина появляются уже определенные хронологические ориентиры, позволяющие систематизировать его путь наверх. Впервые в Петербург он приехал в 1903 году, уже успев к тому времени «покорить сердце» казанского епископа Хрисанфа, рекомендовавшего его ректору Петербургской духовной академии епископу Сергию, который в свою очередь представил Распутина профессору, иеромонаху Вениамину и инспектору академии (затем ректору), архимандриту Феофану. Последний был приветливым человеком, добрым христианином, целиком занятым благочестивым служением.
В кругах церковных иерархов и учеников академии Распутин вращался довольно долго, прошел здесь «свои университеты» и, обладая живым, цепким умом и прекрасной памятью, многое почерпнул от общения с ними. Уже к началу 1905 года Феофан испытывал глубокую симпатию к этому сибирскому мужику-проповеднику, увидев в нем носителя новой и истинной силы веры. «Старец Григорий» произвел впечатление и на известного в начале века проповедника, имевшего огромный моральный авторитет в России, — отца Иоанна Кронштадтского, который благословил его.
Духовник великого князя Петра Николаевича и его жены великой княгини Милицы Николаевны, отец Феофан ввел «сибирского старца» в великокняжеские покои. Вокруг черногорских принцесс, ставших великими княгинями, сложился небольшой кружок «искателей веры». Центром здесь была Милица, истово искавшая глубинный смысл в иррациональном и даже, чтобы ознакомиться с сочинениями восточных мистиков, специально изучившая языки народов Востока. Усадьба Знаменка под Петербургом, недалеко от Петергофа, где Милица с мужем проживали с весны до поздней осени, стала центром «поисков и прозрений», которые несло с собой все то, что не поддавалось обычному объяснению. Здесь жили и «кудесничали» иностранные маги и провидцы; здесь же весьма успешно произошел «великокняжеский дебют» Григория Распутина.
 
От салона Милицы был уже всего шаг до царских чертогов. Роковая встреча должна была состояться, и она в конце концов состоялась. Это произошло 1 ноября 1905 года в Петергофе. В дневнике Николая за этот день читаем: «Пили чай с Милицей и Станой (сестрой Милицы Анастасией. — А. Б.). Познакомились с человеком Божьим — Григорием из Тобольской губернии».
Царь и царица находились в подавленном состоянии духа. Общее положение дел в стране было для них безрадостным. Несмотря на Манифест 17 октября, провозгласивший введение в России политических свобод, умиротворения не наступило. Отовсюду шли сигналы о беспорядках и насилиях. В такой мрачной атмосфере и появился тот, кто утешил их беседой, предсказав благоприятное и скорое завершение смут и волнений.
Никаких особых потрясений от первого общения с Григорием царь не испытал. Для него, как православного христианина, беседы с «Божьими людьми» давно являлись обычным делом, и некоторые встречи глубоко западали в душу. Он, например, навсегда запомнил прорицания юродивой Паши из Саровской пустыни (обители), предсказавшей ему при встрече в 1903 году и войну с Японией, и убийство дяди — великого князя Сергея Александровича. Исполнялись и другие пророчества.
Черногорки выступали покровительницами Распутина, всячески расхваливая его способности перед царем и царицей. 9 декабря 1906 года Николай II записал: «Обедали Милица и Стана. Весь вечер они рассказывали нам о Григории». Трудно сказать, чем поразил этот человек воображение черногорских принцесс, но не исключено, что они действительно хотели использовать его как инструмент своего воздействия на царя. Однако это утверждение, многократно уже повторенное, все-таки является не более чем предположением. Примерно до 1909 года сестры принимали в Распутине большое участие.
В 1907 году великая княгиня Милица Николаевна даже совершила паломничество в Верхотурский монастырь и «инкогнито» посетила Распутина в Покровском. Это был первый и последний визит родственницы царя к Григорию Распутину. Очарованная «простотой и искренностью», Милица даже подарила «провидцу из Сибири» несколько тысяч рублей, на которые был построен в Покровском большой и добротный дом для семьи Распутина.
Тот далеко не сразу стал для царя и царицы тем «дорогим Григорием», для которого были открыты их души. Они с радостью встречались и охотно слушали других носителей «высшей правды». «В 4 часа __ к нам пришел человек Божий Дмитрий из Козельска около Оптиной пустыни, — записал Николай II 14 января 1906 года. — Он принес образ, написанный согласно видению, которое он недавно имел. Разговаривали с ним около полтора часа». С позиций рационалистического и циничного XX века может возникнуть недоуменный вопрос: что могло связывать правителя огромной державы и каких-то безграмотных странников и юродивых, с которыми он и жена разговаривали часами! Этот вопрос уместен лишь в том случае, если отнять у Николая и Александры право на душевную радость, тот праздник, который давало верующему прикосновение к «Божественному откровению». Поэтому и воспринимали они этих внешне непрезентабельных людей совершенно иначе, чем те, для кого жизнь — всего лишь «способ существования белковых тел».
До конца 1907 года встречи императорской четы со «старцем Григорием» были случайными и довольно редкими. Вторая произошла через много месяцев после первой, летом 1906 года, когда, посетив усадьбу Анастасии Сергиевку, там «увидели Григория». Но радость от общения, как всегда в таких случаях, возникла. Вот, например, запись Николая от 19 июня 1907 года: «В 3 часа поехали с Аликс в ее двуколке на Знаменку… Встретили Стану на террасе перед дворцом, вошли в него и имели радость увидеть Григория. Побеседовали около часа и вернулись к себе».
Можно уверенно указать на время сближения царской четы и сибирского странника. Это произошло в октябре 1906 года, когда Распутин познакомился и с царскими детьми. Первоначально Николай II согласился ненадолго принять Григория, который собирался передать венценосцам чудодейственный образ Симеона Верхотурского. Нежданно встреча затянулась, и Григорий впервые покорил повелителя державы своими откровениями и размышлениями. Венценосцы признали его необычность.