Саботажник

— Да, пожалуй, — сказал мясник. Он поднял свое грузное тело из кресла, раздавил окурок сигары и сказал: — Пока, парни. Пойду в вагон с обзорной площадкой. Если кто хочет выпить, я угощаю.
Белл вернулся в свое купе.
Тот, кто сел в последнюю минуту, к тому времени как Белл добрался до последнего вагона, исчез, что неудивительно, так как «Оверленд лимитед» состоял исключительно из купейных вагонов, и других пассажиров здесь можно было встретить только в вагоне-ресторане и в последнем, упомянутом обзорном вагоне. В вагоне-ресторане было пусто, только официанты накрывали столы к ужину, а в обзорном вагоне никто из курящих не походил на хорошо одетого мужчину, которого Белл видел издалека. Не походили они и на портрет Саботажника, нарисованный лесорубом. Белл звонком вызвал проводника. Это оказался чернокожий средних лет: взрослый достаточно, чтобы родиться в рабстве, но недостаточно, чтобы помнить это рабство.
— Как вас зовут? — спросил Белл. Он никак не мог усвоить общую привычку называть всех проводников «Джорджами» по имени их хозяина Джорджа Пуллмана.
— Джонатан, сэр.
Белл вложил в мягкую ладонь десятидолларовую банкноту.
— Джонатан, взгляните на этот рисунок. Не видели в поезде этого человека?
Джонатан принялся разглядывать рисунок.
Неожиданно за окнами в реве ветра и пара промелькнул идущий на запад экспресс: поезда разминулись на общей скорости сто двадцать миль в час. Осгуд Хеннеси проложил второй путь на ветке до Омахи, а это означало, что поезда больше не теряли время, пропуская друг друга.
— Нет, сэр, — сказал проводник, качая головой. — Никого похожего на этого джентльмена я не видел.
— А на этого?
Белл показал рисунок с бородой, но ответ был прежним. Детектив был разочарован, но не удивлен. Идущий на восток «Оверленд лимитед» — только один из ста пятидесяти поездов, покинувших Огден после того, как в конюшне убили преступника. Конечно, в Нью-Йорк, на который указал в своем издевательском письме Саботажник, направлялись меньше поездов.
— Спасибо, Джонатан. — Он дал проводнику свою карточку. — Пожалуйста, попросите кондуктора зайти ко мне, когда ему будет удобно.
Не прошло и пяти минут, как в купе постучал кондуктор. Белл впустил его, выяснил, что кондуктора зовут Билл Кукс, и показал ему два рисунка, с бородой и без.
— Садился ли в Огдене на поезд человек, похожий на этих?
Кондуктор внимательно изучил рисунки, держа в руке сначала один, потом другой, поднося их к свету фонаря, потому что за окном уже стемнело. Белл наблюдал за выражением лица Кукса. Кондукторы, отвечающие за безопасность поезда и за то, чтобы все пассажиры оплатили проезд, обычно очень наблюдательны и обладают хорошей памятью.
— Нет, сэр, не думаю… Хотя вот этот кажется знакомым.
— Вы видели этого человека?
— Ну, не знаю… Но лицо знакомо. — Он ладонью погладил подбородок и неожиданно щелкнул пальцами. — Вот откуда я помню его лицо. Видел в кино.
Белл забрал рисунки.
— Но никто похожий в Огдене не садился?
— Нет, сэр. — Кондуктор усмехнулся. — Вы на минуту меня огорошили, пока я не вспомнил кино. Знаете, на кого он похож? На актера. «Брончо Билли» Андерсона. Верно?
— А кто сел в поезд в последнюю минуту?
Кондуктор улыбнулся.
— Вот это совпадение.
— О чем вы?
— Я как раз шел к вам в купе, когда проводник передал мне вашу карточку. Джентльмен, о котором вы спрашиваете, просил меня пригласить вас на партию в дро-покер после ужина в номере судьи Конгдона.
— А кто он?
— Как же, сенатор Чарлз Кинкейд!
  
Глава 16
 
— Так это был Кинкейд?
Белл понимал, что это невероятно. Но в том, как человек, которого он заметил, садился в поезд, было некое напряжение: он как будто прилагал особые усилия к тому, чтобы уехать из Огдена незамеченным. Совершенно невероятно, следовало это признать. Мало того, что прошло множество поездов: люди очень часто бегут, опаздывая на поезд. Он сам часто так делает. Иногда нарочно, чтобы догнать кого-нибудь на поезде или уйти от слежки.
 
— Когда я слышал о нем в последний раз, — задумчиво сказал Белл, — сенатор был в Нью-Йорке.
— О, он часто ездит, сэр. Знаете этих чиновников, всегда в пути. Ответить, что вы принимаете приглашение?
Белл смерил кондуктора холодным взглядом.
— Откуда сенатору Кинкейду стало известно мое имя и то, что я в поезде?
Не часто увидишь кондуктора «Лимитед» смущенным; разве что кто-нибудь спрыгнет на рельсы. Кукс начал запинаться.
— Ну, он… Знаете, сэр, как это бывает.
— Бывает так, что разумный путник старается подружиться с кондуктором, — сказал Белл, смягчая выражение лица, чтобы не утратить доверия собеседника. — А разумный кондуктор старается, чтобы все пассажиры были довольны. И особенно те пассажиры, которые больше других заслуживают довольства. Следует ли мне напомнить вам, мистер Кукс, что согласно прямому приказу президента дороги детективы Ван Дорна — ваши лучшие друзья?
— Нет, сэр.
— Вам это ясно?
— Да, сэр, мистер Белл. Простите, если причинил вам неприятности.
— Не волнуйтесь, — улыбнулся Белл. — Вы ведь не передавали тайные сведения грабителю поездов.
— Вы очень добры, сэр, спасибо… Ответить сенатору Кинкейду, что вы будете играть в дро-покер?
— Кто еще играет?
— Судья Конгдон, конечно, и полковник Блум.
— Кеннет Блум?
— Да, сэр, угольный магнат.
— Когда я в последний раз видел Кенни Блума, он ходил с совком за слоном.
— Просите, сэр, я не понял.
— Мальчишками мы недолго работали в цирке. Пока отцы нас не поймали. Еще кто?
— Мистер Томас, банкир, и мистер Пейн, адвокат, и мистер Мозер из Провиденса. Его сын заседает с мистером Кинкейдом в сенате.
Двух более подобострастных защитников корпораций трудно отыскать, подумал Белл, но вслух сказал:
— Передайте сенатору, что я с удовольствием присоединюсь.
Кондуктор Кукс направился к выходу.
— Должен предупредить, мистер Белл…
— Крупные ставки?
— Это тоже. Но, если детективы Ван Дорна мои лучшие друзья, я должен предупредить, что один из джентльменов, с которыми вы будете играть, помогает своей удаче.
Исаак Белл оскалил зубы в улыбке.
— Не говорите, кто из них шулер. Мне интересно будет понять это самому.
Судья Джеймс Конгдон, устроитель вечерней игры в дро-покер, оказался худым, морщинистым человеком с аристократическим поведением и жесткими, неуступчивыми манерами, под стать тому металлу, на котором он заработал состояние.
— Десятичасовой рабочий день, — объявил он голосом, подобным скрежету угля на лотках, — привел бы к уничтожению сталелитейной промышленности.
Это утверждение вызвало серьезные кивки плутократов, собравшихся вокруг крытого зеленым сукном игорного стола, и громкое «Слушайте! Слушайте!» сенатора Кинкейда. Сенатор начал разговор заманчивым обещанием голосовать в Вашингтоне за более строгие законы, которые позволили бы принимать жесткие меры против забастовщиков.
Если в идущем через ночной Вайоминг «Оверленд лимитед» кто-нибудь сомневался в серьезности конфликта между профсоюзами и владельцами заводов, Кен Блум, унаследовавший половину антрацитовых шахт в Пенсильвании, мог рассеять эти сомнения.
— Права и интересы рабочих надо защищать не агитаторам, а тем, кому господь в его бесконечной мудрости дал власть над собственностью в стране.
— Сколько карт, судья? — спросил Исаак Белл: пришла его очередь сдавать. Была середина раунда, и обязанностью сдающего было следить, чтобы игра продвигалась — нелегкая задача, потому что, несмотря на высокие ставки, партия была дружеской. Большинство участников хорошо знали друг друга и часто встречались за игорным столом. Разговор переходил от сплетен к добродушному подтруниванию, иногда кто-нибудь стремился выведать намерения соперника и насколько сильные у него карты.
Белл уже заметил, что сенатор Кинкейд как будто побаивался судьи Конгдона, который иногда называл его «Чарли», хотя сенатор постоянно напоминал, чтобы его называли «Чарлз», если не «господин сенатор».