Сложные оборотни госпожи Дарианы (СИ)

Больше она не позволит ему победить. Еще десять минут, и он отстанет. По его дыханию слышно, что выносливость трещит по швам. В то же время лес изменился: все больше пригорков, овражков, а пересеченную местность преодолевать сложнее. Здесь преимущество у того, чья форма лучше, а волк, однозначно, находился не на пике своих возможностей.
Маркус чувствовал себя скверно. Дыхание нарушено, красные пятна перед глазами, он полагался только на ноги, которые, словно отделившись от остального тела, продолжали делать свою работу, не сбавляя скорости. Необходимо сосредоточиться.
Навыки бойца заключались не столько в силе удара, сколько в умении видеть себя и противника в пространстве. Нельзя наступить не на ту ветку или позволить лапе соскочить в яму. Он напрягал зрение, чтобы среди пляшущих точек видеть впереди каждое препятствие, а вблизи — любую неровность, прежде чем задние лапы оттолкнутся, перенося передние.
Дариана заметила, что начался подъем и возликовала. По всем признакам у нее открылось второе дыхание: бег достиг той стадии, когда все системы слаженно толкают кровь и окончательно приноравливаются к амплитуде движений. У волка нет шансов. Она задрала морду, чтобы проверить, где находится луна. Скоро лес огласится победной песней.
В этот момент передние лапы коснулись части подлеска, поредевшей в этой части леса по мере того, как кончались деревья, — но все еще плотного и предательски скрывавшего корень старой сосны. Он вылез из земли, словно ведьмина клюка, хотя скрывался до последнего. Правая лапа уверенно встала на землю, при следующем прыжке ее дернуло назад — корень сыграл роль капкана, который клацнул челюстями, цапнул свою жертву и отпустил.
Но это Дариане не помогло, она перекувырнулась на скорости. Один раз, второй. И когда снова поднялась на ноги, разогнаться уже не успела. Маркус бросил силы на финальное ускорение в этом забеге. Сам от себя не ожидал, что сумеет. Не издавая ни звука, он настиг ее и в прыжке опрокинул обратно в траву.
Деревья сомкнулись над ними, как в последний раз. Волк зажал челюсти на шее самки, не давая сопротивляться и обездвиживая тяжестью своего тела. Дариана не готова была уступать. Волчица для самозащиты больше не годилась, и она обернулась в получеловека-полуволка, готовая к драке. Однако Маркус не дал себя сбросить: его оборот прошел так же легко и быстро.
Они расцепились на полсекунды, чтобы снова кинуться друг на друга с истошным воем. Дариана знала, что проиграла. Не потому что он и в этой ипостаси был, безусловно, сильнее, а потому что монстры не умели сдерживаться — пересиливать свои желания, как люди, или концентрироваться ровно на одном из инстинктов, как волки.
Рычание сменилось стоном, она повисла у него в руках, покусывая за плечо, — скорее приглашающе, чем возмущенно. Луна сделала зигзаг, и рухнула за лесом.
— Моя, — прошептал зверь почти человечьим голосом. — Полная Луна сменилась Новой, небо в свидетелях: ты моя.
Когда я очнулась, то лежала обнаженной на огромном мохнатом звере. И это было очень удачно, потому что оказаться в это время года на голой земле стоило бы мне пары дней в компании доктора Пенна. Руки и ноги Маркуса, такие же шерстяные, как все остальное, накрывали сверху не хуже шубы. Сам не мерз и мне не давал. Так долго находиться в шкуре монстра я не умела.
— Такая теплая, гладкая, моя, — он продолжал шептать одно и то же, и когда шел в сторону дома, за один шаг легко перемахивая на полтора метра.
Конечно, обернись мы в волков, то добрались бы гораздо быстрее. Но мне так сладко и лениво, что снова входить в раж, обострять органы чувств до предела, мчаться на запах — пожалуй, нет. Пускай несет. Тем более дер Варр все последние часы совсем не выглядел умирающим. Ни от тоски, ни от чего-нибудь другого.
Начну с ним спорить, снова затянет свое: у него все хорошо, потому что мы со Стефаном рядом, а сейчас еще лучше — потому что снова обладал своей истинной. Упрямый до ужаса, на каждый мой аргумент найдет свой, если нужно — придумает. Я все это уже проходила, поэтому сейчас важно максимально проявлять спокойствие.
 
Уж я-то, взрослая женщина, ближайший помощник ректора, в курсе, как оборотни снимают напряжение. Мы бывшие любовники, не виделись тучу лет — у многих пар за это время щенки выросли и пошли служить — накопившиеся эмоции вылились в скандал, а дальше закончились сексом. У волчьих пар всегда так, иначе мы бы только и занимались, что хоронили одного из супругов.
Так, но мы не пара. Более того, мы поспорили, когда он стал настаивать, что мой обет ни к черту не годится. А сейчас, получается, обета больше нет. И об этом знает не только Маркус: мои портреты хранятся и у родни, и у ближайших соратников отца… Да даже в детских садах, где воспитываются малыши Полной Луны, их ставят на полочку. Вот, смотрите, госпожа Дариана — она родилась в конвульсиях, в самую тяжелую лунную фазу, и не должна была протянуть и месяца, а выросла здоровенькой и не сошла с ума, в отличие от своей матери. И сейчас ваша госпожа снова готова вернуться к поискам мужа.
Маркус нес меня бережно, но его ноги и руки немного пружинили — не исключено, что он специально покачивал меня, как ребенка. Минут через десять я стала клевать носом, и проплывающий мимо лес сливался в одно темное пятно. Разве это честно, что мне с ним так хорошо?
Проснулась я у себя в комнате, завернутая в одеяло. На меня через всю кровать глядели большие рождественские носки. Я пошевелила пальцами, Ирма связала носки разными по размеру, но одинаково красными, и преподнесла их в подарок почти год назад.
— Кровать надо поменять, она слишком большая, — проворчал Маркус, который так хитро свернулся у меня под боком, что вначале приняла его за гору подушек.
— В честь чего? — мой голос опять зазвенел. — Нарываешься?
— Не собираюсь. У меня совсем другие планы. Показать какие?
На столе в шкатулке сердито бил крыльями Бен. Стрекозел возмущен, что дер Варр, который неоднократно угрожал размазать его по стене, теперь, можно сказать, спит с ним в одной комнате.
— Спорим, я отгадаю, какими будут твои следующие слова? — усмехнулся Маркус. — Это случайность. У тебя давно никого не было. Я мерзкий и озабоченный тип. А то, что обет исчез сам собой спустя сто тридцать лет прикрытия твоих чресел, так это совпадение.
— Не смей на меня так смотреть! О твоих похождениях налево писали все бульварные газеты. Неудивительно, что Элоиза не выдержала и ответила тем же. У меня, между прочим, после Фредерика действительно никого не было. Обет — это не шутки, не твои жалкие кривляния. А насчет совпадения, ну для разнообразия, должен же ты хоть иногда оказываться прав.
Маркус с ворчанием потянулся ко мне, демонстрируя кошачью гибкость. Сначала поцеловал в нос, а потом нырнул ниже и, когда я от волнения перестала дышать, сдернул зубами один носок, а затем и второй, легонько прикусив большие пальцы.
— Какие забавные зайцы. Или это олени? — он выплюнул второй носок на пол. — Есть время выяснять отношения и время заниматься любовью. Ты же не хочешь, чтобы мы повторили весь цикл — повздорили, поломали мебель, накинулись друг на друга, и, очевидно, перебудили весь дом?
Я не хотела. Я поймала его ступнями за шею, потом закинула ноги на плечи и попыталась зажать между бедрами, как это делают девушки-гимнастки, борясь с мужчинами в показательных боях. Но я преподаватель, а не циркачка: ноги сильные, а сноровки нет. Маркус легко выскользнул из захвата и, удерживая мои бедра руками, добрался губами до живота.
— Собираешься поиграть, Дарриа?
Как же я люблю, когда он произносит мои имя. Хрипло, с этой непередаваемой интонацией, как будто угрожает и гладит одновременно. Не знаю, когда он успел надеть на меня сорочку, но сейчас он задрал ее чуть ли не к шее. О нижнем белье он, конечно, не подумал — исудя по судорожному дыханию, жалел о чем угодно, только не об этом.
Я всхлипнула, снова сомкнула ноги, на этот раз вокруг его талии, а он приник к моей груди — сначала к одному соску, затем к другому.